Полдень, XIX век - Валерий Брюсов

Зал первый. Лекция Любавиной о строении земной коры.

Зал второй. Ароматический концерт.

Зал третий. Лекция Карпова…

Это имя ударило Аглаю, как молотком, и, вскочив она хотела идти.

Но куда идти?

Ей хотелось сегодня быть подальше от людей, этих самодовольных, смеющихся, веселых и однообразных как манекены, людей. Еще страшнее было ей идти в свою комнату, чистую, светлую и всю наполненную одиночеством; страшнее всего было ей оставаться наедине с собою.

Она решила идти к Любе, своей новой подруге, с которой она близко сошлась за последние два месяца. На Невском было пустынно. Во многих окнах уже не было огней, и блестящие, холодные фасады домов словно застыли, залитые ровным белым светом. Полоски самодвижек без конца бежали в ту и другую сторону вдоль домов. Только немногие фигуры стояли и сидели на самодвижках, изредка перебрасываясь словами, гулко отдававшимися на пустынной улице.

Аглая села в кресло самодвижки и закрыла снова глаза.

На этот раз она не пропустила и остановилась у дома номер девятый. Она вошла в подъезд и надавила на справочной доске кнопку номер двадцать седьмой, и в ответ тотчас появилась светлая надпись:

Дома. Кто?

Аглая ответила; и снова блеснули буквы:

Иди.

Аглая стала на подъемную машину, поднялась на восьмой этаж, сделала несколько шагов по коридору и постучалась в комнату номер двадцать седьмой.

— Войди, — ответила Люба.

— Ты одна? — спросила Аглая, с трудом различая предметы в освещенной одним только согревателем комнате.

— Одна, — ответила Люба, поднимаясь к ней навстречу с кушетки.

Разноцветные матовые стекла согревателя бросали пестрые бледные пятна на стены и пол. Занавесь ка окне была не спущена, и сквозь узорчатые стекла лил слабый уличный свет, едва намечая раму.

— Можно закрыть окно? — спросила Аглая, кладя палец на черную кнопку.

— Конечно, — ответила Люба.

Аглая надавила кнопку, и тяжелая занавесь опустилась и закрыла окно, смотревшее холодно и тускло, как глаз мертвеца.

— Так лучше, — сказала Аглая, — улица меня сегодня раздражает.

— А я лежала и мечтала, — сказала Люба, когда Аглая сняла верхнюю кофточку и перчатки.

— О чем?

— Так… Сама не знаю… Сегодня ароматический концерт с программой из моих любимых номеров: «Майская ночь» Вязникова, «Буря» Уоллэса, «Ромео и Джульетта» Полетти… Но мне не хочется уходить из своей комнаты… А славная эта «Майская ночь»… Ты помнишь?.. В начале тонко-тонко проносится сырой и нежный запах свежих полей; потом нарастает густой и теплый аромат фиалок, и запах зеленых крепких листьев, и лесной гниловатый пряный запах… Так и кажется, что идешь, взявшись рука за руку с любимым человеком, по густому-густому лесу; а потом нежной и легкой тканью рассыпается аромат ландышей — острый и свежий аромат, аромат, от которого шире и вольнее дышится… В этом месте я готова кричать от восторга… А потом розы, царственные пышные розы… Разгорается заря, сверкают капли росы. Чудо что такое!.. А «Ромео и Джульетта»… Что-то таинственное и жуткое в этих пронзительных кружащихся запахах в начале… потом они нарастают, становятся все глубже, все печальнее… Так и чувствуешь, что опускаешься в глубокий, едва освещенный склеп… А «Буря»… Ты любишь «Бурю»?… Какие взрывы тяжелых, падающих, как градины, запахов, сменяющихся быстро, бегущих и сталкивающихся!.. Восторг…

Люба закинула руки за голову и мечтательно смотрела на разноцветные стекла согревателя.

— Отчего ж ты не пойдешь? — спросила Аглая, со страхом ожидая ответа подруги, точно от этого ответа зависела вся ее судьба.

— Не хочется. Лень… И последнее время все неприятности у меня… — ответила Люба и замолчала, упорно смотря на цветные стекла.

VII

— Какие же у тебя неприятности? — спросила Аглая, чтобы не молчать.

— Ах, все то же. Опять сорвалось… Какая я несчастная, какая я несчастная, Аглая!

— Да в чем дело?

— Я была на этой неделе у Айхенвальда, у Курбатова, у Эйзе-на; везде отказ, везде… У Эйзена, впрочем, удалось, но не раньше как через полтора года… И он музыкант; а я не особенно люблю музыкантов; я вовсе не хочу, чтобы мой ребенок был музыкантом… Отчего я такая некрасивая, противная? Отчего у меня такой длинный нос?.. Я уверена, что каждый из них прежде всего смотрит на мой нос и пугается…

— Люба, ты вовсе не такая некрасивая, как воображаешь…

— Э-э… полно… не утешай меня; я сама знаю.

Снова. наступило молчание, и вдалеке жалобно прозвенел электрический колокол: раз, два, три…

— Он меня выводит из себя сегодня, этот колокол, — сказала Люба, затыкая своими длинными пальцами на мгновение уши.

— А я была вчера вечером у Карпова, — едва слышно промолвила Аглая.

— Была? — живо воскликнула Люба, порывисто оборачиваясь к ней. — Ну что? Как? Какая ты счастливица, Аглая. Расскажи мне все, все… Слышь? Все…

— Мне тяжело… Ничего я не буду рассказывать. На душе у меня так гадко, так гадко…

— Но отчего же?.. Ах, как бы я хотела быть на твоем месте!.. Не красней… Карпов такой красавец, такая прелесть…

VIII

Резко и отрывисто звякнул телефон, и луч белого света прорезал комнату.

— Кто это? — с досадою спросила Аглая, оборачиваясь на звонок.

— Бетзинский, — сказала Люба, вглядевшись в светлую дощечку.

Люба встала и подошла к телефону.

— Что вам, Павел?.. Прийти ко мне?

— Зови, зови его, пожалуйста, — вмешалась Аглая, торопясь предупредить подругу.

— Терпеть я не могу этого реформатора, — шепнула Люба, отворачиваясь от телефона.

— Пожалуйста… — повторила Аглая, просительно складывая руки.

— Ну, ладно уж…

И, обернувшись снова к телефону, Люба сказала:

— Приходите. Тут и ваша поклонница Аглая… — И Люба замкнула телефон.

— Ну, зачем ты это сболтнула? — недовольно бросила Аглая.

— А разве неправда? Только он не в моем вкусе; и не знаю, чем он тебе нравится. Беспокойный какой-то.

— Вот это самое беспокойство мне в нем и нравится…

— Не понимаю…

Разговор не клеился. Подруги сидели молча и каждая думала о своем.

— Который час? — спросила наконец Аглая. — Я еще ничего с обеда сегодня не ела и ничего не хочется.

Люба закинула назад руку и надавила маленькую кнопочку; над согревателем сверкнули цифры часов.

— Половина восьмого, — сказала Люба.

— Спасибо, — шепнула Аглая и снова замолчала.

— Тебя перевели? — спросила после долгой паузы Люба.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});