Имя мне – Легион - Роджер Желязны

Док осторожно придвинулся к ближайшей из змей и направил на нее поле отражателя – змея исчезла. Он внимательно изучал место, где она только что извивалась, и быстро вернулся к нам.

– Лед остался нетронутым, – сказал он.

– Что? – спросил я.

– Ни кусочка льда не растаяло.

– Вывод?

– Иллюзия, – сказал Винс, и бросил камнем в другую змею. Камень пролетел сквозь нее.

– Но ты видел, что случилось с моим ледорубом, – напомнил я ему, – когда я ударил по этой птице. Видимо, она несла на себе электрический заряд.

– Может быть, тот, кто посылает все эти штуки, решил, что он только зря тратит энергию, – ответил он, – раз им все равно не добраться до нас.

Мы сидели и смотрели на пляску змей и падение камней, пока Стэн не извлек колоду карт и не предложил более интересное развлечение.

Змеи остались на ночь, и сопровождали нас весь следующий день. Камни продолжали периодически падать, но похоже было, что их запас у нашего противника подходит к концу. Снова появилась птица, и принялась кружить над нами. Четырежды она пыталась нас атаковать, но мы не обращали на нее внимания, и она, в конце концов, улетела куда-то, видимо на свой насест.

Мы сделали три тысячи футов и могли бы сделать больше, но решили остановиться у удобного выступа с уютной пещерой, где все могли разместиться на ночь. Казалось наш противник исчерпал все свои возможности. Во всяком случае, видимые.

Однако у нас появилось предчувствие бури. Напряжение росло и росло, а мы сидели и ждали, когда случится то, что должно было всенепременно случиться.

Но произошло худшее: все было спокойно.

Наше напряжение, ожидание худшего так и не оправдалось. Я думаю, что если бы невидимый оркестр начал играть Вагнера, или если бы небеса раздвинулись как занавес и появился киноэкран, и по написанным наоборот буквам мы поняли бы, что находимся по другую от него сторону, или если бы мы увидели летящего высоко дракона, пожирающего метеоспутники…

А так, нас не оставляло предчувствие, что над нами нависла какая-то угроза. И не более того. Я мучился бессонницей.

Ночью она появилась снова. Девушка с башенки.

Стояла себе у входа в пещеру, а когда я стал подходить к ней, она отступила. Я встал на то место.

– Привет, Седой, – сказала она.

– Нет, я не собираюсь снова гоняться за тобой, – ответствовал я.

– А я и не приглашала тебя.

– Что девушка вроде тебя может делать в подобном месте?

– Наблюдать, – сказала она.

– Я же сказал тебе, что не упаду.

– Твой друг чуть не свалился вниз.

– Чуть не считается.

– Ты их лидер, не правда ли?

– Правда.

– Если ты погибнешь, остальные повернут назад?

– Нет, – ответил я, – они пойдут дальше без меня.

Тут я нажал кнопку своей камеры.

– Что ты сейчас сделал? – спросила она.

– Я сфотографировал тебя – чтобы узнать, существуешь ли ты на самом деле.

– Зачем?

– Я буду смотреть на твою фотографию, когда ты уйдешь. Я люблю смотреть на красивые вещи.

– … – она, казалось, что-то сказала.

– Что?

– Ничего.

– Почему ты не хочешь сказать?

– …умрет, – сказала она.

– Пожалуйста, говори громче.

– Она умирает, – сказала она.

– Почему? Кто? Как?

– …на горе.

– Я не понимаю.

– …тоже.

– Что случилось?

Я сделал шаг вперед, она отступила на один шаг.

– Ты пойдешь за мной? – спросила она.

– Нет.

– Возвращайся, – сказала она.

– А что на другой стороне пластинки?..

– Ты будешь продолжать подниматься?

– Да.

– Хорошо! – неожиданно сказала она. – Я… – и она снова замолчала.

– Возвращайся, – сказала наконец она равнодушно.

– Извини.

И она исчезла.

6

Наш путь снова стал медленно уходить влево. Мы ползли, распластавшись на стене, забивали костыли в скалу. Огненные змеи шипели неподалеку. Теперь они постоянно сопровождали нас. В критические моменты появлялась птица, чтобы заставить кого-нибудь из нас сделать неверное движение. Разъяренный бык стоял на карнизе и ревел на нас. Призрачные лучники пускали огненные стрелы, которые всегда рассыпались искрами перед тем, как ударить в цель. Сверкающие вихри налетали на нас и исчезали. Мы снова поднимались по северному склону и продолжали смещаться на запад. И вот достигли ста шестидесяти тысяч футов. Небо было глубоким и голубым, и теперь на нем всегда горели звезды.

«Почему гора ненавидит нас, – думал я. – Что в нашем поведении так разозлило ее?»

В который раз я смотрел на фотографию девушки и думал, что же она такое на самом деле. Была ли она порождением моего мозга, которому гений горы придал форму девушки, дабы соблазнять нас, вести нас, звать, как сирена, к месту нашего последнего падения? Падать было далеко…

Я подумал о своей жизни. Почему человек начинает ходить в горы? Его влечет к себе высота, потому что он боится оставаться внизу? Неужели он так плохо чувствует себя в обществе людей, что хочет обязательно оказаться над ними? Путь вверх труден и долог, но если он будет успешным, то впереди тебя ждет какая-то награда. А если ты сорвешься, то наградой тебе будет слава. Закончить свое существование, сорвавшись с колоссальной высоты вниз, разбиться вдребезги – вот подходящая кульминация для проигравшего, потому что это тоже потрясет и горы, и умы, заставит многих задуматься, ибо в каждом поражении можно обрести победу. Таким холодом веет от подобного финала, что жизнь где-то замирает навсегда, превращаясь в памятник вечному стремлению к цели, на пути которого всегда встает вселенское зло, о чьем существовании мы все догадываемся. Кандидат в святые герои, у которого отсутствуют какие-то необходимые добродетели, все равно может сойти за мученика, так как единственное, что в конце концов остается в памяти людей – это факт его гибели. Я знал, что я должен подняться на Касла, как я поднимался на все предыдущие вершины, и я знал, какую цену мне придется заплатить: я потерял свой единственный дом. Но Касла была там, и мой ледоруб сам рвался мне в руки. Я знал, что когда мой ледоруб ляжет отдохнуть на вершине Касла, целый мир внизу перестанет для меня существовать. Но что такое мир, в сравнении с мигом победы? И если правда, красота и добро – единое целое, то почему всегда между ними неразрешимые конфликты?

Призрачные лучники стреляли в меня, яркая огненная птица раз за разом бросалась в атаку. Я сжал зубы, а мой ледоруб вгрызался в скалы.

Мы увидели вершину.

На высоте ста семидесяти шести тысяч футов, поднимаясь по узкому выступу скалы, простукивая ледорубами путь, мы услышали крик Винса:

– Смотрите!

Мы посмотрели.

Вверх и вверх, и еще выше, голубая от мороза, острая, холодная и смертельная, похожая на кинжал дамасской стали, распарывала она небо, зависала, как лезвие замерзшего грома, и врезалась, врезалась, врезалась в центр духа, имя которому желание, поворачивалась и превращалась в рыболовный крючок, с помощью которого притягивала нас к себе, чтобы затем сжечь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});