Тропик ночи - Майкл Грубер

Что я могу поделать? Эта женщина ненормальная, а мне очень нужен чек. Я стаскиваю с себя комбинезон и футболку и остаюсь в чем мать родила. На лице у миссис Уэйли появляется торжествующее выражение оттого, что вот стоит перед ней голая женщина с покорной миной, которая позволяет себе выходить из дома утром на службу без нижнего белья. Тут я вдруг осознаю, что стою я у самого окна, в которое таращатся все мои коллеги, и среди них почему-то Лу Ниринг. Но ведь для него эта картина не нова, он видел все это раньше. Ну и плевать мне на них, сегодня мой последний рабочий день. Я приподнимаю груди, прижимаю их к оконному стеклу и машу рукой. Чувствую прикосновение холодного стекла к соскам, отчего они сразу твердеют…

…Я лежу в своем гамаке, и блики лунного света по-прежнему лежат на противоположной от окна стене. Теперь я решаю остаться в гамаке, смотреть, как бледнеют лунные блики и наступает рассвет, и ждать, что будет дальше. Быть может, Лус придет ко мне через некоторое время и, не дождавшись от меня ни слова, расплачется и побежит к Полли, и та тоже придет сюда и тоже ничего от меня не добьется. А далее сюда явится какой-нибудь коп плюс два парня из больницы Джексона. Они увезут меня в нервное отделение больницы, и какой-нибудь интерн накачает меня торазином, и все будет прекрасно. Я проведу остаток жизни в клетке, никому не причиняя беспокойства, тихо и мирно. Быть может, я даже наберу вес. Надеюсь, что Лус удочерит какая-нибудь хорошая семья. Потом я умру и проснусь в своем гамаке и увижу лунные пятна на противоположной от окна стене.

Потом мне снится, что залаял Джейк, он лает и лает, не умолкая, визгливо и очень громко. Я слышу, как хлопает дверь в доме у Полли, слышу, как она велит псу заткнуться, а тот и внимания не обращает на ее окрик, тявкает и тявкает. Слышу, как Полли зовет Дейти, чего она обычно не делает в реальной жизни. Дверь снова хлопает. Но вот над двором проносятся птицы-медоуказчики, и я слышу или мне кажется, что слышу, звуки их песни — пурр-пурр-уитт. Быть может, это другие птицы, это не важно, это совсем не важно в стране снов.

У меня болит спина, как если бы все происходило в реальности. Я хочу встать. И я встаю. Почему бы и нет? Одеваюсь как положено и не забываю о нижнем белье. Кое-как справляюсь со своими лохмами. Надеваю свои безобразные очки. Выхожу на крыльцо взглянуть, что там такое стряслось. И теперь уже точно слышу вой сирен. И я отлично вижу отсюда под нашим манговым деревом большой газетный лист. Это его способ сообщить, что он знает, где я нахожусь в реальной жизни. Если она вообще существует, реальная жизнь, я сейчас могла бы в нее вернуться. Рано говорить об этом. Откуда мне знать?

Глава двадцать третья

31 октября, Лагос — Бамако

Пишу в самолете, рейс чартерный. Мы оба признаны persona non grata — нежелательными личностями. Пытаюсь разобраться, с какой стати я-то объявлена такой вот персоной. Что я сделала не так? У. спит, одурманенный. Я не могу на него смотреть, не могу представить, что дотронусь до него когда-нибудь. Но он здесь, я вытащила его. Встретилась с Мусой. Он орал, подойдя ко мне очень близко и дыша перегаром. Отдала ему деньги, подумав, не потребует ли он дополнительного «возмещения» чисто личного плана. Пошла бы я на такое? Ради У.? Обошлось без этого.

Я нашла У. в углу вонючей камеры, на полу. Он очень обрадовался мне, пришел в восторженное возбуждение. Плакал. Он, в сущности, отнюдь не крутой парень и физически не слишком вынослив. Не то что Грир. Они полностью сломали его, друзья-африканцы. Лицо у него в синяках и сильно распухло, выбиты два зуба. Потом, уже в отеле, его осмотрел врач-англичанин, который лечит здешних нефтяников. Выяснилось, что мерзавцы хорошо поработали над мошонкой У., как и бывает обычно в подобных случаях.

Хочу к папочке, хочу, чтобы Грир был моим папочкой. Он бы этого не допустил.

Только что подошел пилот и сказал, что нам нужно пройти таможенный досмотр. Мы пересекаем границу Мали. Берн говорил, что в Мали можно найти оло, если они вообще существуют. Я думала только о возвращении домой, но я хочу любым способом избавиться от постигшего нас несчастья. У. не выражает своего мнения. Что ж, посмотрим. Самолет летит на малой скорости, его ужасно трясет…

2 ноября, Бамако, Мали

Отель «Дружба» — лучший в городе, восемьдесят долларов в сутки, я нахожу это приемлемым. Договорилась с говорящим по-английски врачом-ливанцем, доктором Роутифом, что он посмотрит У. Он выглядит по-прежнему скверно, однако доктор Роутиф уверяет, что никаких переломов или внутренних повреждений нет. Опухоль гениталий уменьшилась. Видимо, негодяи все же блюли некоторую осторожность. Я сказала врачу и прислуге в отеле, что У. попал в дорожную катастрофу. Никто этому, разумеется, не верит, но люди здесь добры и отзывчивы.

4 ноября, Бамако

Сегодня он впервые вышел из номера. Ноги дрожат, двигается он неуверенно. Пообедали в столовой отеля, современного четырехэтажного здания, какое можно увидеть где угодно — хоть в Гамбурге, хоть в Тулоне, словом, в любом месте на земном шаре. Много немцев и французов, гораздо меньше американцев, это, как правило, бизнесмены или богатые туристы. Ноябрь — лучший месяц в Мали и, следовательно, пик туристического сезона. Только что прошли дожди, и стоит прохладная погода.

Сегодня во второй половине дня я оставила У. одного, чтобы посетить по рекомендации Грира доктора Траора в Национальном музее. Спросила его об оло и получила в ответ несколько странный взгляд. Мы поговорили о Туре де Монтее. По мнению Траора, это империалист и шарлатан. Выдумал истории о колдовстве и человеческих жертвах с целью оклеветать африканцев и оправдать так называемую mission civilisatrice — цивилизаторскую миссию. Разговор явно сник. Я спросила, могу ли предложить музею некоторую дотацию. Тут разговор снова оживился. Оказалось, что доктор Траор провел год в Чикаго, так что у нас с ним было нечто общее. Я выписала чек; мы прошлись по архиву, Траор показывал мне обычные деревянные полки, изъеденные термитами; на полках лежали ветхие рукописи, покрытые красновато-рыжей пылью. Как ни странно, они не ввели каталог Национального музея Мали в компьютер. Я повязала голову банданой, чтобы отчасти прикрыть и лицо, бесцельно походила час-другой по музею. Только представить себе, что проведешь остаток жизни при этой, не до конца каталогизированной коллекции, без мужа, без семьи, постепенно превращаясь в иссохшую старую деву… Собственно говоря, я же не старая дева, я была бы разведенной женщиной. Найду ли я что-либо привлекательное в своей ученой карьере теперь, когда рухнул мой брак? Если он рухнул. У. сейчас спокоен, послушен, но это, пожалуй, еще хуже, чем то чудовищное возбуждение, в котором он недавно пребывал. Вернувшись в отель, я нашла его очень вялым и подавленным. Доктор Роутиф переусердствовал с успокоительными средствами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});