Звездный табор, серебряный клинок - Юлий Буркин

А что касается морали... Лично для меня было бы большим облегчением обнаружить, что лирянские детеныши - подлые и кровожадные монстры... Эдакие маленькие Рюрики... Но я и сам не верил в это. Что Может быть симпатичнее львят, тигрят или волчат, какими бы хищниками они ни были?

Сперва Филипп хотел отправиться в разведку с парой своих лучших людей, но я настоял на том, что обязательно должен быть с ними. Филипп говорил о риске, которому я не имею права подвергать себя, но я стоял на своем. В конце концов решение принимать мне, а не кому-то другому.

Не осталась в долгу и Ляля. Похоже, ей судьба носить военную форму. Хотя розовый пчеловодский плащ, накинутый поверх моей пижамы, и пришелся ей к лицу, настроена она была весьма воинственно.

- Во-первых, - на повышенных тонах говорила она, - все это придумала я, и вы не можете не взять меня с собой. А во-вторых, нам предстоит общаться с детьми... Пусть не с человеческими, но с детьми, детенышами, и женщина тут может оказаться незаменима! Я лучше знаю, как с ними разговаривать!

Несмотря на все мои уговоры, она твердо стояла на своем, и в конце концов мы включили ее в разведгруппу... И тут же она заявила:

- Надо взять и Брайана. Никто так легко не находит общего языка с детьми, как он.

Мы были вынуждены сдаться вновь, раз уже однажды приняли этот довод...

Итак, крейсер с джипси и три наших "призрака" добрались до Блиц-12ХЬ и крутились теперь возле нее. Планетка была совсем небольшой. Пользуясь мощной оптикой, мы внимательнейшим образом изучили ее.

Городов в нашем понимании на ней не было.

Но на одном из трех материков мы обнаружили несколько сотен приземистых, длинных, сложно изгибающихся и разветвляющихся зданий, сверху напомнивших мне партии домино. Стояли они в отдалении друг от друга, прямо в густой чаще почему-то желтой и коричнево-красной растительности. "Этакие гигантские пионерские лагеря в осеннем лесу" - подумалось мне. Хотя вполне возможно, что сейчас на планете действительно царит осень.

Орудийные компьютеры крейсера запомнили местонахождение всех обнаруженных нами строений, взяли их под прицел, и теперь достаточно было одного нажатия кнопки, чтобы все эти объекты вместе с их возможными обитателями взлетели на воздух.

Мы нашли и космопорт, но решили не пользоваться им, чтобы не обнаружить себя прежде времени. Благо маневренные "призраки" позволяют высаживаться и на площадке, не оборудованной специально для этого, лишь бы она была достаточно гладкой. Садиться решили, само собой, неподалеку от "лагеря", но, дождавшись, когда на этой стороне планеты наступит ночь. Для посадки выбрали омываемую морскими волнами пустынную песчаную отмель, в стороне от буйной растительности, а соответственно и от жилья.

Все, кроме разведгруппы, то есть кроме меня, Ляли, Брайана, Филиппа и двух его суровых молчаливых "пчеловодов", сели в шлюпки и перебрались на крейсер. Хотя он и без того был уже переполнен. А мы, оставшись в "призраке" вшестером, двинули его вниз по касательной к месту предполагаемой посадки.

* * *

Приземление прошло удачно, и под звуки прибоя мы выбрались наружу. Моросил легкий дождик. Ласковый прибрежный ветерок гладил кожу, щекоча ноздри мягкими пряными запахами, но, несмотря на ощущение, что мы попали на курортное побережье, было довольно прохладно.

Мы заранее решили не дожидаться утра на корабле, а разбить лагерь там, где нас будет труднее обнаружить. Низкие звезды были яркими до неестественности, и, когда мы, неся за плечами снаряжение, а в руках бластеры, побрели туда, где высились деревья, я подумал, что давно уже мне не приходилось ощущать такого блаженного единения с природой. И не одному мне пришла в голову эта мысль.

- Если бы нас оставили в покое, - коснулась моей руки Ляля, - я хотела бы жить с тобой, Роман Михайлович, и с нашим сыном вот на такой планете. И у нас были бы еще дети...

Ее слова взволновали меня, и я собрался уже ответить, дескать, с ними мне был бы рай где угодно, но тут, отряхивая от воды марксовскую бороду, вмешался Брайан:

- Тут можно немножко и промокнуть насквозь.

Филипп ободряюще похлопал его по плечу:

- Потерпи, скоро все будет нормально.

Дождик был теплым и приятным, но это был дождик. А прежде чем разбить лагерь, следовало добраться до леса и углубиться в него. Так что минут через пятнадцать-двадцать мы действительно вымокли до нитки. Но о том, что все будет нормально, Филипп сказал не зря.

Что мне понравилось в снаряжении "пчеловодов", так это палатка. Точнее, то, что выполняло ее функцию. В лесу раскидистых и, как мне в полутьме показалось, похожих на высокие клены деревьев мы нашли поляну, и Филипп достал из вещмешка небольшой прибор яйцевидной формы с двумя ровными рядами черных пятнышек на белой, слегка светящейся "скорлупе". Он установил его посередине поляны, а еще несколько приборчиков поменьше разнес по периметру. Затем он вернулся к центру и поколдовал над пультом "главного" яйца, касаясь пятен в определенной последовательности... И тотчас же дождь прекратился.

Так во всяком случае мне сперва почудилось. Но когда и "главный", и остальные приборчики стали излучать более яркий, достаточный для того, чтобы осмотреться, свет, стало ясно, что дождь-то продолжается, но вода стекает по куполу появившегося над поляной силового поля. Возникло ощущение, что мы находимся внутри большого пузыря.

Филипп объяснил, что "палатка" автоматически настроилась на наши генные коды и мы можем беспрепятственно выходить за ее пределы и входить обратно. Но больше ни одно живое существо проникнуть в нее не может. Поле пропускает только нас и то, к чему мы прикасаемся. Например, нашу одежду. Или гостя, которого мы будем держать за руку. Или зверюшку, которую мы принесем сами... Да еще чистый воздух. Кроме того, этот же самый прибор выполняет функцию передатчика, и благодаря этому с крейсера сейчас за нами наблюдают.

А минут десять спустя под куполом заметно поднялась температура, стало сухо, мы сбросили с себя верхнюю одежду и развесили ее для просушки по кустам. Затем постелили на траву прихваченные "пчеловодами" тонкие, но удивительно мягкие пластикатовые коврики и устроились на ночлег, укрывшись легкими одеялами.

Филипп отключил освещение. Было безумно уютно лежать вот так, в тепле и сухости, чувствовать себя надежно защищенными от любой опасности и в то же время в абсолютной близости к лесу, слушать его шум и журчание воды... Рядом была женщина, которую я люблю, и, хоть у нас и не было сейчас возможности ласкать друг друга, уже одна ее близость делала мои ощущения острыми и щемящими.

... Ни с того ни с сего мне приснилось, что я - снова студент филфака в России двадцатого века. Мне приснилось, что преподаватель задал мне вопрос, я не знаю ответа и жду подсказки от товарищей...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});