Евреи России. Времена и события. История евреев российской империи. - Феликс Кандель

Весной 1816 года в Гродно нашли за городом мертвую девочку – "с шестью малыми знаками на поверхности тела". Врачи установили при проверке‚ что у девочки "кровь не источена"‚ но вскоре разнесся слух‚ будто она "кончила жизнь от рук жидовских". Следователи занялись "секретным расследованием"‚ и снова экспертом оказался бывший их единоверец, "выкрещенный в благочестивую веру унтер-офицер" Павел Савицкий. Он сообщил‚ что "кровь христианская точно нужна по еврейскому завету"‚ в каждом кагале прежде хранилась особая бочка для умерщвления христианина, а также сосуд с кровью для использования ее в будущем, "ибо кровь мученика не портится".

Результаты расследования отправили в Петербург‚ но обвинение оказалось нелепым и совершенно недоказательным; из столицы повелели "секретное розыскание" прекратить‚ а взамен этого отыскивать настоящего "смертоубийцу". Вскоре Александр I распорядился‚ "чтобы впредь евреи не были обвиняемы в в умерщвлении христианских детей без всяких улик‚ по единому предрассудку‚ будто они имеют нужду в христианской крови", а следствие следует проводить "на законном основании и праве".

Жила в белорусском городе Велиже двенадцатилетняя юродивая‚ "девка-отгадчица" Анна Еремеева, занималась предсказаниями и ворожбой. В марте 1823 года она рассказала окружающим‚ что ей явился во сне архангел Михаил и сообщил следующее: в первый день Пасхи "одна христианская душа будет загублена евреями"; этому ребенку назначено страдать "в иудейском‚ что на рынке‚ большом угловом каменном доме". И действительно‚ в первый день христианской Пасхи у рядового местной инвалидной команды Емельяна Иванова пропал трехлетний сын Федор. Вскоре к матери пропавшего ребенка пришла Марья Терентьева‚ распутная‚ вечно пьяная нищенка. Она погадала на воске и сообщила матери‚ что ее сын находится "в доме еврейки Мирки‚ в погребе"‚ его можно взять оттуда живым‚ и если "он не будет освобожден‚ то его умертвят". А через несколько дней труп ребенка нашли в полуверсте от города‚ в лесу‚ "чем-то в нескольких местах пронзенным"‚ и местный лекарь установил при осмотре‚ что "солдатский сын рассудительно замучен".

Полиция провела обыск в доме Мирки Аронсон‚ ничего не нашла‚ но дело не прекратили и провели следствие. Велижский суд решил‚ что христианам не было никакого смысла убивать ребенка‚ а потому оставил его "умерщвление в сомнении на евреев". Однако судьи в Витебске этот приговор отменили и записали в протоколе: "Случай смерти солдатского сына предать воле Божьей; всех евреев‚ на которых гадательно возводилось подозрение в убийстве‚ оставить свободными от всякого подозрения; солдатку Терентьеву за блудное житие предать церковному покаянию". На всякий случай провели еще одно следствие‚ убийцу не обнаружили‚ и дело сдали в архив.

3

Но история на этом не закончилась. Осенью 1825 года Александр I проезжал из Петербурга на юг‚ и путь его лежал через Велиж. Императора встречало с хлебом-солью местное купечество‚ но не успел городской голова начать приветственную речь‚ как из толпы выбежала женщина. Это была нищенка Марья Терентьева. Она бросилась на колени перед императором и протянула ему прошение. В нем было сказано‚ что у нее‚ у вдовы-солдатки‚ евреи убили сына‚ но правду‚ тем не менее‚ не раскрыли‚ а ее незаслуженно наказали. И хотя прошение было ложным‚ потому что убитый мальчик не был ее ребенком‚ делу дали ход.

Через много лет‚ при благополучном завершении долгого и мучительного следствия‚ в Петербурге пришли к выводу‚ что "сей обдуманный вымысел не мог принадлежать Терентьевой‚ женщине праздношатающейся и преданной пьянству". Был некий сговор‚ в деле незримо участвовали заинтересованные лица‚ а Терентьева оказалась лишь их исполнителем. Но Александр I‚ видно‚ забыл о своем прежнем повелении – не обвинять евреев без улик‚ "по единому предрассудку"‚ и распорядился строжайше расследовать это дело.

Следствие возобновилось‚ и вскоре в Велиж приехала из Витебска особая комиссия во главе с чиновником Страховым. Первые шесть недель он скрывался от всех‚ переодеваясь и гримируясь‚ ходил по базару и возле синагоги‚ сидел в кабаках‚ наблюдал‚ слушал‚ а по вечерам усердно изучал книгу Пикульского "Злость жидовская"‚ которую переводил для него с польского языка местный учитель. Затем Страхов велел первым делом арестовать Марью Терентьеву. Ей пригрозили суровым наказанием за клевету‚ и она – чтобы подтвердить прежнее прошение к царю – стала давать сенсационные показания, оговорив еще несколько христианок‚ якобы соучастниц в этом деле. Арестовали и их‚ на допросах они противоречили друг другу и самим себе‚ нагромождали всевозможные фантастические подробности‚ и Страхов с трудом согласовывал их "признания"‚ подсказывая порой то‚ что хотел бы от них услышать.

Общая картина по их уточненным показаниям выглядела таким образом: некая Хана Цетлин‚ содержательница шинка‚ за неделю до Пасхи будто бы попросила Марью Терентьеву привести к ней "хорошенького христианского мальчика". Встретив на мосту солдатского сына Федора‚ Терентьева отвела его в дом еврейки‚ за что была напоена допьяна и получила два рубля серебром. Через несколько дней после этого она и еще две христианки совместно с евреями совершили над младенцем истязания – резали его‚ кололи‚ катали в бочке‚ затем отнесли в синагогу и убили. Кровь они собрали в бочонок‚ который отвезли в Витебск и разлили по бутылкам.

Со свидетельницами хорошо обращались в тюрьме‚ прекрасно кормили‚ даже давали водку и отпускали в церковь‚ где их увещевал священник‚ чтобы возбудить в женщинах "чувство раскаяния". По дороге в церковь они встречались с местным жителем Азадкевичем‚ у которого была книга "Злость жидовская"; полученные от него сведения женщины пересказывали затем на следствии. Не случайно многие их показания‚ особенно о способах получения крови младенца‚ полностью совпадали с описаниями в книге. Велижские евреи жаловались начальству на "развратные речи вредного и распутного Азадкевича", просили отобрать у него книгу‚ но их жалоба ни к чему не привела. А свидетельницы уже сообщали‚ будто христианской кровью евреи "протирают глаза родившимся младенцам‚ потому что они родятся слепыми‚ а немного христианской крови они кладут в муку‚ из которой пекут мацу".

Много лет держал в страхе евреев Велижа следователь особой комиссии‚ у которого была подходящая к случаю фамилия – Страхов. В городе арестовали более сорока человек‚ в нарушение закона заковали в кандалы и заключили в одиночные камеры. Аронсоны‚ Берлины, Цетлины попали в тюрьму целыми семействами: отец с матерью‚ их сыновья с женами‚ дочери с мужьями, внуки – юноши и девушки. К больным и умирающим не допускали родных‚ покойников выставляли за тюремную ограду‚ и члены еврейского погребального братства под конвоем относили их на кладбище.

Вокруг этого дела сплелось многое – вековая вражда к евреям‚ подозрительность и предубежденность‚ всеобщая вера в кровавый навет. Возможно‚ Страхов сам был обманут и введен в заблуждение‚ но он ни разу даже не усомнился, у него не возникли естественные для следователя вопросы: если евреи задумали убить мальчика‚ почему они привлекли к этому делу вечно пьяную нищенку? А если они хотели скрыть преступление‚ зачем бросили труп на виду у всех‚ в открытом месте‚ а не закопали в лесу? Следователь выстроил для себя стройную систему обвинения и подгонял под нее все свидетельства. Даже когда заключенные опровергали нелепые домыслы‚ Страхов считал неопровержимой уликой тот факт‚ что некоторые из них бледнели при этом или падали в обморок‚ а "прерывавшийся от злобы голос явно обличал их в преступлении".

Белорусский генерал-губернатор поддержал обвинение и доложил в Петербург о преступлении всего велижского кагала – пролитии "невинной крови". 16 августа 1826 года последовало распоряжение Николая I: "Так как оное происшествие доказывает‚ что жиды оказываемую им терпимость их веры употребляют во зло‚ то в страх и пример другим – жидовския школы (синагоги) в Велиже запечатать впредь до повеления‚ не дозволяя служить ни в самых сих школах‚ ни при них".

Все синагоги города запечатали перед праздником Рош га-Шана‚ среди них – Большую синагогу Велижа; свитки Торы увезли из синагог и отдали "под присмотр полиции", запретили собираться для молитв даже в домах. Всё замерло в городе, все затаились. Частную переписку конфисковывали. Священные книги отбирали после обысков и относили в участок. Двор Большой синагоги зарос бурьяном‚ солдат инвалидной команды шагал с ружьем вокруг нее. Чтобы помолиться‚ евреи собирались тайно в погребах и в специально вырытых подземельях‚ без света и воздуха.

Старики с ужасом рассказывали‚ как во время молитвы в дом нагрянула полиция, и свиток Торы спрятали в непотребном месте. Казалось‚ наступили времена инквизиции. Евреи сидели по домам‚ никуда не выезжали, никого не принимали у себя. Многие дома стояли заколоченными‚ а их обитатели год за годом томились в тюрьме.