Полным ходом. Эстетика и идеология скорости в культуре русского авангарда, 1910–1930 - Тим Харт

справедливо сравнивает «В авто» и его «общий эффект», т. е. его искаженное впечатление быстрого перемещения по городу, с полотном Н. Гончаровой 1913 года «Велосипедист» [Brown 1973: 93].

84

См. «Предисловие» к «Садок судей II» в [Русский футуризм 2009: 68].

85

Подробнее о феномене жизнетворчества в русском модернизме см. [Рарегпо, Grossman 1994]. Важнейшим источником для концепции жизнетворчества было утверждение Ницше индивидуализма и фигуры сверхчеловека, которое на рубеже XIX и XX веков влияло на философскую и художественную мысль по всей Европе. В статье 1911 года, анализирующей влияние Ницше на русских модернистов, символист Андрей Белый подчеркивал, как поэтическое «я», формируясь путем активного взаимодействия поэта с реальностью, станет предвестием появления новых ценностей и новой реальности: «“Я” не есть нечто неподвижное, неизменяемое в пределах психологии. Наше “Я” оживает в процессе деятельности. <…> Творчество, обращенное на себя, есть творчество ценностей для Ницше. В нем гарантия жизни всего человечества» [Белый 2012, 8: 61–62]. Этот «процесс деятельности» вел к формированию «я» и выступлению поэта в качестве провозвестника идеального мира для «всего человечества». Упор Ницше на фигуру активного, индивидуалистического художника, за который ухватились среди прочих Маяковский, Хлебников и Каменский, пропитывал культ творческого, наполненного движением лирического «я». См. Bengt Jangfeldt, «Nietzsche and the Young Mayakovsky» в [Rosenthal 1994: 35–57] и Henryk Baran, «Khlebnikov and Nietzsche: Pieces of an Incomplete Mosaic» в [Rosenthal 1994: 58–83].

86

Многие участники русского авангарда обращались к поэзии Уитмена, считая американского поэта предшественником собственной пропаганды творческого самовыражения. Уитмен и лирический герой его «Песни о себе», ставший прототипом раскрепощенного современного певца и символом динамичной, молодой нации, привлекали самых разных русских деятелей искусства. Живописец Ларионов, например, использовал строки из «Листьев травы» Уитмена (в переводе символиста Константина Бальмонта) в качестве эпиграфа к своему манифесту 1913 года «Лучистская живопись», а кинорежиссер Дзига Вертов цитировал Уитмена в своих дневниках (см. [Vertov 1984:256]). Критики также отмечали уитменовское влияние на стиль стихотворения Хлебникова «Зверинец» (1911), а Корней Чуковский, один из первых профутуристических литературных критиков в России, часто ссылался на Уитмена в качестве источника, пробудившего внимание футуризма к индивидуальному «я» и «телу электрическому». Чуковский, будучи переводчиком стихов Уитмена на русский язык, утверждал, что в ранний период футуризма «в <…> многосплавный стиль [Маяковского] одним из компонентов вошел и стиль другого бунтаря – Уолта Уитмена» [Чуковский 1969: 280]. Между тем Иван Игнатьев, одна из центральных фигур эгофутуристического движения в России и автор теоретического трактата «Эго-футуризм», даже заявил, что именно Уитмен, а не Маринетти послужил толчком для эгоцентрической поэзии Северянина (И. Игнатьев, «Эгофутуризм» в [Марков 1967: 40]).

87

Подробнее о точках соприкосновения Северянина с другими русскими футуристами см. [Харджиев 1997, 2: 37–71].

88

Заметки к лекции Маяковского «Пришедший сам» опубликованы в [Маяковский 1955, 1: 365–366]. Как отмечал Харджиев, название этой лекции – игра слов, отсылающая к названию сборника эссе символиста и идеологического противника футуристов Дмитрия Мережковского «Грядущий хам». Подробнее о выступлении Каменского в Политехническом музее см. [Каменский 1990: 472]. Каменский вспоминал:

«Мне кричали:

– А почему у вас на лбу аэроплан?

Отвечал:

– Это знак всемирной динамики».

89

Три футуриста, к которым в какой-то момент присоединился еще Северянин, часто доставляли беспокойство местным властям, так как их вызывающая внешность и дерзкий, бунтарский стиль выступлений неизменно привлекал к себе внимание. Подробнее о турне футуристов 1913–1914 годов см. [Харджиев 1997, 2: 6-36].

90

В «Жизни с Маяковским» Каменский описывает, как гастролирующих футуристов по прибытии в Тифлис ошибочно приняли за циркачей: «“Цирк приехал, – шептались в толпе. – Клоуны для рекламы по улицам ходят”. Конечно, толпа еще не знала, что эти странно одетые люди были футуристы» [Каменский 1940: 125–126]. Турне продолжалось до марта 1914 года.

91

Маяковский убрал восклицательный знак при второй публикации «Я» – в футуристическом альманахе 1914 года «Дохлая луна». Подробнее об изменениях, внесенных между первой и второй публикациями, см. [Janecek 1984: 213–216].

92

Лев Троцкий, чье мнение о произведениях Маяковского в целом вполне применимо и к «Я», писал: «Как грек был антропоморфистом, наивно уподоблял себе силы природы, так наш поэт, Маякоморфмист, заселяет самим собою площади, улицы и поля революции» (цит. по: [Якобсон 1975: 11]).

93

Мотив Христа также присутствовал в первом стихотворении из цикла, «По мостовой…», где были «распяты городовые».

94

«Владимир Маяковский», по словам Брауна, «это “монодрама”, поскольку в ней нет ничего, что не было бы самим Маяковским» [Brown 1973: 99].

95

Один из ранних набросков трагедии «Владимир Маяковский» назывался «Железная дорога».

96

Рассуждая о Первой мировой войне и стремительной скорости ее сражений, Бердяев писал: «Нынешняя мировая война начата Германией, как война футуристическая. Футуризм из искусства перешел в жизнь и в жизни дал более грандиозные результаты, чем в искусстве. <…> Нынешняя война – машинная война. Она – в значительной степени результат возрастающей власти машины в человеческой жизни. Это – война индустриальная, в ней машина заменяет человека» [Бердяев 1990: 22].

97

«Быстрь» была опубликована в 1916 году, но в предисловии к пьесе Шершеневич утверждал, что она была написана между 1913и1914 годами.

98

На протяжении всей поэтической карьеры Шершеневича обвиняли в подражании символистам и Маяковскому. Николай Гумилев среди прочих отмечал имитацию, лежащую в основе поэзии Шершеневича. См. [Гумилев 1989: 140].

99

Как пример раннего неопримитивистского периода творчества Каменского см. его антиурбанистический роман «Землянка» (1910).

100

В своем автобиографическом тексте «Путь энтузиаста» Каменский описывает получение диплома пилота-авиатора в Варшаве, где он познакомился с несколькими известными летчиками, включая Анри и Мориса Фарманов и X. Н. Славоросова, который поставил несколько рекордов в скорости. Позже Каменский летал над Парижем, Лондоном и Неаполем, но пережил несколько падений. После одной аварии в 1912 году местная газета ошибочно возвестила о его смерти. Как оказалось, Каменский упал в болото [Каменский 1990:462–470].

101

Более метафорическое использование полета можно