Солдаты России - Родион Малиновский

Аванпост № 2 представлял собой небольшой, хорошо укрепленный узел, выдвинутый от передовых траншей в сторону противника метров на триста — четыреста. С траншеями он соединялся отдельным крытым ходом сообщения. На аванпосту располагался пулемет под начальством Ивана Гринько и стрелковое отделение шестой роты. Ответственным за пост как начальник более мощного огневого средства — пулемета — был назначен Ванюша. Со всех сторон аванпост прикрывали проволочные заграждения в несколько рядов.

Впереди метров через восемьдесят — сто начинались широкие полосы проволочного заграждения противника в пятнадцать — восемнадцать рядов кольев, а сзади пролегала густая полоса французских заграждений. Ее ширину было даже трудно определить. Всю местность, изрытую воронками и траншеями, перекрывали широкие ржавые полосы колючей проволоки. К тому же там были установлены всякие сюрпризы и натяжки. Заденешь такую штуку — и сразу взлетит сигнальная ракета. А между окопами полно спиралей Бруно из колючки.

И так по всему западному фронту. Обе стороны зарылись в землю. Господствовали позиционные формы войны. И немцы, и французы сделали все, чтобы как-то сдвинуть фронт с места. Но не тут-то было! Ничего не помогало: ни сапы, ни подкопы, ни вылазки, ни набеги. Фронт окаменел, словно отлитый из цемента. Стороны привыкли к этому и спокойно отсиживались в окопах. Был спокоен и так называемый участок Оберив, который заняла русская бригада.

Пулеметчики изнывали от безделья. Все истории, правдоподобные и выдуманные, были пересказаны, все фокусы, кто какие знал, показаны.

Один фокус особенно запомнился. Антон Корсаков посадил перед собой Андрея Хольнова, не верившего ни в какие чудеса, подкрутил свои рыжие усы, сосредоточился, попросил Андрея сложить руки, туго переплетя пальцы, и потом долго их держал в своих руках, что-то нашептывая, чуть шевеля губами. Затем отпустил и говорит:

— А теперь, Андрюша, разведи руки.

Хольнов, как ни пытался разъединить пальцы, сделать этого не мог, хотя видно было, что он напрягал все силы — на лбу даже пот выступил. Но вот Антон опять взял его руки, накрыл своими ладонями, затем быстро их отнял:

— А ну-ка, попробуй теперь...

Руки Хольнова свободно разошлись. Все легко вздохнули, но продолжали соблюдать тишину — единственное условие, которое поставил Корсаков, прежде чем начать свой опыт.

— Можете разговаривать, — сказал Антон.

Но пулеметчики, потрясенные увиденным, не могли вымолвить ни слова. А Корсаков поднялся и вышел из пулеметного гнезда, ухмыляясь в усы.

— Андрей, что с тобой было, почему ты не разъединил руки? — допытывались пулеметчики.

— А я и не пытался их разъединять, — с напускной небрежностью ответил Хольнов. — Думаю, пусть Антон потешится.

Но никто в это не поверил, все видели, что Хольнов лукавит, и проникались к Антону каким-то суеверным чувством. Ванюша слышал о прошлом Корсакова: говорили, что он работал в цирке и прислуживал гипнотизеру. Теперь Антон доказал, что не зря всегда носит с собой книжки по черной и белой магии. Книжки были засаленные и обтрепанные, но Антон бережно обертывал их в бумагу, подшивал и подклеивал пожелтевшие от времени оторвавшиеся листы...

Много было странностей у этого солдата. Он не пил и не курил. Очень старательно записывал в свою самодельную записную книжку все услышанные им французские слова, записывал так, как они ему слышались, то есть чаще всего довольно неправильно, заучивал их и с грехом пополам разговаривал с французскими солдатами. Он был не очень опрятен: гимнастерка у него быстро засалилась, сапоги никогда не чистил, белье не любил стирать, но любил выворачивать свою грязную нижнюю рубаху и с удовольствием бил вшей, сидя где-нибудь на солнце, так что даже слышался треск. Товарищи его сторонились. Это обижало Антона.

— Хороший солдат должен иметь вшей, — твердил Корсаков. — Что это за солдат без вшей, это просто интеллигентик, а не солдат.

Но чаще всего, слыша упреки товарищей, Корсаков отмалчивался и все о чем-то думал. Только когда пулеметчики очень уж его донимали, он озлоблялся и начинал огрызаться.

Ванюша не сторонился Антона: чувствовал в нем что-то необыкновенное, какое-то превосходство над собой и другими солдатами, а после опыта с Андреем Хольновым окончательно проникся к Корсакову чувством уважения. Они часто беседовали, и Антон рассказал Ванюше о «чудесах» цирковых фокусников. Он говорил, что если человек очень сосредоточится на одной мысли и глубоко поверит в то, чего хочет достигнуть, то он добьется своего: его желание обязательно передастся другому, и тот вольно или невольно сделает все, что ему мысленно прикажешь. В этом весь секрет гипноза. Только надо очень верить, верить до самозабвения в силу гипноза и в свою силу — тогда опыт удастся. Если же этой глубокой веры не будет, то ничего не получится. Так объяснял тайну гипноза литовец Антанас Корсакас, записанный в канцелярии для простоты Антоном Корсаковым.

2

Жизнь пока шла безмятежно и тихо. Гринько давно освоился с ролью командира, да, впрочем, ему не трудно было освоиться с нею: он повоевал, отлично знал свое дело. А главное, его любили солдаты за добрую, отзывчивую душу, за независимый от начальства нрав, за то, что он порой смело и прямо отвечал на поставленные им же самим вопросы: «Почему французы живут без царя? Значит, и мы так можем жить». «Почему французы не называют своих офицеров всякими благородиями и превосходительствами? Значит, и нам надо ввести такой порядок». «Почему французы не бьют по морде и не порют розгами своих солдат? Значит, и у нас нужно так сделать».

— Дисциплина у французов неплохая, — говорил Ванюша. — вон как дерутся под Верденом. А у нас розгами хотят укрепить дисциплину.

Много возникало вопросов, которые требовали своего разрешения, — пулеметчики задумывались над ними. Франция благоустроена — дороги прекрасные, дома в деревнях каменные, под черепицей. Рабочие по восемь часов в день работают. А урожай какой собирают — по сто и сто пятьдесят пудов пшеницы с десятины. Разве на родине сохой наковыряешь столько? Даже помещики такого урожая не собирают. Много, много было всего, что бросалось в глаза русскому человеку. Было над чем задуматься. И солдаты, в массе своей далекие от политики, задумывались. А Ванюша высказывал свои мысли безбоязненно, вслух. До начальства доходили сведения о вольнодумстве Гринько, оно присматривалось к Ванюше, но придраться не могло — службу он нес исправно. К тому же он был истинный патриот России — это знали все.

Вообще пулеметчики в расчете Ванюши подобрались дружные. Наводчик Жора Юрков — слесарь архангельских портовых мастерских, чудесный гармонист, артельный, веселый парень. Любил он, правда, выпить лишнего, но Ванюша оберегал его от нападок начальства, как только мог, считая, что такого солдата следовало оберегать: Юрков отлично стрелял из пулемета и хорошо знал материальную часть. Андрей Хольнов — высокий статный шатен с небольшими, коротко подстриженными усиками и карими задумчивыми глазами. Наверное, его очень любили ткачихи с Трехгорки. Работал он там наладчиком. Скромный, непьющий, он так охотно устранял всякую неисправность в станке, что кажется, не для хозяина старался, а из-за любви и уважения именно к ней, ткачихе. Таким же скромным и отзывчивым остался он и на фронте. Женька Богдан — прирожденный ловелас, но все же хороший боевой товарищ, он друг Ванюши и его житейский наставник. Петр Фролов — здоровенный псковский крестьянин, хаживавший в Питер на отхожий промысел (канавы в городе копал), сейчас он исправный солдат. Не промах парень и по женской линии, хотя женат и имеет двух детей. Слава Лапицкий — поляк, матрос торгового флота. Он грубоват, любит выпить и приврать о заграничных плаваниях, немного говорит по-английски; лицо у него в прыщах, но приятное. Где-то в тылу, за лесочком, недалеко от артиллерийских позиций, находится с лошадьми Степан Кондратов. Но он тоже наведывается на аванпост № 2 — каждый день приносит обед пулеметчикам. Это сумрачный, молчаливый забайкалец, старатель, лет тридцати пяти. Имеет где-то семью: жену и много детей. Очень храбрый, солдат он называет «паря», и его все уважают.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});