Последние узы смерти - Брайан Стейвли

чтобы исполнить воинскую работу, не более того.

– Ты понимаешь? – сказал ей однажды Валин, утомившись слушать стук копыт по камням, свист лошадиных хвостов, дыхание ургулов вокруг. – Ты понимаешь, что, если мы найдем Блоху, он, скорее всего, всех нас перебьет?

– Всех не убьет, – ответила Хуутсуу. – Чтобы убить тридцать воинов, нужно время. Я успею заговорить.

– Прекрасно. Но это время будет оплачено жизнями твоих людей.

– Значит, заплачу. – Она пожала плечами, кожа одежды зашуршала по коже тела. – Только дурак ждет, что ценная вещь упадет ему на колени.

Валин чувствовал на себе ее взгляд.

– И все-таки… Твое присутствие задержит этого Блоху. Может, он помедлит, прежде чем убивать.

– Может, – признал Валин. – А может, и нет. Кеттрал привыкли наносить быстрые и жестокие удары. Времени назваться и узнать друг друга не будет.

– Значит, прольется кровь, – опять пожала плечами Хуутсуу.

От нее, показалось ему, пахло нетерпением.

«На полпути от полночи до рассвета, – писал Гендран, – почти все спят, заняты женщинами или пьяны. Хорошее время для атаки».

Совет не устарел со временем, и Блоха им воспользовался, напал на маленький ургульский лагерь на полпути между полуночью и рассветом. Хуутсуу выставляла часовых, но с них немного толку против людей, обученных бесшумно передвигаться в темноте и приобретших после сларновых яиц небывалую остроту всех чувств. Валин сам спал, переходя от кошмара к кошмару, когда в пятидесяти шагах, вырвав его из ознобного сна, разорвалась первая «звездочка».

Глаза распахнулись сами собой. Теперь это привычное движение было бесполезным – как открыть дверь из темноты в темноту. Он протянул руку, нащупал грубую кору пихты. С вечера он взобрался в развилку старого ствола, закрепился на высоте около двенадцати футов и уснул. Та еще позиция для обороны, но другой у него не было. В лагере среди ургулов было бы теплее, но он не имел обыкновения спать вместе со всадниками – его могла убить Хуутсуу, но другим ублюдкам Валин не желал подставляться. Как и Блохе, когда его крыло наконец объявится. Вне лагеря у него была хотя бы возможность не даться без боя. Похоже, сейчас это спасло ему жизнь.

Ургулы орали, вопили, в воздухе густо, горячо и влажно пахло кровью. Он свалился с дерева, неловко приземлился на ноги и выпрямился. Потянул из-за пояса один топор и выпустил. Если бы целью было выжить, на кой хрен было слезать с дерева? Они для того и тащились в такую даль, чтобы договориться с Блохой. Если договориться не выйдет, можно и умереть.

– Анджин Серрата! – выкрикнул он, путаясь в низких ветвях и заслоняя лицо руками.

Он впервые в жизни назвал Блоху настоящим именем. Сам не знал, почему выговорилось именно оно.

– Анджин Серрата! – снова завопил он, перекрывая высоким голосом крики раненых и умирающих.

«Звездочка» натворила дел, разорвав тела вместе с тишиной, и ургулы, улегшиеся слишком близко к догорающему костру, были смяты, обгорели, умирали. Крыло Блохи уже двигалось между всадниками, подсекало сухожилия и резало глотки, не оставляя шанса опомниться и собраться для отпора.

Валин их, конечно, не видел, но слышал, как клинки входят в тело, как лезвия скрежещут по кости, как чавкает плоть, неохотно выпуская сталь. Он чуял Блоху: кожаную одежду и решимость – и чуял его лича, Сигрид са-Карнью, – словно сейчас из ванны с жасмином и лавандой. Был здесь и Ньют – смола, вши и селитра. Валин слышал, как тот тихо, но упрямо бормочет, занимаясь своим делом. Остальные люди Блохи молчали.

Зато орала Хуутсуу, выкрикивала приказы на своем странном мелодичном языке. Она, как и Валин и еще с дюжину всадников, постелила себе вдали от костра. Это спасло ее от «звездочки», но она недолго проживет, если не замолчит.

Валин заторопился, ухнул ногой в яму – кажется, борозду от корня, – выругался, подвернул колено, чуть не упал, выбросил руку вперед, ухватился за что-то и снова рванулся вперед, не замечая хлещущих по лицу ветвей.

– Анджин Серрата! – кричал он. – Сигрид са-Карнья!

Он хотел что-то добавить, но прикусил язык. Мольба или требование только запутали бы дело. Если не хватит имен, то все бесполезно. И тут, всего на пару секунд, звуки бойни затихли.

– Валин, – отозвался наконец Блоха. – Ньют говорил, что тебя чует. Я ему не поверил.

Почти половина ургулов Хуутсуу лежали мертвыми или умирали, а Блоха, похоже, даже не запыхался.

– Нам нужна ваша помощь, – сказал Валин.

До захлебывающегося костра оставалось еще с десяток шагов – всадить стрелу в грудь нетрудно, но для рукопашной далековато. Довольно. Если Блоха не стал полным тюфяком, кто-то из троих кеттрал остался вне свалки и вел стрельбу из короткого лука, пока остальные работали на месте. Наверняка уже сейчас кто-то – скорее всего, Ньют – держал его на прицеле. Тело под одеждой горело. Зудело, словно только и ждало, когда ударит сталь, пробьет грудину и войдет в сердце.

Вспыхнуло воспоминание о той ночи в Ассаре. Память не ослепла и вновь и вновь видела картину его поражения: камни мертвого города, едкий дым, оглушительные разрывы заложенной Гвенной взрывчатки, окружившее их крыло Блохи – и Финн Черное Перо, лучший снайпер Островов, вваливается в покосившуюся дверь с ножом убийцы в груди.

«Вот тогда, – снова подумалось Валину, – тогда я проиграл».

Он думал, что готов снова встретиться с Блохой, исправить то, что завалил в Ассаре. Но сейчас, в ловушке темноты, беспомощно вытянув перед собой руку, он казался себе отчаянным глупцом. Как тогда не нашел он нужных слов, так и сейчас их не знал, сколько бы ни повторял про себя, готовясь к этой минуте. Хуже того, кровь в воздухе пробудила в нем что-то злобное, зверское – ту тварь, которую каждую ночь выманивала из него Хуутсуу. Животное нетерпение, безразличное к переговорам, снова и снова нашептывало короткое слово: убей. Убей. Убей всех.

– Послушай, – проговорил он, давясь собственным зверством. – Просто выслушай.

– Пять ударов сердца, – жестко прозвучал в темноте голос Блохи.

Валин досчитал до двух, прежде чем обрел голос.

– Они хотят убить Балендина. Эти воины хотят убить Балендина.

За костром кто-то стонал, повторяя одно и то же неразборчивое слово на ургульском. Тошнотворный треск рассекшей череп стали оборвал стоны. К запахам крови, дыма и хвои примешался запах мочи.

– Если они хотят убить лича, – невозмутимо спросил Блоха, – что делают здесь? Он в трех днях пути севернее или был там три дня назад.

– Они искали тебя.

Молчание было холоднее первого льда, и так же легко могло треснуть, снова выпустив на волю смерть. Руки Валина до боли просились к