100 великих художников - Д. Самин

Поступив в Академию художеств в 1809 году, Карл за короткое время не только обнаружил свои необыкновенные способности, но, что еще важнее, сделался наставником своих товарищей.

Со второй половины академического курса Карл часто поправлял своим товарищам рисунки, которые они подавали на экзамены. Он обыкновенно занимался исправлением чужих рисунков по ночам и не даром. Товарищ, нуждавшийся в его помощи, должен был приготовить ему к началу работы ситник с икрой или с медом.

Окончив Академию с золотой медалью, Брюллов получил право на продолжение художественного образования в Италии.

Ранние работы Брюллова, исполненные в первые годы пенсионерства в Италии, посвящены в основном мифологической и библейской тематике, вдохновлены античными образцами и не выходят за пределы художественной системы классицизма.

Ко второй половине 1820-х годов относится целый цикл небольших картин, воссоздающих живые, увиденные художником бытовые сценки, такие как «Итальянское утро» (1824), «Девушка, собирающая виноград в окрестностях Неаполя» (1827) и «Полдень» (1831). Радость бытия, чувство полноты жизни, слияние с природой – пронизывает эти картины.

Во все периоды жизни художника портрет занимал значительное место в его творчестве. Молодой Брюллов создал целую серию портретов, отмеченных острой наблюдательностью, точных и лаконичных по изобразительной форме и вместе с тем овеянных поэтическим чувством. Уже в первых своих работах художник проявил способность выразить характер и передать типические особенности изображаемых им. Художник пишет «Автопортрет» (1833), портрет брата – А.П. Брюллова, акварельные портреты Олениных, групповые портреты княжны Елены Павловны с дочерью.

В 1832 году Брюллов пишет знаменитый портрет «Всадница». Итальянский критик Сакки восторгается: «Сколько мы помним, мы до сих пор не видели конного портрета, задуманного и исполненного с таким искусством».

Как пишет М.М. Ракова: «Портрет предстает перед зрителем как богатое, увлекающее разнообразием своих деталей зрелище… Тут и впечатляющий сам по себе эффект смелой верховой езды юной прекрасной амазонки, и чудесный вороной скакун, и тенистая перспектива густого парка, и затейливая архитектура богатой виллы, и сияние металла, шуршание шелка, трепет легких, прозрачных тканей. В организации этого зрелища, в подчинении всех компонентов портрета задуманному образу Брюллов проявляет замечательное композиционное мастерство».

К числу лучших портретов-картин этой поры и одновременно к числу наиболее интересных и значительных произведений Брюллова-портретиста принадлежит также и портрет его друга, верной почитательницы его таланта – графини Юлии Павловны Самойловой с воспитанницей Джованиной и слугой-арапчонком (1832–1834). Портрет написан искренно, с подъемом. Его отличает жизненная правдивость, эмоциональная содержательность, богатство и совершенство художественной формы.

Мысль о большой исторической картине не покидала Брюллова. Еще в 1822 году художник приехал в Помпею и был поражен зрелищем раскопанного археологами мертвого города. У художника возник замысел: изобразить трагедию последних минут гибнущего города.

После тщательной подготовки, занявшей шесть лет, художник приступил к написанию картины. Он долго разрабатывал композицию и приемы освещения и, наконец, остановился на блеске молний. Их неровный свет ярко подчеркивает скульптурную осязаемость каждой фигуры. Художник не только изобразил трагическое событие, но и передал чувства каждого из своих героев.

Брюллов вспоминал: «Да, нужно было их всех проследить, запомнить все их хорошее и откинуть все дурное, надо было много вынести на плечах, надо было пережевать 400 лет успехов живописи, дабы создать что-нибудь достойное нынешнего требовательного века. Для написания "Помпеи" мне еще мало было таланта, мне нужно было пристально вглядеться в великих мастеров».

Работая над «Помпеей», художник доходил до такого изнеможения сил, что нередко его выносили из мастерской… Дописав картину, Брюллов остался ею недоволен. По его расчету фигуры должны были выходить из холста, а в картине они не имели того рельефа, который он хотел им придать. «Целые две недели, – говорил Брюллов, – я каждый день ходил в мастерскую, чтобы понять, где мой расчет был неверен. Иногда я трогал одно место, иногда другое, но тотчас же бросал работу с убеждением, что части картины были в порядке и что дело было не в них. Наконец, мне показалось, что свет от молнии на мостовой был слишком слаб. Я осветил камни около ног воина, и воин выскочил из картины. Тогда я осветил всю мостовую и увидел, что картина моя была окончена»…

Экспозиции картины в Риме и Милане превратились в событие. «Это не картина, а целая эпопея», – написал в своем отзыве известный автор исторических романов Вальтер Скотт.

Другой писатель, уже русский, Николай Васильевич Гоголь посвятил картине восторженную и пространную статью. Вот ее фрагмент: «Создание и обстановку своей мысли произвел он необыкновенным и дерзким образом: он схватил молнию и бросил ее целым потопом на свою картину. Молния у него залила и потопила все как будто бы с тем, чтобы все выказать, чтобы ни один предмет не укрылся от зрителя. Оттого на всем у него разлита необыкновенная яркость. Фигуры он кинул сильно, такою рукою, какою мечет только могущественный гений: эта вся группа, остановившаяся в минуту удара и выразившая тысячи разных чувств; этот гордый атлет, издавший крик ужаса, силы, гордости и бессилия, закрывшийся плащом от летящего вихря каменьев; эта грянувшаяся на мостовую женщина, кинувшая свою чудесную, еще никогда не являвшуюся в такой красоте руку; этот ребенок, вонзивший в зрителя взор свой; этот несомый детьми старик, в страшном теле которого дышит уже могила, оглушенный ударом, рука которого окаменела в воздухе с распростертыми пальцами; мать, уже не желающая бежать и непреклонная на моления сына, которого просьбы, кажется, слышит зритель; толпа, с ужасом отступающая от строений или со страхом, с диким забвением со страха взирающая на страшное явление, наконец, знаменующее конец мира; жрец в белом саване, с безнадежною яростью мечущий взгляд свой на весь мир, – все это у него так мощно, так смело, так гармонически сведено в одно, как только могло это возникнуть в голове гения всеобщего».

В 1835 году Брюллов вернулся в Петербург и стал работать в Академии художеств, а через год ему было присвоено звание профессора. Одновременно с преподавательской деятельностью художник пишет еще одну работу на тему русской истории – «Осада Пскова».

Вспоминает Брюллов:

«По приказанию Волконского, я приехал в Зимний дворец. Во дворце меня ждали и сейчас провели в кабинет императрицы, где были только государь и государыня. Государь встретил меня словами:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});