Повести - Юрий Сергеев

А до весны победовал на прииске и опять попёрся ноги бить, пристал к другой артельке. Про бутылочку я, конешно, помнил, нос вверх драл, считал себя богачом. Держал про запас, мол, на старость сгодится. А пока руки-ноги есть, к чему бы не попытать счастья?

Да захворал. Еле из лесу выбрался, до самой войны загибался в муках, но потом само прошло. Желудок, видать, с той голодухи спортил. Жалко мне было это золото брать, не так жалко, как муторно, словно ворованное будет.

Сам себя боялся, прокучу в кабаках все труды наши! Память друзей пропью. Пошли, Семка, могёт быть, дойдём.

К вечеру добрались к участку, остановился Семён в леске и присел на траву.

— Давай-ка, Фомич, ночи дожидаться.

— Пошто так?

— Не могу я оприходовать золото через ЗПК, съёмщики слухи разнесут, начнут обоих трясти. У меня другой план.

— Какой?

— Ночью я при тебе высыплю его в колоду через сетку ограждения, никуда оно не денется, сядет на коврики. А завтра — контрольная съёмка.

— Гляди сам. Давай так сделаем, мне разницы нет. Полежу на солнышке закатном, косточки позолочу. Часа два ждать-то.

Стрекотали кузнечики, булькала вода в маленьком ручейке, заплутавшем меж болотных кочек. Дурманяще пахла тайга, распаренная летним солнцем. Над поймой дрожало марево в голубоватом свете бездонного неба.

Старик откинулся в никогда не кошеную траву, лежал спокойно и отрешённо.

— Фомич? Как думаешь, жильное золото есть тут, по левому борту?

— Конешно, есть. Куда ему деваться. Россыпь от него и разбегалась. Да сыскать трудно.

— А если попробовать? В жиле изюмина этого месторождения!

Кондрат вдруг дёрнулся и поднялся. С тревогой посмотрел на спутника.

— Хто эт тебя надоумил?! Фёдор нам про неё байки сказывал, собирались перебраться сюда, — впился глазами дед.

— Он и надоумил. Говорю тебе, что приходили ночью, — сдерживая улыбку, ответил Семён. — Сказал, что по Орондокиту пусто, по Летнему скоро пропадёт и надо лезть по струе выноса в сопку.

— У Платонова сколь пальцев было на правой руке? Сколь? Если они к тебе являлись? — осерчал старик.

— Не заметил, честное слово…

— Тогда брешешь! Два пальца у него осталось. Я сам ему отмороженные ссёк, почернели они. За сохатым крался и провалился в наледь, еле добрался к нам в избу. Приснилось тебе всё от моих сказов. Энта блажь приснилась… Я с ими тоже всю ночь толковал. Отступись, парень.

— Наверное, приснилось, но слишком правдиво всё переплелось, сомнения начали брать.

— Забудь, не ломай башку! Если с золотьём повёлся, не долго повернуться мозгам. Забудь.

— Ладно, Фомич, на, хариуса посолонцуй, проголодался, поди.

— Отвяжись со своим харюзом, и так тошно, — но глаза на рыбу скосил, почмокал губами. — Давай уж попробую, воды потом обопьёшься. — Чулочком снял шкурку и сунул кусочек в рот. — Сладость-то какая, изводишь старого, зубов нету, а ты дразнишь.

Стемнело. Они подошли к колоде и, дождавшись момента, когда бульдозер, убирающий эфеля, полез на отвал, торопливо высыпали золото в несущуюся по колоде пульпу. Ковалёв сполоснул бутылку, вылил остатки песка через сетку, постучал по ней кулаком, отрясая налипшие крупинки.

— Всё, Фомич, оприходовал.

— Хана-а-а… Оттель не возьмёшь, отмучился я! Поток сильный, кабы не вынесло ево?

— В головку сыпали, не вынесет. Колода очень длинная, сноса нет, проверяем через три дня. Будет завтра съёмка! Григорьев голову сломает, будет думать, откуда его нанесло, ведь вскрышу гоним.

— Ну и слава Богу! А ить жалко мне до слёз… Когда было в руках — не жалко, как потерял, сразу затомило. Бутылку зарой, ишо приметит кто, а таких счас не делают.

Только он успел закопать бутылку, вырос, как из-под земли, новенький кривоносый бульдозерист.

— Здорово, Семён Иванович!

— Привет! — наигранно-весело откликнулся, радуясь, что успел всё сделать.

— Обыскались тебя в посёлке, Влас на рацию звал, ругался, обещал голову отвернуть. И майор Фролов приехал, спрашивал тебя.

— Да вот с Фомичом на рыбалку ходили, завернули посмотреть, как моют.

— Рыбу есть будем?

— Половина рюкзака, еле тащу. Отдохнул от работы, развеялся.

— А у меня серьги сцепления полетали, иду попросить у Васи Заики на эфелях. Улита на землесосе протёрлась, будут менять.

— Ремонтируйтесь. Мы пошли. После смены зайди, рыбкой угощу.

— Спасибо, с удовольствием. Пока, рыбачки!

— Хто это? — спросил Кондрат, когда спускались к землесосу.

— Бульдозерист новенький.

— Чой-то мне не ндравится в нём! Присмотрись. Ишь, начальник ево должен рыбой кормить! В пересменку сам сходи и поймай.

— Чем же он тебе ещё не понравился? — подивился Ковалёв.

— Когда гутарили вы, свет падал от трактора на ево глаза. Вострые они, щурились хитро. Он тебе поднесет беду, помяни моё слово. Мильцонер он!

— Присмотрюсь, пусть работает.

Лукьян с Воронцовым ели малосольного хариуса, как век не кормленные. Сами заварили уху, нажарили сковороду рыбы, лакомились в охотку. Сытно икнув, Лукьян закрыл глаза и закурил.

— Вот это ужин! Может, двух ребят отправим в низовья Орондокита, пусть в столовую рыбку поставляют? Ведь это же срам, живём в тайге, а едим привозную говядину и мороженую камбалу?

— А что, это идея, — задумался Семён, — будем по очереди отправлять по два-три человека, вот тебе и стимул, и отдых, работать будут веселей. Разгильдяи задумаются. Подмени завтра трёх лучших парней, пусть харчишек наберут и двигают.

— Влас узнает про наш курорт, даст жару. Стоит ли? — засомневался Воронцов.

— Не даст, — уверенно сказал Лукьян, — мы ему тоже бочонок малосольного хариуса снарядим, пусть побалуется старик. Та-ак. Кого же отправить? Страхова, Акулина и Васю Заику.

— Ты же Страхова собирался выгонять? — улыбнулся Семён.

— Разработался парень, это он от неумения дурил, подучился, теперь иным старичкам фору даёт. Молодость есть молодость.

После утренней связи к Ковалёву подошел тот же кривоносый бульдозерист и попросил зайти в избушку к майору Фролову. Как увидел Семён на столе пустую бутылку, зарытую ночью в эфеля, аж жаром обварило.

Фомич угрюмо курил, уставившись глазами в пол, Фролов что-то писал в тетради. Вскинул чернявую голову:

— Проходи, садись, Семён Иванович. Надо разобраться. Старик во всём сознался.

Позвали Лукьяна. Остался и кривоносый, который был тоже милиционером на подсадке. Точно срисовал Фомич. Когда Семён закончил рассказ, майор спросил:

— А почему в ЗПК не принёс, не поставил в известность артель? Ты что, не знаешь инструкции? Ведь, за такие штучки срок дают.