Душа ифрита (СИ) - Рен Лина

За окном снова завыл ветер. В помещение, сквозь тонкую заслонку, просочилась струйка холодного воздуха. Поскольку Вик сидел прямо напротив окна, его обдало этим ледяным потоком. Он будто бы сжался в комок и еще раз нахмурился. Я огляделась в поисках чего-то теплого, но нашла только покрывало, аккуратно сложенное на кровати. Я тихо расправила покрывало и аккуратно положила его на плечи командира. Пусть даже он спит, но мне все равно было приятно увидеть его вблизи. Сейчас он казался совершенно другим, не человеком на войне. Казалось, что, засыпая парень забывает обо всем том, что происходит в реальном мире, а потому едва проступающие морщины разглаживаются, к щекам возвращается румянец, вечно сжатые губы расслабляются.

Я стояла и внимательно вглядывалась в его лицо. Не знаю почему, но мне хотелось запомнить абсолютно каждую мелочь, сохранить ее в своих воспоминаниях. Наверное, я простояла так достаточно долго, потому что ноги уже начали затекать. Пора было уходить. В конце концов, не могла же я стоять над душой Вика всю ночь. Сделав шаг назад, я собралась идти к выходу. Но тут мое запястье резко перехватила чья-то горячая ладонь.

Его голубые глаза сверкали из-под длинной челки. Он продолжал лежать на столе, но одна его рука крепко уцепилась за мою, не давая пойти дальше. Вик смотрел на меня с нескрываемым интересом, словно я была для него чем-то незнакомым, что он прежде никогда не видел.

— Что ты тут делаешь? — наконец спросил он, немного приподнимая голову от шероховатой поверхности стола.

— Просто проходила мимо, — соврала я, хотя ложью это было лишь отчасти. — В твоем окне горел свет, вот я и решила проверить. Знаешь, если умираешь от усталости, то лучше лечь спать, а не насиловать себя работой.

— Но ты стояла тут некоторое время, — он снова положил голову на стол, улыбаясь своей догадке.

Я хотела было вырвать руку из его хватки, но у меня ничего не вышло. Вик продолжал крепко сжимать свои пальцы, хотя боли я не чувствовала. Это и правда удивительная способность. И тут я поняла, что соврать у меня не получится. Вик так пристально изучал мое лицо, что он бы в миг раскусить меня. Да и мне хотелось сказать правду и ничего кроме правды.

— Давно не видела твое лицо. Просто захотелось вспомнить.

Парень вдруг ослабил хватку. Я подняла на него взгляд и увидела, что он был в замешательстве. Вик снова приподнял голову, легкое подобие улыбки уже пропало, и в уголках глаз осталась лишь серьезность. Мне казалось, что в его голове борются два противоположных желания, две мысли, которые сидят там уже очень давно. И услышав мои слова, он не знал, что с ними делать, как реагировать. И все-таки силой воли он стряхнул с себя оцепенение, а вместе с тем его хватка снова усилилась. Он резко, но в то же время бережно, дернул меня за руку вниз, к себе. А когда я в следующий раз открыла глаза, то увидела, что сижу у него на коленях. Он перехватил меня за талию, ближе придвинул к себе, а затем накрыл нас обоих покрывалом, которое лежало у него на плечах.

— Можешь любоваться, сколько захочешь, — на его губах снова заиграла усмешка.

— Вик, что ты...?

— Тсс, — он прижал палец к своим губам. — Я слишком устал, чтобы спорить с тобой. Давай просто посидим так какое-то время.

Он обнял меня так, что мне пришлось уткнуться головой в его плечо. Сейчас происходило что-то очень странное и мне незнакомое. Теплые ладони лежали на моих лопатках, его дыхание растворялось где-то возле моей шеи. И все это было бы очень романтично, если бы в тот момент я не думала о том, как, наверное, затекает его нога под моим весом. Нет, за время войны я, конечно, похудела. Но страх из прошлого до сих пор остался. Помню раньше, когда доводилось садиться парню на колени, в голове постоянно крутилась мысль, что я слишком тяжелая и через минуту предмет моего воздыхания сбросит меня с колен. Но Вик вроде держался молодцом. Чтобы хоть как-то развеять мое переживание из-за этой досадной мелочи, я решила, что лучше будет поговорить на отвлеченные темы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Тебя в последнее время совсем не видно, — прошептала я куда-то в район его плеча. — Почему?

— Я вдруг понял, что надо сделать еще много разной работы.

— Но ты всегда решал проблемы по мере их поступления. Разве возможно сделать все и сразу? Отложи на потом, ты так много работаешь, что у тебя не остается сил на все остальное. Как я понимаю, сейчас не надо писать никаких особых рапортов и отчетов.

— Да, но надо сделать обобщающий анализ, предоставить данные за мелкие поручения, которые мы выполняли уже давным-давно, набросать примерный план действий на следующие полгода. Да и с расходами надо бы разобраться. Начальство уже два месяца кричит, что мы просрочили все сроки с этой сметой.

— Покричат еще немного. Если подумать, нам ведь было не до этого.

— Да, сначала ты дел натворила, потом... — он вовремя запнулся, не стоит говорить это вслух.

— Так странно, — мне надо было срочно сменить тему, чтобы не возвращаться воспоминаниями к тому ужасному дню. — Вроде бы мы должны сражаться, но вместо этого пишем горы отчетов. Порой это кажется настолько бесполезным. Кому нужны все эти условности, когда мы могли заняться чем-то более полезным.

Но Вик на это мне ничего не ответил. Он затих, то ли заснул, то ли о чем-то крепко задумался. Я не могла видеть его лицо, поэтому не понимала в чем причина. Но потом он вдруг со всей силы сжал меня в своих объятьях, так что я чуть не поперхнулась.

— Я рад, что ты тут, — в его шепоте слышались незнакомые мне прежде нотки. — Со мной. Меньше всего мне хотелось бы пережить это все в одиночку. Это, безусловно, эгоистично, но...

Вик снова умолк. Я не понимала, говорит ли он про ситуацию с Катой или о войне. Наверное, обо всем. Порой мне было так сложно его понять.

— Это не эгоистично, — вздохнула я. — Думаю, вполне нормально хотеть разделить свое горе с кем-то еще. Человек просто не может страдать в одиночестве. Я и сама хотела бы иметь рядом с собой такого человека. Вовсе не из злорадства, а лишь чтобы понять, что такое сочувствие.

— Дело не только в этом. Сочувствие – безусловно. Но есть еще кое-что. Мне бы очень хотелось, чтобы рядом был хорошо знакомый мне человек, который бы запомнил меня. И я знаю, что ты определенно запомнишь меня, сколько бы времени ни прошло.

— О чем ты? — не поняла сначала я, но потом до меня дошло, и я резко отодвинулась от него. — Что это значит?

Когда мы встретились взглядами, мне показалось, что Вик выглядит растерянным. Но уже через секунду он снова надел маску непоколебимой уверенности и самомнения.

— Разве ты сможешь забыть кого-то настолько прекрасного, как я?

— Ты идиот, — сухо ответила я.

Вик продолжал сидеть и улыбаться. Но он делал это с какой-то снисходительностью, словно улыбался над тщетными попытками моего мозга найти правду. Он почти всегда делал это наигранно. Я видела его искреннюю улыбку раз или два за все время. Все остальное – не более чем маска, которая приросла к лицу. Но мне удалось понять, что каждый раз, изображая на своем лице такую эмоцию, Вик думал о чем-то другом, слишком далеком, чтобы достичь собеседника.

— Значит, — сделала я вывод. — Ты все-таки переживал из-за того, что я тебе тогда рассказала, о сне.

— Я же говорил тебе, что сны порой всего лишь сны. Ты единственная, кто об этом переживает. Неужели тебя так потрясла возможность того, что я могу умереть? Но это абсолютно глупо и...

— Но ты думал об этом! — я грубо перебила его. — Иначе с чем связаны эти перемены в тебе? Начал вдруг доводить всю работу до конца, говоришь загадками, ведешь себя, как круглый идиот.

— Конечно, думал, — почему-то сразу признал он. — Было бы глупо об этом не подумать после твоих слов. Разве не так? Да и потом, все мы рано или поздно думаем об этом.

— Но все то, что ты делаешь сейчас! Разве это не значит, что ты поверил в возможность подобного? Поверил в мои слова?

— Эл, милая, — при этих словах мое дыхание перехватило. — Ты же знаешь, что я верю тебе, как никому другому, да? Но что касается снов... Ты должна понимать, что я всегда переживаю о том, о чем переживаешь и ты. Для меня это естественно. Поэтому, я просто решил подвести итог того, что я уже сделал. Однажды я задумался «а что, если все действительно так и завтра мой последний день? Что я буду делать тогда? Как я хочу прожить свой последний день?» и всего лишь.