Братья Ждер - Михаил Садовяну

Выслушав его, князь долго молча в задумчивости. Казалось, его гнетет горькое сожаление.

— И ничего больше не узнали?

— Ничего, князь. Ничего.

— А что за голоса он слушал?

— И этого мы не смогли узнать, государь. Может быть, ему и было кое-что ведомо, но мы не понимали его слова. Знал он тайную науку движения звезд и солнца; читал на небе знаки зодиака, в точности определял на каждый год сроки, когда наступит пасха. Однажды старец сказал, что прислушивается, чтобы узнать по гулу земли, когда поднимется против Змия святой великомученик Георгий. Но мне почудилось, что это речь слабоумного.

Иеромонах Иоил вышел похлопотать об ужине и ночлеге князя. Штефан по-прежнему сидел печальный, погрузившись в свои мысли. Преподобный Амфилохие раскрыл складень и развернул книги. Господарь в глубокой задумчивости слушал священные стихи, постепенно проникаясь их сладостью.

Немного погодя он заметил у дверей среди охотников Маленького Ждера и, подозвав его, подробно расспросил обо всем, что Ионуц видел у Белого источника. Больше всего удивил его рассказ о землянике — на некоторых стеблях висят крупные, словно коралловые ягоды, а иные еще только цветут.

— Растут они прямо против двери, там, где он стоял на коленях и бил земные поклоны, — высказал свое мнение Ионуц. — И еще увидели мы, государь, у ручья вечнозеленую траву, называемую листом пустынника. Растет она там, чтобы люди помнили о том, кто посеял ее.

Князь слушал и думал о чем-то своем.

— Он бил поклоны у самого входа в пещеру?

— Там, государь. У каменного порога. И оттого что он год за годом склонял колени в этом месте, в каменной плите образовалась впадина.

— Завтра, прежде чем двинуться в обратный путь, я должен спуститься туда и увидеть это место, — сказал со вздохом господарь.

Старшине Кэлиману не понравилась печаль князя.

— А я, князь-батюшка, полагаю, что все это выдумки, — вмешался он.

Князь вздрогнул.

— Что именно, честной старшина?

— Чур тебя, нечистая сила! Выдумки, что схимник-де помер. Чабаны сказывают, что он жив и где-то скрывается вместе с зубром.

Князь покачал головой.

— Где же ключ к разгадке, отец Амфилохие?

— Преславный государь, — ответил архимандрит, — мы не можем верить в колдовство. Святой старец умер. Пророчество, которое он хотел поведать тебе, сбудется волею владыки небесного, когда настанет час и поднимутся князья и кесари и Венеция вышлет в море суда, набитые золотом, а святой наместник апостола Петра в Риме благословит народы тех стран встать на защиту истины. Тогда поднимутся и все жители нашей земли.

Князь размышлял, нахмурив брови. Внутренний голос шептал ему: «Недра всколыхнулись, а мы еще не готовы к великому делу».

— Я хочу остаться наедине с тобой, святой отец, — сказал он. — Ужина мне сегодня подавать не надо.

В ту ночь Штефан заснул поздно, после долгих молитв. И привиделся ему тот же сон, что и накануне. Схимник благословлял с вершины высокой горы огромный пожар, охвативший города и села Молдовы. А князь, стоя рядом со святым старцем, в великом волнении открывал для себя значение вещего сна.

ГЛАВА X

О княжеской свадьбе и горестях житничера Никулэеша Албу

Вернувшись в Сучавскую крепость, князь стал готовиться к встрече царевны Марии. Решение его было твердо: сразу после свадьбы двинуть полки на юг, к рубежам турецкого царства.

Первым предстал перед государем по возвращении его с охотничьей потехи новый спэтар, боярин Михаил Врынчану. Именно его и снарядил Штефан с боярами и конниками из Верхней Молдовы встретить в Яссах царевну-невесту. Верным и усердным показал себя новый спэтар. Седин он еще не нажил, бороды не отрастил и ростом не вышел. В этом сухощавом чернявом боярине жила великая любовь к своему господину, отражавшаяся во взгляде больших выпуклых глаз. Господарь неустанно возвышал новых людей, подобных спэтару Михаилу, ценя их не за родовитость, а по достоинствам. Иные времена — иные люди. Для искупительных битв, которые снились господарю в его тревожные ночи, нужны были сердца, пылающее верой.

Вместе с Михаилом-спэтаром в Яссы должен был ехать Симион Ждер с двумя сотнями вершников. Осень стояла погожая, на стеблях дурнопьяна в приморских равнинах блестели паутинные нити.

Отстояв утреню в храме Иоанна Нового, царевна Мария выехала из Белгорода восьмого сентября. Испросив защиты у святого мученика и у пречистой девы, царевна в этот светлый день рождества богородицы простилась с генуэзскими купцами, хозяевами каравеллы, которые собирались плыть обратно в Кафу. Она передала через них поклон своим любезным родителям и благоуханным садам Мангупа. Никогда она уже не увидит цветущих роз на берегах Понта Эвксинского. А с отцом своим Олобеем и матерью Марией предстояло ей соединиться лишь в селениях праведных, сияющих вечным светом.

Проливая слезы, царевна Мария простилась со своими провожатыми, возвращавшимися в ее родной край. Вытерев заплаканные глаза шелковым платком, она вздохнула и увидела перед собой пустынные осенние просторы и северное небо. Далеко в той стране находилась Сучавская крепость и суженый ее, которого она еще совсем не знала.

Белгородский пыркэлаб Лука выстроил своих ратников. На стенах зазвучали трубы; государево знамя взвилось над самой высокой башней. Колымага в четыре конные упряжки тронулась в путь. Рядом с невестой сидели служительницы в златотканых покрывалах. Сама царевна тоже носила это восточное одеяние и персианские, розового цвета, вышитые туфельки. Грудь ее украшали длинные жемчужные ожерелья. По сторонам колымаги и позади ее, сидя в высоких седлах с короткими стременами ехало шестеро татарских воинов в шлемах и с копьями. Дальше широким кругом скакали господаревы ратники. Ближе всех по левую сторону ехал верхом пыркэлаб Лука, дававший царевне пояснения на единственном понятном ей греческом языке.

Поезд двигался быстро. Первый привал сделали в Выртежень. Встречать княжескую невесту вышло восемьдесят молодых рэзешей Лэпушны на белых конях. Капитан рэзешей Лека Тэтэрану поднес царевне хлеб- соль.

Девятого числа поезд остановился в городе Лэпушне. Там к княжьему поезду присоединились отец Варлаам, настоятель Зографского монастыря на Святой горе, и сопровождавшие его монахи. Настоятель Варлаам благословил царевну и преподнес ей тоненькую щепочку от креста Христова, обернутую в золотую фольгу.

Третью остановку сделали в городе Фэлчиу. Епископ Инокентий вышел навстречу во главе клира и многочисленных толп, кадя и благословляя царевну, и воздал хвалу всевышнему за то, что удостоился лицезреть господареву невесту. Царевна отправилась отдохнуть в епископские палаты. Как только колымага остановилась, перед ней предстал его милость Мирча, ворник Нижней Молдовы, чей двор находился в Бырладе. С ним были двое тиунов и сотня бырладских ратников. К ушам коней были, как серьги, привешены цветы.

Царевна с великим удовольствием наблюдала эту картину с высоты красного крыльца. Всадники и толпы народа, махая шапками, радостно шумели. Никто из присутствующих не мог пояснить гостье, что кричат люди. Пыркэлаб Лука, провожавший царевну в течение двух дней, вернулся в Белгород. А честной ворник Нижней Молдовы, не будучи умудрен святым духом, хоть и нещадно теребил бороду, ничего не мог вымолвить на языке царевны. Да и молдавские слова, которые он бормотал, мудрено было понять. В конце концов царевна заулыбалась, засмеялась. Засмеялся и ворник. Веселье передалось и всем, кто стоял на крыльце епископского дома. Заметив такое приятное расположение духа, народ еще пуще развеселился, зашумел. По приказу ворника по двору разъезжало восемь телег, нагруженных бочками с молодым вином. Одни служители раздавали кружки. Другие наливали вино, вытекавшее из четырех кранов каждой бочки.

Следующий привал сделали в Яссах в господаревом замке. Там навстречу царевне вышел Симион Ждер с двумя сотнями воинов в блестящих латах на вороных конях. Один Симион гарцевал на белом скакуне. Вид ратников, вмиг соскочивших на землю, лязг их оружия были столь грозны, что сердце царевны забилось от страха.

Преосвященный владыка Тарасий Романский благословил царевну. Более того, при нем разомкнулись ее уста ибо он разумел по-эллински. Подошел и отец Варлаам Афонский. Разговор зашел о ратной мощи Штефана-водэ, свидетельством которого были эти воины. Симион-постельничий подошел к колымаге, опустился на левое колено и поклонился. Между тем воины, держа коней под уздцы, стояли недвижно, словно каменные изваяния. Затем по знаку постельничего топнули ногой и так лихо вскочили в седла, подняв коней на дыбы, что царевна снова оробела. Но воины пришлись ей по душе, и она пожелала узнать, кто их начальник.