Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все изменилось в считанные дни. И то, что было чревато ошибкой с 4 июля по 27 августа, до разрыва Керенского с Корниловым, теперь становилось вполне возможным и правильным.
Но садясь 30 августа за письмо в ЦК, Ленин не пытается выяснять, кто и когда был прав, а кто — неправ. Его занимало другое: «Восстание Корнилова, — пишет он, — есть крайне неожиданный (в такой момент и такой форме неожиданный) и прямо-таки невероятно крутой поворот событий…»
Он требует пересмотра и изменения тактики. И, как со всяким пересмотром, «надо быть архиосторожным, чтобы не впасть в беспринципность».
Необходимо прежде всего видоизменить «форму нашей борьбы с Керенским». Новую революционную волну породила ярость рабочих и солдат против явных врагов революции. И среди тех, кто еще вчера плелся за соглашателями, немало таких, кто думает, что в этой борьбе и Керенский, и лидеры ЦИК — с ними. Надо дать им возможность на практике проверить «кто есть кто». «…Сейчас свергать Керенского мы не станем», но мы предъявим ему «частичные требования».
Надо требовать от него ареста кадетских лидеров, причастных к мятежу, вооружения рабочих, ввода в столицу революционных войск. Пусть узаконит передачу помещичьих земель крестьянам, рабочий контроль за производством и распределением продовольствия. Разумеется, речь идет не об иллюзорных надеждах на то, что Керенский, наконец, исполнит волю народа. Но отстаивание этих требований, разоблачение шатаний и слабости Керенского, его не способности решить стоящие перед страной проблемы, может при вести к такому натиску революционной борьбы и таким событиям, которые поставят у власти большевиков. «Теперь время дела…»
Владимир Ильич пишет: «Возможно, что эти строки опоздают, ибо события развиваются с быстротой иногда прямо головокружительной. Я пишу это в среду, 30 августа, читать это будут адресаты не раньше пятницы, 2 сентября. Но все же, на риск, считаю долгом написать…» 59
Вышло именно так. Крупская уехала в Питер 1 сентября. 3 сентября письмо Ленина было зачитано на заседании ЦК. Но никаких решений не принимается, ибо за эти три дня обстановка вновь резко меняется.
31 августа, на заседании расширенного состава большевистского ЦК и фракции Петросовета, по докладу Каменева принимается резолюция «О власти». Она требует отстранения от власти представителей кадетской партии и буржуазии вообще, отмены исключительных полномочий Временного правительства и передачи всей власти представителям революционного пролетариата и крестьянства.
Эта власть должна декретировать Демократическую республику. Передать помещичью землю крестьянским комитетам. Ввести рабочий контроль над производством. Национализировать нефтяную, угольную, металлургическую промышленность. Обложить «беспощадным» налогом крупный капитал и имущества. Конфисковать военные прибыли. Отменить смертную казнь и прекратить репрессии против рабочих организаций.
Эта резолюция оглашается на заседании ЦИК, но эсеро-меньшевистское большинство отвергает ее. Тогда в ночь на 1 сентября, впервые с марта 1917 года, большинством в 279 голосов против 115 и 50 воздержавшихся, ее принимает Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов.
В тот же день, 1 сентября, происходит и другое событие. Керенский формирует новое правительство — Директорию, в которую входят: он, Верховский, контр-адмирал Вердеревский, правый меньшевик Никитин и миллионер-сахарозаводчик Терещенко. Обязанности Верховного главнокомандующего Керенский возлагает на себя. Начальником штаба, как это было и при царе, назначается генерал Алексеев. И в этот же день, перехватывая инициативу, Александр Федорович провозглашает Россию — Российской республикой, не создавая при этом никаких органов республиканского правления.
Всю эту информацию Ленин получает вечером 1 сентября уже после отъезда Крупской. И тут же садится за статью, получившую название «О компромиссах». В постскриптуме к ней Владимир Ильич отмечает: «Предыдущие строки написаны в пятницу, 1-го сентября, и по случайным условиям (при Керенском, скажет история, не все большевики пользовались свободой выбора местожительства) не попали в редакцию в этот же день»60.
Когда Крупская рассказывала Ленину о том, как в вагоне солдаты толковали о расправе над офицерами и о восстании, она отметила: «Лицо его стало задумчивым, и потом уже, о чем бы он ни говорил, эта задумчивость не сходила у него с лица. Видно было, что говорит он об одном, а думает о другом, о восстании, о том, как лучше его подготовить»61.
Нет, не об этом думал он. Не о восстании. Здесь Надежда Константиновна не точна. Он думал — и это кажется невероятным — о компромиссе.
Громогласно заявив о том, что Директории принадлежит вся полнота власти, Керенский блефовал. С поражение корниловщины и уходом из правительства кадетов он лишился главной опоры. Поэтому, когда Керенский приказал закрыть большевистскую газету «Рабочий» и газету меньшевиков-интернационалистов «Новую жизнь», ЦИК 31 августа послал в обе редакции вооруженных матросов. Под их охраной вместо «Рабочего» стал выпускаться «Рабочий путь», а «Новая жизнь», выходившая после июльского закрытия как «Свободная жизнь», вернулась к прежнему названию.
Когда же Керенский потребовал немедленного роспуска «самочинных комитетов», то Комитет народной борьбы с контрреволюцией при ЦИК ответил, что и он, и все ревкомы и штабкомы на местах, «ввиду продолжающегося тревожного состояния, будут работать с той же энергией и выдержкой…»62. Было очевидно, что на ЦИК давит общее настроение, господствовавшее в Советах, а также левые эсеры и левые меньшевики, число которых непрерывно росло. Это были явные признаки того, что с новой революционной волной вновь возникала возможность мирного перехода власти к Советам.
Вот о чем думал Ленин. «Обычное представление обывателей о большевиках, поддерживаемое клевещущей на большевиков печатью, — пишет он, — состоит в том, что большевики ни на какие компромиссы не согласны, ни с кем, никогда… Такое представление не соответствует истине». Надо отдавать себе отчет в том, рассуждает Владимир Ильич, что немирный, насильственный приход к власти связан с неизбежными жертвами. Мало того, он «означает тяжелую гражданскую войну, долгую задержку после этого мирного культурного развития…» Поэтому, если есть хоть «один маленький шанс» — «если есть даже один шанс из ста» на возможность мирного пути — им необходимо воспользоваться.
«Только во имя этого мирного развития революции, — пишет Ленин, — возможности, крайне редкой в истории и крайне ценной, возможности, исключительно редкой, только во имя ее большевики… могут и должны, по моему мнению, идти на такой компромисс».
Его суть: пусть меньшевики и эсеры сами формируют правительство, ответственное только перед Советом, и передают Советам всю власть на местах. Большевики не входят в это правительство и отказываются «от выставления немедленно требовании перехода власти к пролетариату и беднейшим крестьянам, от революционных методов борьбы за это требование». «Нам бояться, — пишет Ленин, — при действительной демократии нечего, ибо жизнь за нас…» Но такого рода компромисс обеспечил бы «мирное движение революции вперед, мирное изживание партийной борьбы внутри Советов».
В ожидании оказии эта статья, более похожая, впрочем, на новое письмо в ЦК, лежит еще два дня. 2 сентября объединенным пленум ЦИК принимает резолюцию о поддержке Директории. И 3 сентября Ленин пишет в постскриптуме: «…По прочтении субботних и сегодняшних, воскресных газет, я говорю себе: пожалуй, предложение компромисса уже запоздало… Да, по всему видно, что дни, когда случайно стала возможной дорога мирного развития, уже миновали. Остается послать эти заметки в редакцию с просьбой озаглавить их: "Запоздалые мысли"… иногда, может быть, и с запоздалыми мыслями ознакомиться небезынтересно»63.
После отъезда Крупской Вийк снова переселил Владимира Ильича из квартиры Ровио. На сей раз к финскому шведу, рабочему Артуру Блумквисту. «Мы, конечно, и понятия не имели тогда, вспоминала жена Артура Эмилия, — что это был Ленин… Он был очень отзывчивым, чутким к окружающим его людям. Никогда не утруждал и не беспокоил других своим присутствием. Он много работал».
Однажды, рассказывает Эмилия, он перевел хозяевам статью из русской газеты, в которой сообщалось, что сыщики напали на след Ленина, укрывающегося где-то в Петрограде. Статья заканчивалась словами: «Арест Ленина является делом нескольких дней». Лукаво улыбнувшись, гость прищурился и сказал: «Жаль, очень жаль Ленина!» Через год и семья Усениуса и семья Блумквиста получат от Владимира Ильича с дружественными дарственными надписями его книгу «Государство и революция»64.
- Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836 - Петр Вяземский - Прочая документальная литература
- Человеческий зоопарк. История доктора Менгеле - Елизавета Бута - Прочая документальная литература / Психология / Публицистика
- Когда дыхание растворяется в воздухе. Иногда судьбе все равно, что ты врач - Пол Каланити - Прочая документальная литература
- «Старику снились львы…». Штрихи к портрету писателя и спортсмена Эрнеста Миллера Хемингуэя - Виктор Михайлов - Прочая документальная литература
- Воспоминания - Елеазар елетинский - Прочая документальная литература
- Мозаика малых дел - Леонид Гиршович - Прочая документальная литература
- Прибалтийский плацдарм (1939–1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря - Михаил Мельтюхов - Прочая документальная литература
- Почему нам так нравится секс - Джаред Даймонд - Прочая документальная литература
- Дороги веков - Андрей Никитин - Прочая документальная литература
- Прыжок волка. Очерки политической истории Чечни от Хазарского каганата до наших дней - Герман Садулаев - Прочая документальная литература