Подземный левиафан - Джеймс Блэйлок

Уильям услышал сквозь сон резкий звук. Пальмовая ветка, сказал он себе, сломалась и упала на мостовую. Навеянные дремой видения закружились у него в голове. Уильям увидел себя — он встал и подошел к окну; во сне он собирался прогуляться в букинистическую лавочку. Но донесшийся из темноты шум разрушил его планы. Ветер не просто гулял над улицей — он был деятелен, ненормально деловит. В свете луны мимо окна пролетала всякая всячина: шляпа-котелок, неторопливо вращающееся велосипедное колесо, раскрытый зонтик, кувыркающийся шезлонг, который перемахнул через живую изгородь и, внезапно решившись, взмыл в небо прямо к луне. Вяз, все еще без листвы, гнулся, мотая на фоне сине-черного неба ветвями. Уильяму показалось, что на дереве что-то есть — какое-то стальное блестящее приспособление с веревками, лебедка. В своем дворе за живой изгородью торчала как перст на ветру миссис Пембли, полы ее халата неприлично широко распахивались и хлопали. Она смотрела прямо на Уильяма, но, казалось, не видела его.

Рядом с миссис Пембли возился с чем-то невидимым доктор Фростикос — садовник Ямото помогал ему. Широкие белые брюки Ямото тоже парусили, и впечатление было такое, что его может в любой миг сорвать с места, унести в небо вслед за котелком и шезлонгом. Надев на пса миссис Пембли кожаные помочи, Фростикос с Ямото принялись вздергивать протестующее животное к небесам. Собака была облачена в твидовую куртку и шляпу-котелок. «Да они издеваются надо мной», — пронеслось в голове Уильяма. Конечно, издеваются. Они знают, что он видит их, но в вихре ветреной ночи не посмеет помешать.

Доберман раскачивался на канате, его лапы глупо болтались. Ветер сдул с пса шляпу, Фростикос выругался, Ямото попытался поймать шляпу, но промахнулся, и головной убор унесло в темноту вместе с подхваченным с лужайки миссис Пембли очередным шезлонгом, которые один за другим попадали в восходящий смерч, кружились, взмывали вверх и исчезали. Пес продолжал раскачиваться над самой изгородью, описывая маленькие окружности. Доктор и садовник толкнули добермана за изгородь, на участок Уильяма, и опустили там на траву, посмеиваясь и шепотом подбадривая. Миссис Пембли по-прежнему стояла, скрестив на груди руки, и с непроницаемо серьезным выражением лица смотрела в темноту.

Через несколько мгновений пес снова был поднят ввоздух, а его грязная миссия выполнена. От ненависти и ужаса Уильям онемел. Черт возьми, да ведь твидовая куртка на псине — его! Сомнений быть не могло. Негодяи украли ее — прокрались в дом под покровом ветра и стащили, как последние домушники. Они могли с легкостью перерезать ему горло, могли избить его, спящего, отравить. Они играли с ним как хотели. Уильям пришел в ярость. Они заплатят за все. Ни один не избежит расплаты.

Доберман скрылся за живой изгородью. Ямото влез на дерево и принялся возиться там с блоком, отцепляя его. Вот так они провели Эдварда. Утром ни следа не останется от ночных проделок, и кошмар под вязом объяснить будет нечем.

Улыбающийся Ямото спрыгнул с дерева. Пригнувшись, садовник несколько секунд смотрел на Уильяма, который, не в силах от ужаса пошевелить ни рукой ни ногой, стоял, словно врос в землю. Внезапно Ямото сорвался с места и побежал по лужайке вдоль изгороди к дому Кунца, к тайному убежищу Уильяма, так что в свете луны мелькали его развевающиеся белые брюки. По сравнению с тем, каким Уильям запомнил его, Ямото сильно сдал. Совсем недавно Уильям имел отличную возможность рассмотреть садовника и хорошо помнил его лицо. Теперь у Ямото появилась жидкая седенькая бороденка, а кроме того, под узкими полями котелка в его ушах болтались серьги — золотые рыбки с лицами Гила Пича. Лицо Ямото было лишено всякого выражения, мертво. Ловкий как кот, он все бежал и бежал вдоль изгороди без остановки, с каждым мгновением приближаясь.

От небывалого ужаса у Уильяма перехватило дыхание. Он открывал рот, но воздух в легкие не попадал. Лишившись способности двигаться, он мог теперь только наблюдать, как садовник мчится к нему, рассекая ветер, — брюки Ямото трещали и хлопали, точно сорванные паруса. Неожиданно в глаза Уильяму бросился лежащий у стены дома металлический сундук, крышка которого со стуком открывалась и закрывалась, снова и снова, хлоп, хлоп, хлоп, и так до тех пор, пока сундук вдруг не оторвался от земли и, покачавшись мгновение в нерешительности, не уплыл, как и все прочее до него, в небо, лишь раз блеснув боками в отдалении. Целеустремленно бегущего вперед Ямото ветер так же внезапно поднял в воздух и, закрутив колесом, вместе с сорванным котелком унес прочь, словно бумажный змей, и брюки садовника еще долго белели в свете одобрительно улыбающейся луны. Вяз на границе участков затрясся, согнулся и был вырван с корнем и сметен во тьму. По небу помчались редкие быстрые тучи, в их разрывах Уильям замечал снующие звезды, настоящий поток звезд, несущийся из пространства и омывающий Землю. Подобно чудо-гелю, ветер вычистил заржавленные покровы небес, заставив звезды, планеты, шляпы-котелки и шезлонги засиять над крышами города во всей красе.

Глава 21

Проникая в комнату сквозь забывшие о шторах окна, солнечный свет ровно и мощно бил Уильяму в глаза. Было восемь утра. Ночь прошла непередаваемо скверно. Ветер еще не утих, но при свете дня скрежет жестких как жесть пальмовых ветвей уже не казался таким всепроникающим. Уильям вспомнил, что ночью ему снились кошмары. Однако разобраться, что ему приснилось, а что он в действительности увидел через выходящее на задний двор окно, было невозможно. Все, что он помнил, представлялось ему до странности реальным.

Он совершенно не был настроен провести целый день в заброшенном доме. С визитами домой должно быть покончено до рассвета, но будь он проклят, если откажет себе в чашечке кофе. Он был полон отваги и желания рискнуть головой. Эдвард, если узнает об этом, будет ругать его на чем свет стоит, но с'estlavie, как говорят французы. Он запрется и не станет отвечать на телефонные звонки. В случае появления опасности он всегда сможет снова перебраться через забор и спрятаться у Кунца.

Прежде чем выйти наружу, Уильям провел несколько секунд перед дверью черного хода, рассматривая дом Пембли. Во дворе и в окнах никого. Приотворив дверь, он пулей вылетел наружу, пригнулся и побежал к забору. У забора Уильям выпрямился, заглянул к себе во двор и, убедившись, что все спокойно, забрался на кучу кирпичей, спрыгнул по ту сторону и сразу же нырнул в дверь сарая-лабиринта. Не стоило испытывать судьбу. Выглянув наружу, он наконец направился к черному ходу дома, но по пути остановился, чтобы заглянуть под вяз. На траве под вязом уже созывала к себе первых утренних мух кучка собачьих фекалий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});