Вечность и Тлен - Алекс Анжело

тёмной ткани одежды. – Дорогая дэва, вы так на меня смотрите. Вы явно напряжены! Мои мальчики умеют делать массаж. Может, вы хотите посетить сеанс? Мне кажется, это вам крайне необходимо!

От Сильфы стали раздаваться подозрительные звуки. Она едва не подавилась, сдерживая смех.

– Нет, спасибо. Я не нуждаюсь, – невозмутимо проговорила я, отводя тяжёлый взор от Зефирос.

– Знаете, я вот тоже крайне напряжён, – встрял Люций, вырастая перед Маком. – Может, они мне сделают массаж?

– Кто?

– Ну мальчики ваши. – Теневый див явно придуривался, хозяин радужного дома же оказался в новой для себя ситуации.

– Женская половина работников тоже может делать массаж.

Люций покачал головой, звучно цокнув:

– Боюсь, не подойдёт. У меня так затекли мышцы, что нужна сильная мужская рука.

– Эм-м, ну я, конечно, могу спросить… Может, кто-то согласится, – замялся мужчина, всерьёз задумавшись над словами Морана. – Всё же вы даэв…

– Не затрудняйтесь. Он не знает, что болтает. Да и отходчив, – вмешался Рафаиль, шагнув вперёд. – Вы договоритесь, а он передумает. Не утруждайтесь.

– Да, я такой, – с готовностью поддакнул Люций.

Я на мгновение обречённо прикрыла глаза.

Тем временем беседа сошла на нет, оставив Мака в замешательстве. И мне даже было жаль этого мужчину за то, что он воспринял всю эту болтовню Морана всерьёз. Так и не оправившись от разговора, Мак показал нам обе комнаты. Это были прямоугольные помещения, скрытые за двумя парами раздвижных тонких дверей. В каждой из них было по два окна, а большую часть пола устилали широкие подушки. Последних оказалось так много, что при желании в них можно было прятаться. У обеих комнат имелись свои названия. Тот, в котором занавески и всё убранство имело глубокий чёрный с некоторым вкраплением тёмно-бордового оттенка, назывался залом Чёрной орхидеи, а второй, с интерьером небесно-голубого цвета – залом Синей орхидеи.

– Думаю, разумнее будет, если одна комната для дэв, а другая для дивов, – задумчиво предложил Натан, когда Мак ушёл, содрав с нас перед этим гораздо больше монет, чем на самом деле стоило бы проживание в этих стенах.

– Давайте так и поступим, – не стала ждать вердикта остальных Сильфа и распахнула двери в зал Синей орхидеи. – Надеюсь, в этих подушках не водятся клопы, – брезгливо процедила она. Стянув обувь, подошла к одной из них и поддела её кончиком пальцев ноги.

– До вечера, – попрощалась я, пропуская внутрь сначала Айвен с Флёр.

– Встретимся после заката, – отозвались мне в ответ.

Я заходила последняя, поэтому, сдвигая двери, бросила взгляд в коридор, к комнате напротив. Моран, который был занят тем же, чем и я, ослепительно улыбнулся, будто только и дожидался походящего момента. На мгновение замешкавшись и не рассчитав силы, я с громким хлопком и жалобным треском дерева закрыла двери.

Люций Моран

Моран считал, что любовь теневых к чёрному оттенку весьма преувеличена. Хотя это не отнимало того, что чёрный оттенок куда практичнее, чем светлый. Отправляться на охоту в белых одеждах разве не глупо? Любое пятно, особенно кровь, сразу видно.

Сейчас же, рассматривая зал, который хозяин обставил так, чтобы он мог выполнять сразу несколько функций, он уверялся, что чёрный в интерьере смотрелся излишне мрачно.

– Кажется, здесь жгут какие-то благовония. – Винсент стоял у окна, поднеся к носу ткань занавески. – Запах крайне знакомый, но я все равно не могу понять, что это за растение.

– Лучше не задумываться о том, кто бывал до нас в этой комнате и что они делали. – Люций, развязав пояс на мантии, сняв её и кинув на подушки, улёгся поверх на спину, закидывая руки назад, подкладывая ладони под затылок и прикрывая глаза. – Главное, что есть крыша над головой. Мы должны просто спать. Грядущая ночь будет бессонной.

Хотя и предыдущей они спали не так много, решив не терять времени и с восходом солнца отправиться в дорогу.

Когда он задумался о вчерашнем дне, в голове внезапно всплыла недавняя картина. О чём же на самом деле разговаривал Коэн с Пшеницей? Если бы не слова Сары, он бы не придал и половины того значения их разговору, что придавал ныне.

«Что бы Коэн тебе ни сказал. Он соврал».

Стоило ли это его беспокойств?

Он полагал, что нет. Слишком много их связывало. Коэна вырастила мать Морана. Двух мальчиков она обучала наравне. Даже несмотря на то, что любому с первого взгляда становилось понятно: несмотря на неусидчивость и порой несносный характер, Люций имел больше задатков.

Его мать была особой женщиной, умной и несгибаемой. Отец не зря остановил выбор на ней. Они оказались равны в своих умениях, хотя его родительница и предпочитала оставаться в тени и не обращать на себя внимания.

Со временем Люций стал понимать всю глубину их союза. Они были друг другу опорой, такой прочной, что один не даст пасть другому. И Ребекка, и Саласар несгибаемые и прямолинейные. Настолько похожие, что становился неудивительным тот факт, что они сошлись.

Отец без колебаний доверил воспитание и тренировки наследника своей супруге. Саласар посвящал больше времени управлению орденом, Ребекка – детям. И делала она это с большим энтузиазмом, став для Люция наставником. Ребекка считала, что её главная обязанность – словно ростки, прорастить в голове верные мысли, научить тому, что знает она, воспитать критическое мышление. И она не жалела Люция, не раз заставляя его глотать пыль с тренировочной площадки после очередного неудачного боя.

Но он любил сражаться, это единственное занятие, которому его неусидчивость не мешала.

Именно по этой причине навыки Сорель в своё время стали для него открытием. Особенно когда он узнал, что Светлая взяла в руки клинок гораздо позже него. На губах Морана появилась невольная улыбка, когда его мысли унеслись к событиям солнечного дня девятого месяца на ярмарке в одном из городов Феросии.

В то время для него это было целым приключением, воспоминания о котором неожиданно заняли место в сердце. Он даже не думал, что всё так обернётся. И лишь после понял, что никак не может выкинуть тот день из головы, особенно широкую улыбку той девочки, которая решила его спасти. Со временем её лицо стёрлось из памяти, а вот улыбка нет. Но только ничем это воспоминание Морану не помогло, ведь Сара Сорель больше так не улыбалась.

Предложение поменяться цепочками в тот день стало мимолетным желанием, порывом души, а к своему внутреннему голосу Люций прислушивался всегда. Вот и теперь этот самый голос шептал, что ему стоит присмотреться и понаблюдать. Но, с другой стороны, это ведь Коэн – тот, кого теневой див знал столько же