Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт

На следующий день мы увидели низкую, длинную ледяную стену, которую мы сначала приняли за выдвинутую в море длинную ледниковую косу. Подойдя ближе, мы увидели на ней темное пятно. Вдруг мы хватились, что эта коса отделена от берега, и мы стали обходить ее, узнавая знакомые черты. Подойдя совсем близко, мы стали примечать сходство с хорошо знакомой нам ледниковой косой у Эребуса, и, наконец, нам бросился в глаза флаг на нем; и вдруг нам пришло в голову, что это, пожалуй, и есть тот самый кусок, оторвавшийся от этой косы.

Мы не ошиблись. Мы разбили лагерь у дальнего конца и, поднявшись на вершину, скоро нашли оставленный Кэмпбеллом склад корма и ряд шестов, поставленных для указания пути нашим лошадям осенью. Итак, здесь твердо засела оторвавшаяся от ледника Эребуса в марте огромная льдина, около двух миль в длину, которая описала полукруг, так что прежний западный конец ее теперь обращен к востоку. Принимая в расчет многочисленные трещины в этой ледяной массе, крайне удивительно, что она уцелела, совершив такое дальнее плавание.

Одно время мы думали было на этой косе строить дом. Какое странное плавание совершили бы жители! Ледяная коса, бывшая в пяти милях на юг от мыса Эванс, теперь вдруг очутилась в сорока милях к WNW от него!

Отсюда мы продвинулись еще немного на север, пока, 24 числа, на нас не опустился туман и не скрыл от нас берег, который на этом месте делает изгиб.

Находящийся тут остров Данлоп, наверное, когда-то был под водой. Мы нашли правильное террасообразное побережье высотой в 65 футов, усеянное округленными от трения воды валунами. Осмотрев остров, легко было признать ту же террасообразную формацию вдоль берега; в одном месте мы нашли такие же валуны на высоте ста футов над водой. Почти все они наносные, и, в отличие от обыкновенных морских голышей, зарытая в земле сторона их осталась остроугольной.

Берег к северу от мыса Берначчи отличается от местности кругом ледника Феррара и Новой гавани тем, что он тянется рядом закругленных бухточек, окаймленных низкими ледяными стенами. Там, где он выступает мысиками, местами обнажены основная гнейсовая порода и части морен, неправильными пятнами, весьма интересными для искателя геологических образчиков. За этой каймой длинными, волнистыми линиями простирается покрытая снегом возвышенность, мягкой покатостью спускающаяся к берегу; за этим опять – ряд горных хребтов, прорезанных глубокими долинами. Долины эти, насколько мы их проследили, как будто лучами расходятся от вершины, с которой начинается ледник Феррара.

По мере того как приближаешься к берегу, снежная скатерть, составляющая первый план картины, больше и больше закрывает вид на пики, уходящие вглубь земли, и даже со значительного расстояния невозможно получить хороший вид на внутренние долины. Осмотреть эти долины с вершины ледяной шапки составляет одну из задач, поставленных перед западной партией.

Я никогда до сих пор не представлял себе, чтобы весеннюю экскурсию можно было совершить так приятно.

24 числа, после полудня, мы собрались в обратный путь и, пройдя почти 11 миль, остановились на ночевку с внутренней стороны приплывшего куска Ледникового языка. 25 числа мы направились по прямой линии домой и на ночь остановились уже довольно далеко от берега. Боуэрс мерил углы с нашего полуденного привала, а я снял фотографическую панораму, сильно передержанную.

26 числа мы прошли всего 2 1/2 мили, когда на нас нагрянула свирепая метель. Мы пошли ей навстречу. В первый еще раз я пошел в самую гущу валившего с неба снега; это вполне возможно, но движение очень замедляется от сопротивления ветра. Пройдя еще две мили, мы решили сделать привал. Долго не удавалось поставить палатку, однако, справились и, внутри ее усердно работая метлой, очистили все от снега.

Благодаря заботливости и усиленной топке мы сравнительно мало снега набрали на вещах; опыт везде приносит пользу. Метель продолжалась все 27 число, а 28 оказалось самым тяжелым днем из всех. Ветер дул в лицо, режущий, морозный; но хотя он постепенно усиливался, мы упорно шли вперед, только время от времени останавливаясь, чтобы обернуться и дать нашим обмороженным лицам отойти. Только около 2 часов удалось найти подходящее место для полуденного привала под защитой ледяной гряды. От длительного, утомительного перехода сильно пострадал Симпсон: все лицо его было обморожено и теперь еще в пузырях. Снег понесло, пока мы сидели в палатке, и только в 3 часа перестало, так что мы могли снова двинуться, хотя ветер нисколько не утих. Тут я над южным хребтом Эребуса увидел зловещее, мутное небо, сулившее новую метель.

В надежде, что она обойдет нас, я пошел дальше, как вдруг Неприступный остров исчез с наших глаз. Тогда мы кинулись искать места для привала, но метель уже со всей силой нас настигла. Снег так несло и крутило, что не было возможности поставить внутреннюю палатку. На то, чтобы внешнюю поставить, потребовалось много времени, но, наконец, удалось – спасибо Эвансу и Боуэрсу. Пришлось рисковать обмороженными пальцами, и изо всех сил цепляться за палатку, дюйм за дюймом укрепляя ее; и это еще было не особенно медленно, если принять во внимание все условия. Напились какао и стали ждать. В 9 часов вечера снег перестало крутить, но мы были до того занесены им, что решили идти дальше, несмотря на ветер.

Мы пришли домой в 1 час 15 минут пополуночи, до нельзя изнуренные. Ветер не унимался ни на мгновение; температура держалась около –16° [–27 °С], и я не запомню более тяжелого перехода, чем пройденные нами в последний день 21 миля.

За исключением последних дней, мы совершили эту экскурсию так приятно, как я не считал возможным в весеннее время. Температура у самого ледника Феррара была –40° [–40 °С], а затем колебалась между –15° [–26 °С] и –40° [–40 °С]. Конечно, это выше, нежели можно ожидать на Барьере, но сама по себе и такая температура еще не обещает большой приятности. Улучшением условий мы обязаны своей большей опытности. Мы употребляли на треть больше топлива, чем летом; благодаря этому и двойной палатке мы после завтрака и ужина пользовались часом досуга и отдыха, во время которого мы сушили носки и пр. и не спеша снова надевали их. Мы меняли обувь немедленно после того, как разбивался лагерь, и таким образом ноги у нас были в тепле всю ночь. Спальные мешки мы почти все время возили на санях открытыми. Хотя от солнца пока, по-видимому, немного тепла, однако я такого мнения, что это полезно даже в самый большой мороз; наши мешки из-за этого, несомненно, содержались гораздо более свободными от сырости, чем если бы они днем оставались скатанными. Внутренняя палатка, правда, набирает довольно много льда, но я не вижу, как бы можно было этому помочь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});