Ради тебя - Татия Суботина

– Послушай, поехали со мной. Я подвезу тебя в центр, – предложил он, дотронувшись до ее плеча. – В гостиницу, к друзьям или еще куда. Зачем оставаться на улице?

Ее кожа была холодной, что ему не понравилось.

– Не стоит. Я останусь здесь, – предугадывая его ответ, Есения поспешила добавить. – Прыгать не буду. Мне просто надо подумать. Езжай.

– Давай, я хоть куртку тебе оставлю. Замерзла ведь.

– Спасибо. Не надо. Уезжай.

– Ну, хорошо, – растерянно кивнул он.

Она так настойчиво его спроваживала, что стало даже неловко. По крайней мере, совесть он очистил, предложил все, что мог, удостоверился, что прыгать не будет, даже куртку готов был оставить! Все, план по добрым делам не только выполнил, а перевыполнил! Не хочет девчонка его помощи, значит, аривидерчи. Есть дела намного важнее.

Ян быстро преодолел мизерное расстояние от моста до байка и почти запрыгнул в седло, предвкушение от выполнения будущего плана, уже разлилось в груди намеком на удовольствие.

– Передай ей привет, – сказала Есения, когда Кенгерлинский как раз собирался заводить мотор.

– Кому? – удивился он.

Девчонка говорила загадками. Это начинало раздражать Яна. Да еще эти ее невинные глаза, которые словно всю душу из тебя вынимают при взгляде, точно во всех смертных грехах обвиняют разом… И как только Зверь ее терпит?

– Той, за чьей тенью ты гонишься, – пожала плечами она.

– Ты что-то знаешь?

В его голосе послышалась сталь, спина напряглась. Ян готов был ринуться к девчонке в любую минуту и хорошенько встряхнуть ее, пока не расскажет все, что знает.

– К сожалению, нет. Просто кое-что чувствую.

– Что именно?

– Это сложно объяснить, – печально вздохнула Есения. – Мне просто хотелось тебе сказать, чтобы ты был осторожнее и берег то, что между вами есть. Не лги ей. Ложь, точно яд разрушает все, что есть на ее пути. Можешь убедиться в этом на примере меня и Зверя.

Слезы вновь заблестели в ее глазах, а Ян задумчиво почесал подбородок.

– Спасибо, конечно, за совет, дорогуша. Но боюсь, что он не пригодится, – Кенгерлинский провернул ключ зажигания. – Между нами ничего нет, а все, что могло быть – я испортил заранее.

Ян рванул с места, даже не дожидаясь ответа. Ему было ни к чему выслушивать то, что могло сбить внутреннее равновесие, которого он так тщательно добивался. Нахождение рядом с Есенией и так стало для него настоящей пыткой. Возле нее Кенгерлинский чувствовал себя грязным, точно девчонка заглянула в его черную дыру, что осталась вместо души, и выудила оттуда все проступки и секреты.

Ян быстро маневрировал в потоке машин, идя на обгон. Время поджимало, на город опустились сумерки. Скоро с центральной трассы он свернул на проселочную дорогу и еще через десять минут был у границы территорий психиатрической лечебницы.

Когда в кармане куртки телефон разразился криком рингтона, Ян немного сбавил скорость, посмотрел на дисплей и принял вызов. И что Адисе не терпелось?

– У нас проблемы, – без прелюдии заявил он.

– Какие? – заинтересовался Кенгерлинский.

– Охрана по камерам внешнего наблюдения засекла Валевского.

– Кого?

– Морпех, который сбежал не так давно из лечебницы, устроив здесь бунт. Помнишь еще Катю?

– Девчонку, в которую вселился демон?

– Да. Именно в тот день Валевский и сбежал.

– И что? – нахмурился Ян. – Я не понимаю, к чему ты клонишь.

– К тому, что сейчас Валевский направляется прямиком в то крыло, где лежит пациент два нуля тридцать один!

Ситуация резко скакнула с «паршивой» в «супер удачную». И всего-то за полминуты!

Ян довольно улыбнулся.

– Что мне делать? – напомнил о себе Адиса. – Остановить его?

– Ни в коем случае, – отрезал Кенгерлинский. Если он правильно сложил два плюс два, то из этой ситуации сможет вытянуть очередную выгоду. – Скажи охране, чтобы не препятствовали ему. Пусть совершит то, ради чего пришел. Будем наблюдать.

– Но…

– Адиса!

– Хорошо, – устало вздохнул друг. – Ян…

– Да, я помню, что нам надо поговорить, – раздраженно пробубнил он. – Все позже!

И он вновь без предупреждения отключил звонок. Черт, да это входит в привычку! Ян въехал на территорию Подолки и пристроил байк поодаль от центральной дороги, в тени деревьев. Таким образом, открывался отличный обзор, а вот его вряд ли кто мог случайно заметить, что также было на руку.

Заглушив мотор, Кенгерлинский настроился ждать столько, сколько потребуется. Уверенность в том, что сейчас он случайно схватил удачу за хвост – не покидала.

Долго ждать не пришлось. Всего-то, если верить внутреннему ощущению времени Яна, прошло десять минут, когда на крыльце появились две мощные фигуры. Пациента два нуля тридцать один Кенгерлинский узнал сразу, слишком много времени ему представилось побыть в его палате, изучая эффект проклятия и всевозможные глубины его воздействия. Единственное отличие оказалось в том, что мужчина не был в больничной смирительной рубахе, в которой Ян привык его видеть, а в брюках и водолазке. По цвету, одежда пациента была такой же черной, как и его спутника. Видимо, побег планировался заранее, так как сумерки выгодно скрывали передвижения мужчин. Если бы Кенгерлинский не вглядывался настолько внимательно, следя за выходом из лечебницы, мог бы запросто упустить мужчин из виду.

Теперь же Ян злорадно ухмыльнулся, подавляя смешок. Даже если сейчас сам ад разверзнет пасть под его ногами – это не заставит его отступиться от задуманного!

Пациент два нуля тридцать один и мужчина, тот, которого Адиса называл Валевским, прошмыгнули двумя тенями через внутренний двор лечебницы и широкими шагами быстро преодолели открытую территорию, пока не скрылись в парковой зоне. Двигались они слаженно и почти бесшумно. Яна давно посещала мысль, что пациент два нуля тридцать один военный. Слишком натренированное тело, слишком несгибаемая воля, слишком крепкая выдержка. Всего в нем было слишком. А еще эти шрамы, которые человек мог получить только после боевых ранений… Спросить напрямую Кенгерлинский не мог. Поначалу его не интересовало прошлое пациента, он был болезненно поглощен в сам процесс опытов, пытаясь приблизиться к разгадке хоть на шаг. Потом же, когда сопротивление мужчины пошло на убыль и проклятие возымело на него полное действие, разум был отключен, как и воспоминания, поэтому спрашивать о прошлом не было никакого смысла. На любой вопрос пациент два нуля тридцать один оставался безучастным. Его глаза были пусты и ничего не выражали, словно с недавнего времени в них поселилась бездонная пустота. Адиса старался свести свое нахождение в его палате к минимуму.