Кононов Варвар - Михаил Ахманов

«На философию полагаться не стоит, – прервал его Трикси. – Судя по информации в твоей памяти, Толстой был офицером и дворянином, потомком древнего воинственного рода. Не советую использовать его инклин».

– Это была шутка, – признался Кононов. – Зачем нам троица Львов Толстых? Для нынешнего литературного процесса это жуткий шок! Хватит с нас одной Толстой Татьяны.

«Ну, тогда придумай что-нибудь еще», – сказал пришелец и погрузился в собственные мысли.

Тем временем на балкон вышел невысокий человек, постоял рядом с шезлонгом, уселся, вытянул ноги, развернул газету. Сердце Кима дрогнуло и сжалось; каким-то шестым, десятым или двадцатым чувством он внезапно понял, что видит самого хозяина. За дальностью расстояния он не мог разглядеть ни черт его, ни одежды, лишь силуэт, что рисовался на застекленном фронтоне; казалось, перед ним возникла тень или плоская кукла-марионетка, которую дергает за ниточки незримый вожатый, заставляя шевелить руками и дергать головой. Минут пятнадцать кукла листала газету, потом движения ее замедлились, руки застыли, голова повернулась; теперь Чернов глядел на руины типографии, словно предчувствуя, что в них скрывается его заклятый враг.

Глаза Кима сузились, лицо окаменело.

«Где он прячет Дашу? – мелькнула мысль. – Что сделал с ней? Что собирается сделать? О чем он думает, глядя на лес и небо с повисшим над соснами солнечным диском? О непокорной жене? О мести ее возлюбленному?»

Реальность дрогнула, размылись контуры стены, исчез, будто растаяв, особняк с фигурой на балконе и тут же появился снова – уже не дом, а замок, цитадель из серого гранита с высокими башнями-пилонами, что подпирали небеса – холодные, низкие, угрюмые. Взвыл ветер, швырнул ледяную крупу меж зубцов парапета, скользнул в раскрытое окно и закружил по темному мрачному залу… Затанцевал вокруг человека-тени в черной длинной мантии…

* * *

Гор-Небсехт, стигийский колдун и владыка Кро Ганбора, готовился к битве.

Битва была неизбежной. После бунта Эйрима, после побоища, устроенного в его усадьбе киммерийцем и серокожим, после гибели Торкола и Фингаста сражение сделалось неотвратимой реальностью. Гор-Небсехт уже знал, что мечи и топоры ваниров не смогут его защитить, что он должен полагаться лишь на собственное колдовское искусство, на мощь своих заклятий и смертоносных чар. Но предстоящая схватка его не страшила, так как имелось много способов разделаться с киммерийцем: скажем, превратить дикаря в обезьяну, от коей этот варвар ушел не столь уж далеко. А серокожего – в медведя!

Маг высокомерно усмехнулся, по привычке меряя неспешными шагами пространство между алтарем и распахнутыми настежь окнами. Сейчас он был спокоен и собран; он не думал о походе на юг и о зеленоглазой женщине с далекого острова – он готовился отстаивать свою жизнь и свою власть. Ноздри его крупного носа раздувались, темные глаза под кустистыми бровями грозно поблескивали, пальцы непроизвольно шевелились, то ли стискивая чье-то горло, то ли чертя в воздухе колдовские знаки.

«Не надо ни медведей, ни обезьян, ни прочей живности, – думал Гор-Небсехт. – Гораздо лучше обратить обоих пришельцев в камень… Да, в холодный камень, черный и гладкий! Изваяние киммерийца он поставит рядом с алтарем, чтобы любоваться статуей всякий раз, когда будет в этом чертоге… А серокожего, быть может, и оживит… потом, спустя несколько дней после схватки… Из него получится хороший слуга и страж; не стоит пренебрегать бойцом, который может справиться с десятками опытных воинов. Но сперва серокожему нужно обучиться покорности и побыть здесь, в обширном и сумрачном зале, около статуи киммерийца».

Поразмыслив, Гор-Небсехт принял именно такое решение. Что касается самой магической процедуры, превращавшей живую плоть в камень, то ее он помнил еще с тех дней, когда проходил ученичество в Стигии. Подобных ритуалов имелось несколько; все они в чем-то были сходны, отличаясь лишь деталями и произносимыми словами.

Например, Проклятие Сета…

Губы мага шевельнулись, и под сводами зала прозвучали древние строфы:

Да будут члены твои камнем,Да уподобятся они недвижным утесам,Да скует их холод Вечной Бездны —Так говорит Бог над богами,Великий Змей Вечной Ночи,Отец Зла, Владыка Смерти,Властелин, не знающий жалости…

«Отчего же не воззвать к Сету и древней стигийской мудрости», – подумал Гор-Небсехт. Хоть сам он отрекся от почитания Великого Змея, но не стал служить никому другому… никому, кроме себя самого. Так что Змей поможет ему во всяком черном деле – недаром же он зовется Владыкой Смерти и Прародителем Зла!

Существовали еще и могучие заклятия Окаменения, Забвения и Развоплощения; их Гор-Небсехт тоже знал и помнил. Словно желая проверить себя, он зашептал, стараясь не сотворить ненароком жеста, освобождавшего магическую силу чар:

Если ты смертен, рассыпься прахом;Если бессмертен, спи в объятиях вечности;Если ты дух, развейся по ветру;Если ты призрак, вернись на Серые Равнины.Пусть имя твое сотрется из памяти людской,Пусть боги и демоны забудут о тебе,И свет солнца, луны и звездНе коснется больше твоей плоти.

Слова эти были острее мечей, смертоносней копий. Разве киммериец устоит против них? Не устоит! И быть ему камнем!

Гор-Небсехт рассмеялся – холодным презрительным смехом гордеца, нацелившего нож в глотку врагу. Ничтожному врагу!

Итак, киммериец станет камнем. Потом придет время расправиться с Эйримом, сделать так, чтобы Высокий Шлем был не столь высок. А потом…

Наконец он дал себе волю и погрузился в мечты о зеленоглазой женщине, о рыжей ведьме с далекого острова.

* * *

«Очнись, – раздался беззвучный голос Трикси, – очнись! Время идет, а ты не решил, что будешь делать!»

Ким вздрогнул. Фигура Чернова исчезла, балкон был пуст, широкое окно и дверь сверкали золотом в лучах вечернего солнца. Один из стражей направился к вольеру, выпустил собак; двое других сунулись в караульную, вытащили столик, сели ужинать. Откуда-то из-за кустов появилась еще пара мужчин в комбинезонах, с лопатами – то ли рабочие, то ли садовники, то ли качки, решившие поразмяться на цветочных клумбах. Бросили лопаты, подсели к столу, закурили… Даши – ни следа, ни намека.

Зато на крыльцо вышел Чернов. Постоял, заложив руки за спину, спустился по ступенькам, отмахнулся от подбежавших собак, прошелся туда-сюда, понюхал розы, задрал голову к балкону, словно что-то там разглядывал, и исчез за кустами.

«Вечерняя прогулка? Пожалуй, стоит присоедиться, – решил Ким, сползая к слуховому оконцу. – Обойти лесом под стеной – вдруг где-то она поближе к дому, и Трикси унюхает Дашин инклин… Или в каком-то месте нет охранных проводов, а есть подземный ход или калитка – две доски на трех гвоздях… Или растет у стены сосна, а ветви протянулись на другую сторону… Или…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});