«Если», 1999 № 03 - Журнал «Если»

Запад и прежде всего Соединенные Штаты Америки нередко используют поверженных противников для проведения масштабных социальных экспериментов. Так было с Германией 1918 г., которой навязали модель «абсолютной демократии». С Японией 1945 г., на которой испытывался механизм «культурной конкисты». На России 1993 года поставлен опыт для изучения отдаленных последствий тотальной деидеологизации. Было доказано, что в этом случае единственной общепризнанной социальной ценностью становятся деньги. Формируется и культивируется убеждение, что на них по тому или иному курсу можно обменять все. Многим это убеждение стоило личного счастья, а кое-кому и жизни.

В действительности деньги являются лишь превращенной и обезличенной формой информации, подобно тому, как теплота служит превращенной и обезличенной формой энергии. Аналогия эта достаточно глубока: во всяком случае полностью работает некий аналог второго начала термодинамики. Можно перевести в деньги любую сущность, в том числе и инновацию. Обратный же процесс невозможен. Другими словами нельзя превратить деньги только в процесс познания или его результаты. Часть средств обязательно пойдет на производство заведомо бесполезной работы. То есть творчество — процесс создания новых сущностей — может быть продано, но оно не может быть куплено. Сюртуки устойчиво и обратимо обмениваются на топоры и плуги, но не на изобретение топора и не на идею плуга. За миллион долларов (начала века) можно было купить несколько «Титаников», но не систему КОСПАС и не место в шлюпке.

Трагедия России в том и состоит, что за прошедшие годы огромные социальные и информационные ценности были бездумно и необратимо конвертированы в деньги.

Ментального поля, построенного на всеобщем признании абсолютности власти денег, не существовало никогда и нигде, кроме, разве что, сочинений фантастов-«молодогвардейцев», описывающих загнивающий мир Капитала. В том и состоит ирония, что Россия осталась насквозь «литературной» страной. Страной, которая успешно построила «книжный социализм» по рецептам утопий двадцатых годов и не менее удачно возвела «книжный капитализм» по памфлетам шестидесятых. Поскольку в основании этого выдуманного общественного строя лежат фельетоны, написанные по большей части людьми без чести, совести и всяких следов литературного таланта, российский капитализм нелеп, смешон и во всяком случае — нестабилен. Нет, в самом деле, раз в стране существует традиция превращать художественные тексты в ролевую игру общегосударственного масштаба, почему нельзя по крайней мере выбрать для упражнений по визуализации хорошую книгу?

Рецензии

Сергей Щеглов

Часовой Армагеддона

Москва: ACT, 1098. — 480 с.

(Серия «Звездный лабиринт»). 8000 экз. (n)

Читателю, берущему в руки фантастическую книгу исключительно ради сложной проблематики или со вкусом выписанных миров, не стоит обольщаться насчет «Часового…» Это всего лишь приключенческий роман в популярной сейчас стилистике «сумма любимых книг».

Итак, есть некий мир, — разумеется, магический, — куда время от времени оказываются выдернуты люди с нашей Земли, причем из разных веков. Есть магические талисманы, способные подарить кое-кому из землян определенные способности. Есть талисманы особо мощные, дарующие почти неограниченную магическую власть (которая, конечно, столь же неограниченно развращает). Есть своя магия у аборигенов, и она якобы не доступна пришельцам. И есть Управление в счастливой стране Эбо, в чью задачу входит контроль за магической безопасностью в мире Панги…

Дальше читайте сами. Ибо начинается роман как расследование, в середине имеет место локальное спасение мира, а конец оставляет главного героя наедине с вопросом: «Так кто же я такой, если оказался способен на все это?» (Прекрасный, кстати, задел на продолжение.) И все это изложено с ненавязчивым юмором, который искупает стилистическую простоту текста. Чего стоят хотя бы эльф Талион и землянин Максим из XXII века, рука об руку участвующие в операции по предотвращению, обещанного еще в названии, Армагеддона! Или завхоз Великого Черного, таскающий в вещмешке наряду с набором артефактов пяток ручных гранат!

В общем, роман — неплохие доказательство того, что все на свете можно делать без истерики, без непомерных амбиций и не прекращая иронизировать над собой и ситуацией.

Наталия Мазова

Грег Бир

Схватка

Москва: ACT, 1998. — 496 с. Пер. с англ.

(Серия «Координаты чудес»). 10 000 экз. (n)

В сборник Грега Бира вошли два романа — «Смертельная схватка» и «Головы», а также несколько рассказов — своего рода превосходное обрамление больших произведений.

Любители традиционной научной фантастики (ударение на «научной») будут удовлетворены вполне. Сейчас, когда лавина фэнтезийной литературы и боевой махаловки бластерами грозит окончательно превратить фантастику в легкое развлекательное чтиво, Бир — один из немногих современных американских фантастов, который сдерживает напор волны мракобесия и пустозвонства.

«Смертельная схватка» — самое сложное произведение сборника. Пересказывать содержание не нужно да и невозможно: хитросплетение и взаимопроникновение двух абсолютно не понимающих друг друга цивилизаций, ведущих бесконечную войну, прописано Биром с высочайшим мастерством. В отличие от многих, причем весьма достойных коллег по жанру, разрабатывающих эту тему, автор не прячется за благостный финал в духе НФ-сериалов для подростков. Финал романа открыт и совершенно не отдает традиционным для американцев хэппи эндом.

А вот роман «Головы» сделан несколько в иной манере — создается впечатление, что Бир отдает дань уважения памяти Великого Мастера. И впрямь, антураж и логика поступков героев напоминают добрые старые хайнлайновские повествования о трудовых буднях освоенцев Луны. Но Бир изменил бы себе, если бы параллельно не ввел традиционную для него линию научного поиска. Поэтому вроде бы благополучный финал (коварные сектанты разоблачены, права «хороших парней» восстановлены) окрашен в трагические тона.

Рассказы «Музыка, звучащая в крови», «Касательные» и «Чума Шредингера» — добротные вариации на вполне разработанные в фантастике сюжеты (биология, космология, квантовая механика). А вот рассказ «Сестры» стоит особняком. Здесь Бир делает упор не на научную, а на этическую проблематику.

Олег Добров

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});