В оковах страсти - Дагмар Тродлер

— Дорогое дитя, не бойся. И забудь моего гостя — ведь только так ты сможешь обезопасить его, — проникновенно говорил Нафтали. — Когда он наберется сил, я позабочусь о том, чтобы он смог тайно покинуть замок.

Эрик вновь отвернулся к стене. Свободный, словно птица. Никто его не удержит.

Мне опять вспомнились слова, которые я слышала от него не раз. Никогда не забыть мне их, никогда… Я еще раз взглянула на Эрика. Он не шевелился, но и своей спиной он выражал одержанный триумф.

Не сказав больше ни слова, я повернулась и вышла из пещеры.

Вопли воинов были слышны издалека, когда я, уставшая и растрепанная, вошла во двор замка. Там царило оживление, рыцари подбрасывали в воздух свои шлем, служанки пели и плясали. Глиняные кружки с вином ходили по кругу. Между тем уже прикатили первые бочки с пивом. Деревенские жители, которые со всем своим скарбом прятались от врага в стенах замка, разбирали свое добро и собирались в дорогу, домой, чтобы посмотреть, что осталось от их жилищ. Охрана открыла крылья больших ворот замка. Овраг, соединявший замок с пригородом, был доверху заполнен горящими, обуглившимися пучками соломы и конским навозом. Понадобится много дней и ночей, прежде чем люди доберутся домой.

Наконец из большого зала вышел мой отец с черным от дыма и чада лицом. В глазах его сверкали озорные огоньки. Он чувствовал себя победителем. Рихард, с той же военной вы правкой, стоял рядом, раскачивая меч из стороны в сторону. От них обоих исходила неуемная жажда жизни и борьбы. С высоко поднятой головой я направилась прямо к ним. Отец, увидев меня, поначалу даже растерялся. Потом взгляд его обрел металлический блеск. Рихард что-то шепнул ему, но отец оттеснил его в сторону.

— Ступай умойся, ты выглядишь как попрошайка, и жди в женской башне пока я не позову тебя! — прикрикнул он на меня.

Горничная Майя встретила меня у двери и повела в купальню. Она не задавала никаких вопросов, приготовила мне воду, как всегда, раздела и помогла забраться в бочку. От горячей воды пахло розмарином и вербеной, она поглотила меня и не совсем быстро, но все же дала возможность расслабиться. Чисто вымытая, намазанная мазями, я возлежала на ложе, как на небесах, все более погружаясь в блаженство.

Глава 11.

Как я видал, то оравшие нечестие и сеявшие зло пожинают его.

(Иов 4,8)

Жители замка Зассенберг праздновали с необычайно веселым буйством, столь горды были они одержанной победой. Днем и ночью со двора замка доносилась музыка, пиво и мед лились рекой, от двух ослов, которых забили в спешке, скоро остались лишь кости на вертеле. Люди плясали, смеялись, пока не падали с ног от усталости и засыпали под какой-нибудь скамьей. В праздничном зале людям благородного происхождения предлагались бургундское вино, мед и кушанья, хотя кладовые были почти пусты, и фрау Гертрудис заламывала руки, озабоченная тем, чем кормить замок всю весну. В угаре триумфа мой отец мог позволить себе быть великодушным и не экономить на подарках своим соратникам. Под вопросом было лишь одно: сможет ли он распространить свое великодушие на свою старшую дочь?

Но все торжества проходили мимо меня, я проспала не менее двух суток напролет. Майя с любовью ухаживала за мной, кормила меня молочной кашей и грушевым муссом, а когда я просыпалась, не мучила меня вопросами.

Около двенадцати пополудни отец наконец приказал позвать меня к себе. Майя усадила меня перед большим зеркалом в бронзовой оправе и начала сражаться с моими обстриженными волосами.

— О Боже, как вы выглядите! Кто-то под горшок обкромсал ваши волосы! Кроме того, вы сожгли их, здесь и здесь… все это я должна обрезать!

С помощью ножа она попыталась спасти то, что еще можно было спасти. И когда она закончила свою работу, я едва смогла узнать себя в зеркале. От прежней шапки волос остались лишь кудряшки до подбородка. Обрамляя мое лицо, они делали меня похожей на оруженосца отца.

— Они отрастут вновь, девочка, — попыталась успокоить меня Майя. — А с другой стороны, вы можете носить все ваши накидки и платки, и никто ничего не заметит.

Накидки. Платки. Я чувствовала, что выгляжу еще отвратительнее, чем прежде, и отвернулась. Ее ловкие пальцы втерли в мои волосы миндальное масло, прежде чем накинуть сеточку из серебряных нитей и укрепить ее на макушке серебряной заколкой.

— Посмотрите, так вы выглядите будто дама. Дополним все это накидкой на ваше зеленое платье, и вы увидите, что ваш отец не сможет противостоять вашему очарованию.

Она с удовлетворением осматривала свою работу. Я погладила рукою тонкое полотно и стала поворачиваться перед зеркалом. Получилось действительно очень мило. Я не знала, что отец вовсе не расположен замечать очарование своей старшей дочери. Требовалось совсем другое оружие. Невольно я стала нащупывать кинжал, который всегда носила с собой в кармане. Но в данный момент он был в темнице лекаря. Далеко отсюда.

Господа как раз собрались на первую дневную трапезу. Они ели суп, хлеб, сладкое и слушали пение горбатого барда. На отце был лучший его наряд, и даже дядя Рихард красовался за столом в одежде из голубого бархата. Вокруг восседали их соратники, в боях доказавшие свое мужество, и громко хлебали из своих мисок.

Когда доложили о моем приходе, отец сделал знак барду прекратить пение. Сникнув, тот сразу вышел, за ним побежала его тощая собака. В зале воцарилась тишина. Некоторое время отец с любопытством разглядывал меня. Одежда на мне была чистой, обувь вычищена, из-под платка, как всегда, дерзко выбивалось несколько кудряшек. Со шрама Майя заботливо смыла засохшую корку крови, спрятав его под легким гримом. Все выглядело вполне благопристойно. Но я была уверена, что от орлиных глаз свободного графа не ускользнула ни одна мелочь…

Отец громко откашлялся.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

Он сложил руки на животе и откинулся на спинку кресла. Высокое кресло заскрипело. Голос отца звучал дружелюбно, слишком уж дружелюбно для такой ситуации. Господа выпрямились за столом и с нескрываемым любопытством уставились на нас. То, что должно было произойти, случалось редко. И отцу нужны были зрители.

— Я прошу прощения, что так долго не давала о себе знать.

В ответ — тишина. Отец улыбнулся.

— Она просит прощения как трогательно! — И тут же взорвался, перейдя на крик: — Как осмелилась ты одна, без моего согласия покинуть замок?

Его громкий голос зловещим эхом отскакивал от каменных стен.

— Я…

Проклятье! Я не находила нужных слов.