Аритмия (СИ) - Джолос Анна

«Приму извинения за стукачество, возьму с тебя обещание забрать документы из академии и отпущу с Богом. Даже до общаги доставлю. По моей вине ты пропустила автобус…»

Откручиваю крышку на бутылке, жадно пью, а затем машинально вытираю губы тыльной стороной ладони. Мерзкие картинки никак не желают убираться из моей головы.

«Давай. Прощение надо заслужить. Вставай на колени».

Руслан виртуозно играл на нервах и прекрасно понимал, что творилось со мной в тот момент. Ему нравилось пугать и ломать меня. Нравилось видеть в глазах страх и протест. И когда я произнесла «лучше убей», в ответ прозвучало снисходительное «Ботинки целуй. Сто тридцать первой даже в планах не было. Я, по-твоему, идиот?».

Знание статей уголовного кодекса теперь не удивляет. Поход в отделение расставил все по своим местам. Мой рассказ вызвал у следователя лишь подобие ленивой улыбки.

«Девушка, а о чем, собственно, идет речь? Сами ведь говорите, что ничего не было. Нет оскверненного тела — нет дела».

Леша молчать не стал. Вступил с сотрудником полиции в словесную перепалку. Долго возмущался, пытался воззвать следователя к совести и даже начал угрожать обращением в вышестоящие инстанции. После чего нас напрямую предупредили, идите мол домой, ребята, и в следующий раз хорошо подумайте прежде, чем приходить с подобной клеветой. Каримов Арсен Амирович — уважаемый человек.

Насколько уважаемый, Леша потом с помощью гугла выяснил…

— Поезжай пока домой, ладно?

— Леш, — цеплялась за брата, рыдая у него на плече.

— Мы разберемся, Даш. Все обязательно разрешится, — обещал он, крепко меня обнимая. — Поезжай. Родители будут рады. Мать всегда плачет, когда за тебя спрашивает.

И я решила последовать его совету. Ян отговаривал, пытался заставить меня поехать к нему, к Роме, в гостиницу. Куда угодно, только не в Новосибирск. Но я, глядя в его горящие отчаянием и безумием глаза, все отчетливее понимала: надо. Надо забирать свои документы из академии. Надо опять начинать с чистого листа. Снова бежать. От Него. Насовсем. Потому что мне все еще больно…

«Что если мне не нужна другая?»

Я столько думала об этих его словах…

Не нужна?

Он говорит одно, а делает совершенно иное.

Вершинина осталась у него ночевать. Ее сообщение, адресованное Рите, развеяло все мои глупые сомнения, но сорвавшееся с его губ «не уберег» все же царапнуло по сердцу острой бритвой. Как и то, что он, потерянный и удушенный чувством вины, склонив голову, сидел у моих ног.

Не уберег.

А разве ты когда-то пытался, Ян?

Все-таки насколько жестокая ирония у судьбы. Я так жаждала спасти его душу, а в итоге безвозвратно потеряла свою…

* * *

Аэропорт Толмачево встречает суетой. Бесконечные чемоданы. Шум. Голоса. Объявления. Опаздывающие пассажиры. Провожающие. Встречающие.

Меня вот никто не встречает, хотя я знаю, что Леша сообщил родителям о моем приезде…

Закинув рюкзак на плечо, плетусь к выходу. Ехать на такси одной страшно. Поэтому, затерявшись в толпе, встаю в очередь на автобус. Так добираюсь до метро, а там уже по красной ветке до Октябрьской.

Иду по знакомому маршруту, разглядываю дома, магазины, аллеи. Странное дело, совсем ничего не чувствую. Ни ностальгии, ни тоски, а я ведь так давно здесь не была… Должно бы что-то всколыхнуться внутри, но чуда не происходит даже у двери нашей квартиры.

Пальцы не сразу тянутся к звонку, а когда эта самая дверь открывается, и на пороге появляется мама, я окончательно теряюсь.

— Даринка, — ее теплые руки обнимают меня на короткое мгновение. — Ой…

Замирает, обеспокоенно осматривая мое избитое лицо. Прижимает ладонь ко рту, в точности повторяя жест Вершининой.

— Что это с тобой? — интересуется испуганно.

— На меня около центра напали, но со мной все в порядке, мам.

Не хочу, чтобы она в очередной раз из-за меня переживала.

— Какой ужас! Денег хотели?

— Да.

Лгу, ведь так нам обеим будет проще.

— Сволочи! Ты проходи, дочка, не стой, — отступая назад, запускает меня в квартиру.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Снимаю рюкзак, расстегиваю куртку и стаскиваю сапоги. Мама все это время внимательно за мной наблюдает. Выпрямляюсь. Сцепив руки в замок, робко улыбаюсь, ведь повисшая между нами тишина начинает давить и нервировать.

— Натаааш, кто там? — доносится до меня взволнованный голос бабушки.

— Ба, это я.

— А… Вернулась, блудница треклятая, — получаю вместо приветствия.

— Идем на кухню. Ты извини, что не встретила в аэропорту. Бабушку сейчас нельзя оставлять одну. Она тут недавно упала с кровати, а я в магазине была…

— А где папа? — осматриваю нашу маленькую кухоньку.

Когда-то мы всей семьей засиживались здесь до позднего вечера. Гоняли чаи, играли в настольные игры под ненавязчивый шум старенького телевизора. Делились новостями, обсуждали планы. Грядущий переезд в Москву.

— Папа… — она как-то сникает и странно меняется в лице. — Папа у Степаныча. Садись. Ты голодная? Я тут салат нарезала, курицу запекла. День рождения, как никак.

День рождения. Он у нас с ней в один день. А я без подарка. Стыдно. Что-нибудь куплю для нее завтра.

— Чай налить?

— Да я, наверное, ничего не хочу, мам.

— Тебе надо… Вон какая худющая!

Выставляет передо мной салатницу, тарелку с кабачками и блюдо с запеченой курицей. Присаживается напротив.

— Как твои дела? Учеба? Работа?

— Все нормально, — глаза в глаза.

Учеба. Работа. Разве ты не видишь? От меня одна оболочка осталась. Я ведь даже живой себя не чувствую.

— Ешь.

А я понимаю, что кусок в горло не лезет. Ее показная радушность так не вяжется с теми эмоциями, что написаны на осунувшемся, постаревшем лице.

— Мам…

Из ее глаз начинают катиться слезы.

— Ой, дочка… Врешь мне. Все ты врешь! — достает платок из кармана застиранного халата. — Домой теперь вернешься?

Неужели Леша все рассказал ей? Но я ведь просила. Никому.

— Я…

— Боже мой, Даша, ничему тебя жизнь не учит! — рыдая, качает головой. — Ну куда нам внуков сейчас? — смотрит на мой абсолютно плоский живот. — Отца сократили, он пьет беспробудно. Бабушка после перелома не встает. Я сутками с ней вожусь. Ну почему ты совсем о нас не думаешь?

— Какие внуки, мама? — уточняю ошарашенно.

— Я все знаю. Сережа утром мне звонил. Поздравлял… Как-то само собой разговорились.

Ах, Сережа звонил! Это многое объясняет.

— Такого парня бог послал! А тебя понесло опять! По рукам пошла!

— Мы просто расстались, только и всего.

По рукам пошла.

Во мне закипает обида.

— Дитя нагуляла и сразу о родителях вспомнила!

— Мама, посмотри на меня, пожалуйста, — в отчаянии кричу я.

— Столько сил в твое воспитание вложили! С таким трудом в один из лучших вузов страны устроили! — ее плечи ходят ходуном.

— Мама, — выдыхаю порывисто.

— Я-то помогу, чем смогу, но ты хоть представляешь, какой позор нас ждет? — она громко сморкается. — Слухи поползут среди соседей, знакомых, родственников. Скажут, привезла из столицы в подоле. Учебу бросила. Срам какой…

Вспоминается Ритка. Прямо как будто ее слова звучат.

Встаю. Возвращаюсь в прихожую.

Ноги механически влезают в сапоги.

Рука сдергивает с вешалки пуховик.

Вообще ничего объяснять не хочется. Так противно и тошно вдруг становится.

Зачем я сюда приехала? На что вообще рассчитывала? На сострадание, поддержку и тепло? Смешно. Эти люди давно поставили на мне жирный крест.

— Ну куда ты собралась на ночь глядя?

— Не могу здесь находиться.

— Натаааш, чего там? — затягивает бабушка. — Воды мне дайте! И пусть эта хать зайдет поздороваться. Совсем совести нет?

Небрежно повязываю шарф на шею. Хватаю рюкзак, брошенный на пороге, проворачиваю ключ влево.

— Дарина… — мать цепляется за рукав моей куртки. — Подожди, куда же ты? Дарина… Даша!