Купец из будущего - Дмитрий Чайка

class="subtitle">* * *

И вновь род покойного владыки Буривоя.

Городище, окруженное покосившимся тыном, напоминало муравейник. Полусотня ратников из дулебов, взятых в войско после битвы, разбирала все строения, что были расположены внутри стен. Те, кто здесь жил раньше, переезжал в посад, который новый жупан размечал вместе с одним из воинов. Чудное дело творилось. Все дома от ворот на выстрел из аварского лука удалены были. Они ровными линиями строились, а между ними дороги получились. А еще князь повелел, чтобы между теми домами не менее двадцати шагов было. Это он огня опасается. Внутри стен останутся только ратники жить со своими семьями. А, учитывая, что пришли сюда молодые парни, и все сплошь неженатые, в женской половине рода началось что-то вроде легкой, но очень приятной паники. Из соседних вервей, как бы невзначай, то одна бабенка придет, то другая. А то и отцы, у которых дочери на выданье, решали, что вот именно сейчас им непременно нужно в город сходить, за солью. И не беда, что по лесным буеракам надо полсотни верст отмотать. Соль, она в хозяйстве штука нужная…

Жупан Драгомир взялся за дело всерьез. Ратники стучали топорами, ладя новый терем для высокого начальства, и полсотни изб, где они с семьями жить будут. Тут, на аварской границе князь повелел пограничную заставу ладить, и тут они служить будут, за свой труд жалование солью и зерном получая. Как обустроятся, то сразу начнут засеки делать и наблюдательные вышки ставить. Князю видение от богов было, что аварского набега нужно ждать. А тут с такими вещами никто и не думал шутить. Такой шутник и дня бы не прожил.

Вечевые старцы чесали затылки. Вроде и страшно было до жути, а вроде и не обижали пока никого. Дань жалко, конечно, но жупан с собой целый воз соли привез, топоры, мотыги, серпы и наконечники для сох. И все это богатство он старостам был готов под будущий урожай давать. Жупан Драгомир, на удивление, оказался прост и доступен, сам из воинов, который доблестью себе гривну на шею заслужил и белый плащ, какого здесь ни у кого не было. Может, и обойдется…

— А скажи нам, почтенный жупан, — набрались как-то смелости уважаемые в роду люди, чтобы задать волнующий всех вопрос. — А как сделать так, чтобы боярин Горан к нам не приезжал больше, а? — и они с надеждой смотрели на высокое начальство.

— Страшно? — с искрой веселья в глазах спросил Драгомир.

— Да едва дерьмо в заднице удержалось, — честно признались старцы. — Чуть до нежданчика дело не дошло. Мы к господарю князю со всем уважением. И, кх-м, — добавили они, жутко стесняясь собственного вранья, — и к княгине тоже завсегда… со всем почтением, значит. Она же нам тут, как родная была, — сказали уважаемые люди, пересчитывая пальцы на босых ногах.

— Да? — с сомнением спросил Дражко. — Ну, ежели как родная, то поклон от вас передам при случае. А чтобы боярин Горан путь сюда забыл, в вашем роду все жить должны так, чтобы куриный чих за день пути слышно было. Тихо должно быть! Все понятно, почтенные?

— Да как не понять? — вздохнули уважаемые люди. — Мы буйных сами угомоним, владыка, дай нам время. Тут, э-э-э… еще вопрос есть.

— Да знаю я ваш вопрос, — махнул могучей рукой Драгомир. — Невесты красивые есть?

— Да целый табун! — оживились старцы, радуясь догадливости нового начальства.

— А такие, как княгиня, есть? — с жадным любопытством спросил жупан. — Она же из вашего рода вроде бы?

— Да что в ней такого-то? — взвились уважаемые люди. — Тоща, как весло! Вот у нас дочери, так дочери! Кровь с молоком! Жопы такие, что не у каждой коровы увидишь! Сиськи, что твоя голова! А княгиня эта, тьфу! И что князь в ней нашел?

— Ты, почтенный, так и не понял ничего, — ласково посмотрел на говорившего жупан. От его улыбки ледяные мурашки побежали по спинам уважаемых людей. — Если ты еще раз что-то такое про княгиню или князя скажешь, то боярина Горана даже дождаться не успеешь. Я тебя на кол своими руками пристрою. А перед этим язык отрежу.

— Я все понял, владыка, — стремительно побледнел чересчур говорливый старец, который внезапно ощутил острое желание осмотреть изнутри последний писк столичной моды — небольшой домик с кокетливым сердечком, вырезанным в двери.

Глава 32

Через месяц после отъезда Само из Орлеана.

Длинный дом, в котором жил глава рода Бертоальд, ничем кроме размера, от других домов родовичей не отличался. Длинное строение, крытое деревом и дерном, давало кров большой семье, где у четырех-пяти разных очагов жили отцы, сыновья и внуки. Дым от горящих дров поднимался вверх, на высоту трех человеческих ростов, чтобы обойти закопченную дочерна потолочную балку, и уйти в дыру под крышей. В очаге, сложенном из камня, весело трещали дрова, а вокруг суетились бабы, ставя на огонь большой котел. Вытянутый стол, изрезанный ножами, стоял в центре дома Бертоальда. Тут он пировал со своими воинами. Тут он принимал гостей. За этим же столом сейчас сидели главы самых больших родов саксов, что откликнулись на его зов, и приехали сюда, к берегам реки Везер.

— Время дани наступает, почтенные мужи! — Бертоальд обвел хмурым взглядом сидевших за столом. — Пятьсот коров отдать надо франкам. Как делить будем эту ношу?

Эделинги, родовая знать саксов, переглядывались между собой. У вендов правили владыки, у германцев же — эделинги, таны, хэрсиры, хёвдинги, риксы… Разные племена по-разному называли свою знать. Саксы жили вольной жизнью, где семьи объединялись в роды, а роды в три племени — остфалов, вестфалов и энгров, живших посередине между ними. Все вместе они и были тем могучим народом, который хищные франки покоряли лишь на время, каждый раз заливая их землю реками крови. Но теперь, когда подросли новые воины, а на трон Австразии сел пятнадцатилетний мальчишка… Почему бы и не рискнуть? Тяжкая дань тянула все соки из их земли, неподъемной ношей ложась на общины.

— Долго мы еще, как последние трусы себя вести будем? — рыкнул Бертоальд. — Или затупились наши копья? Или нам нужно отдать свои ножи франкам? Или нам надо пойти к бабам, чтобы крошить репу для похлебки и не притворяться больше воинами?

— Народ вагров франки по последнего человека под нож пустили, — задумчиво сказал один из вождей, глядя прямо в глаза Бертоальду. — Я тогда мальчишкой был, но хорошо помню, как их жалкие остатки Рейн переплыли и за еду трудились, словно рабы. Франки нашу землю в крови утопят. Дагоберт