Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру - Мэтт Маккарти

проверить пульс.

Лалита щупала пах, пытаясь уловить пульс в бедренной артерии, а мы тем временем ждали. Глаза медленно повернулись в мою сторону.

– Я вижу импульс! – крикнул голос со стороны двери. – Есть пульс!

Лалита посмотрела на меня и покачала головой. Пульса нет.

– Я четко вижу пульс на мониторе! – сказал кто-то другой.

Они допустили ту же самую ошибку, что и я годом ранее в кардиореанимации. Всплеск на кардиомониторе – это не то же самое, что пульс. На самом деле они вообще могут быть никак между собой не связаны, однако проходящие практику врачи не всегда замечают эту тонкую разницу.

Если не получается попасть иглой куда надо, а от этого зависит жизнь пациента, надо продолжать пытаться снова и снова. Все остальное будет исправлено позже.

– Нет, – решительно сказал я. – Пульса нет. Продолжать массаж сердца.

Послышался шепот – студенты и ординаторы обсуждали мое решение, – в то время как все вернулись к работе. Пациентке ввели еще одну дозу эпинефрина, пока новый интерн по имени Клэр безуспешно пыталась взять артериальную кровь из запястья женщины, чтобы мы могли понять степень ацидоза[95] ее безжизненного тела. Она снова и снова вводила иглу, пытаясь попасть в крошечную артерию, и на ее лбу выступили капли пота, Клэр понимала, что все в палате смотрят на нее, смотрят, как у нее снова и снова ничего не выходит.

Она отошла от тела, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. «Я был на твоем месте, – хотелось сказать мне, – просто продолжай пробовать». На ее выглаженном зеленом медицинском костюме под мышками теперь было два небольших быстро расплывающихся пятна от пота. Мгновение спустя ее оттеснил в сторону Марк – он взял у нее из рук иглу и сразу же попал в артерию. Шприц быстро наполнился кровью и секунду спустя был отправлен в лабораторию, в то время как взмокшая от пота интерн наблюдала за происходящим с удрученным видом.

Я просмотрел медкарту пациентки в надежде найти какую-нибудь подсказку. Почему у этой женщины внезапно пропал пульс? С ходу никакого возможного объяснения на глаза не попалось. И у меня не было времени на внимательное изучение медкарты. Я чувствовал, как все смотрят на меня, ждут моего решения, ждут дальнейших указаний. Мне хотелось еще что-то сказать, отдать еще распоряжения, но говорить было нечего. Мы четко следовали протоколу, и он просто не давал желаемого результата.

– Остановить массаж сердца, – сказал я минуту спустя, – и проверить пульс.

В палате воцарилась тишина, в то время как Лалита ощупывала пах пациентки. С момента начала реанимационных мероприятий прошло несколько минут, и, как в случае с пропавшими детьми, с каждой секундой надежда таяла. Я стиснул зубы, ожидая услышать Лалиту. Две дюжины людей смотрели, как я смотрю на нее.

«Пожалуйста, пусть у тебя будет чертов пульс».

Я представил, как говорю: «Кто-нибудь возражает против прекращения реанимации?», – продолжая ждать. Что если кто-то будет возражать? Должен ли я буду к нему прислушаться? Должно ли решение быть единогласным? На моей памяти никто никогда не возражал. Был бы не самый удачный момент столкнуться с этим.

– Есть пульс, – тихо сказала Лалита. – Определенно есть пульс.

– Есть пульс, – повторил я. «Все слышали? Есть пульс!» – Нужно измерить давление, – спокойно напомнил я, в то время как Дон разместил синюю манжету вокруг руки женщины. – Давление, – повторил я.

– Сто десять на шестьдесят, – сказал Дон. – Да-а-а!

– Есть койка в реанимации, – послышался за спиной шепот. Это была Эшли. – Они готовы. Везем ее.

– Увозим ее, – громко объявил я. – В реанимацию. Сейчас. Лалита, держи руку на пульсе. Дай знать, если он пропадет.

Она кивнула. Толпа расступилась, и мы покатили пациента в направлении отделения интенсивной терапии. Когда мы покинули палату, я увидел стоящего в углу Байо, который наблюдал за происходящим. Он мне подмигнул. Во всяком случае, мне показалось, что он мне подмигнул.

* * *

В середине мая ординаторы второго и третьего года, а также представители кафедры собрались вместе на праздновании окончания учебного года. Это было мероприятие с выпивкой, возможность проводить заканчивающих подготовку ординаторов, подвергнуть критике старших ординаторов (я лично высказал несколько пожеланий), а также поблагодарить наших профессоров. Кроме того, нам раздавали награды. Одни были серьезными – «Самому вероятному лауреату Нобелевской премии, лучшему в проведении реанимационных мероприятий», – а другие не очень: «Врачу, которому больше всего идет медицинский костюм», «Самой милой паре». Когда ужин был подан, а напитки разлиты, на большом экране появились лица финалистов, за которых мы все голосовали. Вечер выдался веселым до безобразия – это был один из немногих случаев, когда мы все вместе общались. Наверное, мы впервые видели друг друга в вечерних нарядах, и уж точно впервые на наших глазах Крутой выпил стопку крепкого алкоголя.

Подходил к концу второй год ординатуры, и за моим столиком сидели Лалита, Меган, Ариэль, Эшли, Хезер и Марк.

– Повторить кому-нибудь коктейли? – спросил я у нашего столика.

Я нарядился в свой единственный костюм – который носил в медицинской школе и надевал на собеседования перед поступлением в ординатуру, и именно его я достал из шкафа месяцем ранее перед собеседованием на поступление в программу специализации по инфекционным болезням. Я какое-то время подумывал над тем, чтобы стать врачом интенсивной терапии, ответственным за проведение реанимационных мероприятий, однако снова и снова возвращался к тем моментам на девятом этаже больнице, с Дре и доктором Шанель, а также уколу инфицированной иглой. Я мельком увидел мир ВИЧ-медицины, вскользь познакомился с тем, через что проходили все эти мужчины и женщины, и мне хотелось узнать больше. Кроме того, я хотел понять, почему бактерии и грибы разрушали тело Бенни, атаковали его легкие, его печень, его синусы.

– Налить кому-нибудь? – снова спросил я.

– Столик вежливо отказывается, – сказала Ариэль, отхлебнув вино из бокала.

Я был невероятно рад и горд, что мог не просто делать вид, будто сохраняю спокойствие во время реанимации, а наконец-то по-настоящему быть спокойным.

Было невероятно здорово увидеть интернов из своей группы в макияже и вечерних платьях, и я уже был немного навеселе. В кои-то веки мы были похожи на людей со страниц журнала Us Weekly. Именно благодаря этим людям я вытерпел все невзгоды ординатуры, что я в полной мере осозна́ю лишь после того, как расстанусь с ними и начну практиковать медицину самостоятельно, в качестве штатного врача в другой больнице, в другой части Манхэттена.

Помимо легкого опьянения я ощутил и легкую грусть, окинув взглядом украшенную комнату с обшитыми панелями стенами.