Бразилья - Йен Макдональд

Полный разгром. Крест Богоматери Всех Миров стоял в траншее под разрушенной верхушкой холма, как знак и надежда для людей. Португальские стрелки открыли огонь из мушкетов. Гуабиру добивали раненых. Фалькон оперся на меч и внезапно ощутил тяжесть всех миров, захотел лечь среди мертвых, стать их частью. В воде плавала куча уже начавших раздуваться трупов. Он наклонил голову и увидел, как вода утекала прочь от подошв его промокших и потрескавшихся ботинок. Река уходила. Тела начали двигаться, дергаться, их уносило в глухие уголки варзеа. И ангелы, ужасные гости, сеющие гнев, на мачтах Носса Сеньора да Варзеа, тоже двигались. Очень медленно, но постепенно набирая скорость, базилика поплыла вниз по течению. Фалькон теперь стоял на твердой земле.

Маир тогда сказал, что видел киломбо меж огнем и водой, меж факелом и потопом.

– Но не здесь! – закричал Фалькон. – Не в этом мире!

Теперь армия Носса Сеньора да Варзеа поняла, что вода пошла на убыль, воины Гонсалвеша повернулись и вытаращили глаза, видя, как их ангелы-хранители исчезают за верхушками деревьев. Дым стал темнее и гуще, а потом с южной стороны небо осветила яркая вспышка, тут же затмив солнце. Вверх взметнулся столп дыма в форме гриба, а через несколько секунд холм Надежды Всех Святых сотряс взрыв. Улыбка на лице Фалькона переросла в удивительный, безумный хохот.

– Так им! – заорал он, размахивая мечом над головой. – Последний залп в честь Маира. Бей их!

* * *

Каноэ слегка покачивалось на белой воде. Серый утренний свет пробивался через низкие облака после дождя. Обрывки тумана цеплялись к деревьям. В такой серый день они тянулись к реке, темной, полной гнилья и свежих веток. Каноэ то и дело подпрыгивало среди камней и бревен, от него чуть щепки не отлетали, оно едва не село в песок на брюхо. Гребцы направили его между двумя обрушившимися валунами, каждый был размером с церковь. Золотой крест, закрепленный на носу, подпрыгивал, но не падал. Он сиял, как маяк, словно бы свет шел изнутри.

Мужчина на берегу снова поднял руки, но дым от его костра и так уже было ни с чем не спутать. «Одному Богу известно, где в такой влажный день он нашел хоть что-то горючее», – подумал Фалькон. Впрочем, сейчас нужен был как раз дым, а не огонь.

Штурман подвел к берегу маленькую пирогу. Робер вприпрыжку побежал по гальке к берегу. Прибрежную полосу усеивали листья, прутики, а то и целые ветки и стволы, утонувшие и раздувшиеся животные, дурно пахнущая рыба. Он услышал скрип днища о песок. Кайша вышла на берег и уверенным движением воткнула в землю крест Богоматери Всех Миров.

– Доктор Фалькон.

Льюис сидел на камне с тлеющей сигарой, зажатой в руке. Туман просачивался через деревья.

– Отец Квинн.

Мужчины коротко поцеловались, как то предписывал этикет.

– Ну, мы живы.

На ремешке вокруг плеча у Квинна висел футляр, в котором лежала история Изумительного города.

– Я несказанно рад, мой друг, что вы меня не послушались и не стали кидать рукопись в воду, – заявил Фалькон. – Наверное, историю Изумительного города нужно закончить, а вот историю Города Бога только предстоит начать.

– С вашего разрешения, отныне это будет совсем другая история, – сказал Квинн. – Которая разлетится в дальние края.

– Разумеется. Знаете, о вас уже слагают легенды. Маир предсказывает будущее. У Маира есть нож, которым можно разрезать все что угодно, даже человеческие сердца, чтобы докопаться до их потаенных желаний. Маир может путешествовать между мирами и в другой конец времени. Маир снова придет в час, когда люди будут в нем нуждаться, и отведет их из этого мира в лучший, где маниока растет круглый год, охота всегда успешна, в мир, который не смогут найти ни бандейранты, ни пай.

– Я ожидал всяких историй, но не последней.

Авангард флотилии Сидаде Маравильоза появился из-за изгиба реки по всей ее ширине, покачиваясь на белой воде.

– А чего вы ожидали, если разрушили цитадель врага, преломив тем самым ход битвы, а потом, когда победа была совсем рядом, взяли и исчезли с поля боя?

Фалькон тогда сорвал себе голос, когда орал, стоя на холме с мечом в руке. Кайша подняла крест Богоматери Всех Миров и подхватила тот же крик на своем родном языке. Уничтожение Носса Сеньора да Варзеа повергло армию Города Бога в ужас. Многие гуабиру рухнули на колени прямо в хлюпающей грязи, сжав четки. Другие бежали с поля боя. Солдаты регулярной португальской армии дрогнули, поняв, что численное преимущество отнюдь не на их стороне. Да и вода побежала прочь от их флотилии, завихряясь вокруг тел убитых, осушая траншеи проворными ручьями и ручейками, покидая вытащенные на берег каноэ.

– Бей их!

Сначала это был одинокий крик, но потом все до единого жители киломбо, черные и краснокожие, перешли через холм, дрались врукопашную, палками, мечами, размахивали трофейными штыками, кричали и ликовали. Кайшу подхватили на руки, крест Богоматери Всех Миров реял над их головами, а потом Фалькона поймал и потащил людской поток. Португальцы строили линии защиты, но, когда контратака вонзилась в их ряды, из варзеа высыпала вторая волна воинов, которые промчались мимо ошарашенных гуабиру и ударила им в тыл. Племенная верность взяла верх. Колеблющиеся гуабиру, видя натиск освобожденных братьев, тоже взялись за оружие и присоединились к бывшим рабам. Линии обороны сломались. Солдаты побежали к канонеркам. Игуапа устроили погоню, рубили и забивали португальцев, когда те пытались вытолкать крупные лодки на глубину. Теперь по холму бежали женщины и дети. Женщины перевязывали раненых, дети утаскивали тела убитых. Пламя битвы погасло. Фалькон оперся на свой меч, он устал до мозга костей, ему было тошно от мыслей о резне, устроенной под темным пологом тропического леса. Никто из этих бедняг никогда не увидит Сан-Жозе-Тарумаш снова. И внутри этого холодного осознания скрывалось нечто еще более жуткое. Он больше никогда не увидит Париж, не сможет дразнить Мари-Жанну в саду Тюильри, никогда не поднимется с Жаном-Батистом на холм Фурвьер. Его мир отныне будет зеленым и плесневелым – тепло, вода и преломленный свет, туманы, и дымки, и серые излучины бесконечных рек. Каноэ, луки и животных, которых лишь слышишь, но видишь только урывками. Мир без перспективы, где горизонт простирается до следующего дерева, лианы или излучины реки. Растительный мир, огромный и медленный.

Квинн пошевелил угли тлеющего костра.

– А вы думали, что сделаете с Городом Бога?

– Разрушу.

На лице Квинна мелькнуло удивление. Потом иезуит сказал:

– Да, разумеется. Он слишком большой и слишком уязвимый. Разделите их, отправьте в леса. Как вы считаете, сколько удастся удерживать бандейратов?

– Одно поколение, если повезет. Болезни уничтожат краснокожих раньше, чем рабовладельцы.

– Все люди беспомощны перед легендами, но если сможете, то сделайте кое-что для меня. Развейте сказку, что якобы я снова приду и заберу их в Новый Иерусалим.

Мимо проплывал основной флот. Семьи и друзья, целые народы и племена двигались по бурной воде сквозь обрывки тумана: дети в тонких и хрупких одеяниях из коры, пекари и пака в бамбуковых клетках, груженных на плоты, священные лягушки-курупайра в терракотовых горшках, мешки, наполненные всей маниокой, какую только можно было собрать с дважды разоренных полей. Сумасшедший желтый клюв тукана, который пытался усесться на носу одного из каноэ, – прекрасное цветное пятно. Много дней ушло на спуск по водопадам: лодки аккуратно спускали на лианах по глиняным склонам, испуганную скотину опускали в клетках или на ремнях, а люди шли по тропинкам, которые были скользкими от брызг, забиты всяким мусором, оставшимся от дамбы. Даже в разрушенном состоянии она оставалась самым впечатляющим заградительным сооружением на Риу ду Ору.

Серая река казалась черной, когда ее наводнили плоты, которым нужно было пройти между двух камней. Некоторые узнали Маира и подняли весла в знак приветствия, проплывая мимо. А дальше пошли плавучие тюрьмы: гуабиру, которых охраняли с помощью фальконетов из числа доставшихся от португальцев. Они выкупили свои жизни, договорившись о союзе городов: Сидаде Маравильоза и ослабленного войной Сидаде де Деус.

– Как вы верно заметили, мы беспомощны перед нашими легендами, – сказал Фалькон, поскольку он перестал быть Аиуба, желтоголовиком, французом, а превратился в защитника Изумительного города, зембу. Кайша тоже стала героиней войны, сеньорой да Крус, знаменосцем нового народа.

– Я буду возвращаться так часто, как смогу, – пообещал Квинн. – В этом деле я все еще новичок, и есть дисциплины и методы самообороны, о которых мне неизвестно. Идет война, но я всегда состоял в военном ордене.

Серый теплый дождь гладил лицо Фалькона. Он моргнул, открыл глаза и тут увидел калейдоскоп картинок. Каждый камень, каждое дерево, каждая птица и каждый обрывок тумана, Льюис Квинн, его трость и костер рассыпались на тысячу отражений, обрамлявших все вокруг. Они были словно позади реальных предметов и впереди, сбоку, везде, они соединялись друг с другом, но одновременно отличались в большей или меньшей степени. Пока Фалькон пытался осознать, что же такое видел, видение пропало.