Крупская - Людмила Кунецкая

"Пришлось, — читаем в дневнике, — в заключительном слове говорить о буржуазной свободе печати, о том, почему у нас нет свободы печати, почему приходится подавлять сопротивление буржуазии и белогвардейцев при помощи чрезвычаек и т. п. К. посерел, обыватель замолчал, а кое-кто из учителей стал оправдываться".

Усталая возвращалась Надежда Константиновна на пароход, на сердце легла тяжесть. Сколько еще врагов, шкурников, тех, кто затаился и выжидает, чья возьмет. Неожиданно в дверь каюты постучали: "Надежда Константиновна, сейчас на берегу будет еще один митинг. Вы пойдете?" — "А кто там собрался?" — "Красноармейцы, подошел пароход, и на нем две с половиной тысячи бойцов". Надежда Константиновна вышла на палубу. Берег был усыпан людьми — стояли строгими рядами красноармейцы, а вокруг рабочие с местных предприятий. Один за другим поднимались на высокие мостки ораторы. Красноармейцы клялись не жалеть жизни за Советскую власть. "Казалось, тихий вечер, — пишет Крупская, — вся обстановка, все создает какую-то великую, крепкую духовную связь между ораторами и толпой. Могуче грянул "Интернационал", а потом "Варшавянка". Видно, что сибиряки. Долго не забудется этот митинг".

Медленно движется "Красная звезда" от города к городу, от села к селу. Места, недавно отбитые у белых. Горе, разорение, разрушенные дома, школы, сожженные библиотеки, могилы только что похороненных жертв белого террора. Надежда Константиновна с горечью отмечает, что учителя еще часто уходят с белыми, но те, кто остается, становятся настоящими борцами за правое дело, за политику партии. Елабуга, Бондюжский завод, Николо-Березовка, Камбаровский завод, Сарапул… Встречи, митинги, беседы, совещания…

Как приятно бывает увидеть во главе масс старого партийца, человека, которого знаешь и которому веришь всей душой. В Николо-Березовке, например, сельский исполком возглавлял член партии с 1908 года, позднее делегат IX съезда РКП (б) С.В. Борисов. После митинга они долго беседовали с Надеждой Константиновной. Поседевший, с лицом, изрезанным морщинами, озабоченно вздыхая, Борисов говорил: "Беляков прогнали. Теперь хозяйство налаживаем. И очень меня заботит культурно-просветительная работа. Нет у нас еще ни клуба, ни народного дома. И библиотеки не умеем использовать, ладно хоть школ и учителей достаточно. И вот что скажу, Константиновна, очень большое значение имеет ваш приезд. Теперь вон по всей волости крестьяне приговоры составляют, чтобы почаще из центра к нам приезжали. Очень это важно…"

В Сарапуле вечером у дверей ее каюты вдруг раздался звон шпор и густой командирский голос: "Мне бы хотелось поговорить с Надеждой Константиновной". Это был легендарный комдив Азии. Крупская услышала неожиданное: "Азин, по убеждению народоволец". Он казался совсем молодым, но ему было уже 34 года, и он был человеком-легендой, любимцем всей восточной армии. Он заслужил любовь красноармейцев беззаветной храбростью и наивным "солдатским коммунизмом". Надежда Константиновна говорила с героем мягко и ласково, хотя иногда с трудом сдерживала улыбку, слушая его рассуждения о "немецкой" войне (так он называл империалистическую войну). А иногда в каких-то его словах вдруг прорывались жестокость и озлобление. И думалось ей, что такому человеку еще нужно многому учиться, чтобы стать настоящим коммунистом. Меньше чем через год герой-комдив был зверски замучен белыми.

Боткинский завод. Белые ушли отсюда в середине июня. От 40 тысяч населения осталась только половина. Город давно не получал газет, радио не существует, жители живут слухами и рассказами очевидцев. Здесь каратели зверствовали вовсю. Перестреляли подростков — членов молодежного клуба. Пороли всех подряд: мужчин, женщин, стариков, детей. Надежда Константиновна слушала эти жуткие рассказы, вглядывалась в лица людей, ждущих помощи, совета. И все чаще ее посещала мысль — остаться на Урале, поработать в самой гуще народной жизни.

И Надежда Константиновна написала письмо Владимиру Ильичу, спрашивая, как он посмотрит, если она некоторое время поживет и поработает на Урале. Колебалась, отправить ли его, все-таки опустила и стала ждать ответа.

Пароход прибыл в Пермь. Даже в этом крупном городе не получали газет, здесь ходили фантастические слухи о том, что Москва сгорела, что Питер взят белыми, и другие небылицы. Слово москвичей было необходимо. А Надежда Константиновна опять слегла. Снова подвело сердце. Сказалось сильное физическое и нервное переутомление. К ней в каюту все время приходили товарищи — поговорить, спросить совета, рассказать о чем-то интересном.

Однажды пришел незнакомый военный — высокого роста, с алым бантом на груди. "Попов, — густым басом представился он. — Агитатор 1-й батареи, хочу попросить вас выступить у нас в полку". — "Я не совсем здорова, боюсь, что для большой аудитории сил не хватит", — ответила Крупская. Но тот говорил так убедительно, что она не выдержала, согласилась.

На другое утро Попов зашел за Надеждой Константиновной. У пристани стояла извозчичья пролетка. Сохранились кинокадры — Надежда Константиновна едет с Поповым в пролетке. Она улыбается и что-то оживленно говорит. По дороге она с изумлением узнала, что большевистский агитатор до революции был попом, но попом строптивым. За то, что защищал Льва Толстого, в монастыре картошку чистил. А узнав о революции, оставил попадью с четырьмя детьми и пошел к большевикам. Перед Надеждой Константиновной открылась большая и прекрасная душа человека искреннего и ищущего.

Крупская так описывала последний митинг, который она провела во время этой поездки: "Выступать пришлось не перед батальоном, не перед двумя-тремястами людей, как я думала. Пришло 6 тысяч, все красноармейцы города. Вряд ли кто слышал то, что я говорила, но митинг был ужасно интересный. Недавний поп был незаурядным оратором. Хоть и употреблял он поповские сравнения вроде того, что "большевики подобно апостолам пошли в народ, чтобы понести им свет истины", но говорил в общем дельно, и ясно было, какое громадное значение имело его выступление. "А как насчет крещения?" — задал вопрос один красноармеец. "Насчет крещения? Подробно говорить надо бы часа два, а коротко сказать — один обман". Масса молча слушала: кому же и знать лучше, как бывшему попу? И ясно было, какое громадное агитационное значение имели речи этого попа-агитатора. Запомнилось еще выступление одного красного командира. "Страна наша непобедима на предмет пространственности и квадратности", — говорил он. Потом, когда я рассказывала об этом выступлении Владимиру Ильичу, он говорил о том, что, неправильная по форме, эта мысль глубоко верна. Не была бы так скоро разбита Венгерская советская республика, если бы она не была так мала, а то самое большее 60 верст от границы находится Будапешт".

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});