Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров - Борис Камов

Бездарные солдафоны обладали изощренностью провокаторов.

Штаб ЧОН Енисейской губернии. «Пятая колонна» Соловьева

До последнего дня пребывания в Ачинско-Минусинском районе Голиков ощущал у себя на горле заботливую руку родного начальства. Оно контролировало каждый вдох, каждый шаг и не давало возможности произвести ни одного самостоятельного действия.

Скажем, Голиков обнаруживал в тайге крупный отряд Соловьева. Понимая, что со своим взводом ему вступать в бой опасно, Голиков сообщал новость Кудрявцеву или прямо в Красноярск. Там сообщение обсуждали и неторопливо взвешивали.

Наконец Голиков узнавал, что ему (только для этой операции!) выделен отряд — когда девять или даже десять человек, когда 20–30. Но Аркадий Петрович должен был сначала его дождаться.

Отряд начинал свой путь из дальнего селения в сторону Голикова. В лучшем случае верхом. Чаще — пешком. Наблюдатели Соловьева засекали его приближение с какой-нибудь сопки, зажигали сигнальный костер. Через пять минут такой же точно костер вспыхивал на соседней горе. Через полчаса Соловьев уже знал: к Голикову движется подмога. И уходил со своими людьми в глубь тайги или в глубь пещеры. Голикову даже с подкреплением делать уже было нечего.

Подкрепление же, впустую потоптавшись, через три дня, согласно приказу и выданному пайку, столь же чинно отправлялось в обратную дорогу. Соловьев через день спускался с гор или выходил из таежной глухомани — дразнить Голикова. Такая шла шутовская война.

Для Голикова — на два фронта.

Утекало время. Уходила удача. А с ними и вероятность победы. Аркадий Петрович понимал, что его загнали в западню. Финал этой темной игры предвидеть было невозможно. Связи с Москвой у Голикова не было. Он не мог отправить в штаб ЧОН Республики даже записку в десять слов. Оставалось paссчитывать только на самого себя.

Время от времени Голиков деликатно напоминал красноярскому начальству о своем бедственном положении, в отдельных случаях пытался действовать самостоятельно.

«Т. к. я (фактически. — Б. К.) являюсь только начальником своего отряда в 40 человек и действую с таковым полностью, то заместителя оставлять (в селе Чебаки, где короткое время стоял его гарнизон. — Б. К.) считаю лишним.

Количество (бойцов. — Б. К.), время выступления и направ ление (движения. — Б. К.) моего отряда указываю»[131].

В другом рапорте Аркадий Петрович сообщал:

«Тов. Кудрявцев!

Дня через два мне необходимо уйти в тайгу для обследования дорог… т. к. по замеченным мною приметам отсюда недавно ушли бандиты шайки Соловьева… и мне надо лишь 2–3 дня, пока точно ознакомлюсь с дальнейшими действиями с их стороны, а потому прошу временно (дня на три) усилить отряд и передать… человек 10 (! — Б. К.) пехоты и кавалерии (здесь и далее выделено мной. — Б. К.).

Отмечаю, что место пребывания бандитов… 120–125 верст в глубь тайги от таежного пункта Санной… делает невозможным двигаться дальше нормальным путем.

Очень прошу: снимите какие-нибудь никчемные гарнизоны (и направьте сюда. — Б. К.), дабы мне можно было обследовать таежные дороги, а потому 3 апреля жду приказаний по существу моего сообщения. После чего ухожу с отрядом Измайлова в тайгу, самостоятельно возлагая на себя ответственность за принятые меры (выделено мной. — Б. К.).

Комбат Голиков».[132]

Я нарочно цитирую эти давно известные рапорты по «Соленому озеру». Они служат лишним доказательством, что Солоухин отлично знал: у Голикова не было наличных сил для массовых репрессий; Голиков находился под невиданным по жесткости контролем своего начальства.

Интересовалась ли Голиковым Москва? Думаю, что нет. Во всяком случае, ответы на запросы, если они поступали, отправлял в Москву не он. Одержать решительную победу над Соловьевым в таких условиях было нереально.

Возникла парадоксальная ситуация.

С одной стороны, Какоулин подписывал смертные приговоры жителям, обвиненным в поддержке Соловьева, с другой — тот же Какоулин целенаправленно мешал Голикову нанести решительное поражение атаману, чтобы победа восемнадцатилетнего мальчишки не навела Москву на мысль поставить Аркадия Петровича во главе губернского штаба ЧОН.

Сейчас, когда известен истинный облик многих «твердокаменных большевиков», одни из которых состояли на содержании немецкой разведки, а другие копили в сейфах кремлевских кабинетов царское золото для семейных нужд, я не исключаю материальной заинтересованности Какоулина в том, чтобы Аркадий Петрович потерпел крах. Мое предположение косвенно подтверждается позднейшими событиями, о которых разговор впереди.

Для будущего писателя война на два фронта продолжалась. При этом свои становились опаснее казачьего атамана.

Три «недреманных ока»

Сознавало ли губернское начальство, что Голиков поставлен в невыносимые условия? Конечно. Оно этого и добивалось. Но у Какоулина и его окружения возникли свои сложности. У них нарастал страх перед Голиковым. Начальство хотело получать непрерывную информацию. Оно желало знать, что Голиков делает в каждый час своего пребывания в Ачинско-Минусинском районе. Но телефона у Аркадия Петровича не было. Телеграфа тоже. Посылать дважды в день гонцов за 50–100 километров с докладом о себе Голиков не имел возможности: его наличные силы насчитывали всего 40 человек. При этом увеличивать численность батальона командование не собиралось. И оно изобрело хитроумный выход.

К отряду Голикова вместо пополнения были прикомандированы три… милиционера. У них не было полномочий для участия в боевых действиях. Милиционеры несли фельдъегерскую службу. Они забирали донесения от Голикова, доставляли в Ужур, получали ответные распоряжения и передавали их Аркадию Петровичу. При этом все было продумано до мелочей.

Пока один фельдъегерь нес донесение от Голикова в Ужур, к ближнему начальству, а второй — приказы из Ужура к Голикову, от того же начальства, третий фельдъегерь неотлучно оставался с Аркадием Петровичем.

Их работа гарантировала не только доставку секретной переписки, но и то обстоятельство, что Голиков не будет самостоятельно общаться с внешним миром. Мало того, официально находясь возле Голикова, фельдъегери наблюдали повседневную жизнь комбата. Они докладывали о ней в штабе Сибсводотряда в ожидании ответной почты.

О милиционерах-фельдъегерях упомянул и Солоухин. Только Владимир Алексеевич не объяснил читателям, как это А. П. Голикову удавалось при таком наглом контроле даже за взмахом его ресниц в одно утро расстрелять 16 человек, в другое — 76 или 86, в третье — 134; как он мог свозить со всех концов Хакасии десятки и сотни людей на Соленое озеро, вешать им на шею камни и т. п. И чтобы начальство при этом ничего не знало и ни во что не вмешивалось.

Своя разведка

Голикову повезло, что он встретил Павла Никитина. Цыганок хорошо знал местную обстановку. Аркадий Петрович назначил его начальником своей разведки.

Вторым незаменимым помощником стала квартирная хозяйка Аграфена Кожуховская. Она даже выполняла несложные разведывательные задания Голикова — проверить, не стоит ли где поблизости Соловьев со своим войском. Для этого Кожуховская брала корзину и отправлялась за чем-нибудь в лес. На случай, если бы лазутчики Соловьева ее задержали, она всегда могла сказать, что из одного села с Иваном Николаевичем. А что у нее с ним был любовный роман, этого она докладывать никому не собиралась.

Кожуховская познакомила Голикова со своей соседкой Анфисой. Люди Соловьева год назад Анфису украли и привезли в лес. Там, в лагере, она прожила несколько месяцев. О ее житье-бытье среди здоровых и оголодавших мужиков никто не спрашивал. Ее неожиданное возвращение домой для окружающих оставалось загадкой.

Что происходило в партизанском лагере с этими полонянками (преимущественно русскими), а также с детьми, которые в лагере у них рождались, как и почему Анфиса осталась жива — это отдельная, не скучная история. Ее можно прочитать в моей книге «Рывок в неведомое».

Анфиса подробно рассказала Голикову об укладе жизни Соловьева и его людей: о том, чем они питались, какими делами было заполнено их свободное время, на чем держалась дисциплина и т. п.

Анфиса познакомила Голикова с Василием Кузнецовым, который долгое время работал на Соловьева. Атаман его чем-то обидел. Кузнецов решил мстить. Он показал Голикову одну из баз Соловьева. Это стало для атамана серьезным ударом.

Но самой большой удачей Голикова оказалось знакомство с шестнадцатилетней хакасской девушкой Настей Кукарцевой. Здесь возник целый клубок любовных историй.