Сибирский фронтир (СИ) - Фомичев Сергей

Через лаз в заборе мы просочились во двор и укрылись за сараем. Стражники в мясниковском дворе поста покинуть права не имели, а потому встали на цыпочки, пытаясь разглядеть из–за забора, что происходит в центре. И, как большая удача, открылась дверь, откуда высунулась любопытная голова с вопросом "Какого хрена?"

Распределив жестом цели, как делают в боевиках крутые спецназовские командиры, я шепнул:

–Пора!

Под вторую серию взрывов мы выскочили из–за сарая и разрядили пистолеты в спины казакам. Три ствола дали осечку. Пять выстрелов прозвучали как воспроизведённая на медленной скорости автоматная очередь. Убийство далось мне на редкость легко. Зимняя война на Уналашке притупила гуманизм и уж во всяком случае, я больше жалел алеутов, защищающих собственные дома, чем злодеев, пришедших громить чужие.

Сейчас же меня больше волновали не трупы казаков, а успех операции. Я в тайне рассчитывал, что под шумок к наёмникам Пашки присоединятся и обозлённые на узурпатора горожане, которые как всегда собрались к полудню возле ворот, чтобы прояснить судьбу близких. Если заварушка перерастёт в настоящий бунт, то самозванец озаботится собственной судьбой. Гарнизону будет не до нас и облако гари над одним из дворов никто не заметит.

Кириллка задержался во дворе, проверяя трупы, дабы не оставить за спиной какого–нибудь удальца, а мы, поменяв пистолеты на дубины, перемахнули через тело на крыльце и ворвались в дом. Навстречу нам, ещё не вполне понимая, что происходит, рванулся заспанный казак. Он был без рубахи, но с саблей и, увидев незнакомцев, попытался заступить дорогу, за что и получил от Слона дубиной по черепу. Этот охранник оказался последним. Кроме него в доме обнаружилась только молодая женщина, скорее всего та самая хозяйская жена. Она спокойно сидела за столом в соседней комнате, не обращая внимания на стрельбу, шум и вздрогнула лишь завидев в дверях наши свирепые рожи. Мою физиономию вдобавок покрывал грим и должно быть я выглядел в её глазах чёртом или арапом. У ревизорской наложницы хватило сообразительности обойтись без визга. Сквозь ладони, закрывающие рот, вырвался только всхлип…

–Где? – рыкнул на неё Николай.

Она видимо догадалась, кого мы ищем. Молча, одними глазищами, показала на люк.

Тунгус остался наверху с женщиной, а мы со Слоном, запалив свечи, спустились в подпол. Импровизированной пыточной столичного чиновника позавидовала бы кичащаяся вековыми традициями испанская инквизиция. Здесь не было технической изощрённости, не хватало профессионального блеска, культуры, зато обычные, приспособленные к делу предметы, вызывали холодный сквознячок вдоль спины. Разных размеров крюки, гвозди, клещи лежали на небольшом верстачке. По стенам висели какие–то окровавленные верёвки, тряпки. Из бочонка торчали розги. Аккуратно так торчали, словно трости гостей в прихожей британского джентльмена.

Но в смысле нашей цели пыточная оказалась пуста.

–Увезли! – простонал Николай в отчаянии.

–Хозяйка сказала, что он здесь, – возразил я.

–Ничего она это… не сказала. Перепугалась дура. И не хозяйка это вовсе. Прасковья это, дочь купца Ворошилова. Напротив его дом стоит. Видно чин углядел красоту и призвал до себя. Вот же ирод всех баб в городе перепортит.

Подвал был невелик, но в полумраке, при неровном пламени свечей нам понадобилось время, чтобы заглянуть в каждый скрытой тенью уголок. Отодвинув со стены верёвки, я обнаружил маленькую боковую дверцу, на которой висел замок.

–Там, – предположил я, для верности постучав по отделанной тёсом стене.

Используя один из пыточных крюков в качестве фомки, Слон ловко, словно делал это не раз, сковырнул запор.

В небольшой кладовке возле кучи тряпья лежал Бичевин. Бедолага совсем лишился чувств. Сейчас он вовсе не походил на короля водочной мафии.

–Ты как, Иван Семёныч, живой? – спросил Слон хозяина, присаживаясь на тряпьё.

Тот промычал в ответ нечто нечленораздельное. А куча тряпья неожиданно застонала, заставив Николая вскочить, и при ближайшем рассмотрении оказалась собратом Бичевина по несчастью. Возникла проблема.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

–Оставим здесь, – перехватив мой взгляд, заявил Слон.

–Возьмём с собой, – упёрся я.

Не то чтобы мне стало жаль человека, но я подумал, что вряд ли Крылов держит в личной тюрьме обычного бомжа, а значит, второй невольник мог оказаться мне столь же полезен, как и Бичевин.

–Двоих это… не утащим, – возразил подельщик.

–Возьмём обоих, – повторил я с железом в голосе. – Вчетвером как–нибудь управимся.

В душе Николая произошла короткая схватка. Долг перед хозяином боролся с моим верховенством в операции. Решив, что без меня ему пока не обойтись, Слон уступил.

Используя окровавленные верёвки и тряпки в качестве подъёмного средства, по одному мы подали арестантов наверх, где их принимали Тунгус с Кириллкой. Затем поднялись сами. Прасковья всё так же сидела за столом и тихонечко плакала. А вот стрельба в городе поутихла. Беспорядки так и не вызвали настоящего бунта. Видимо нашим ребятам не хватило пороха. Несколько ружейных выстрелов прогремели как финальный аккорд. Нам следовало спешить, пока казаки не принялись зачищать город в поисках главных смутьянов.

–Это… чтобы молчала, – предупредил Слон Прасковью и сорвал с неё какое–то ожерелье. – Хозяйские цацки на любовницу змей надел, – пояснил он мне позже.

Огородами и переулками мы оттащили бывших пленников на окраину, но обещанных Слоном лошадей на месте не оказалось. С бревна свисал лишь обрывок верёвки, который был не отрезан, а именно оборван. Впрочем, это ни о чём не говорило – опытные конокрады умеют маскировать следы.

–Свели лошадок–то? – усмехнулся я.

–Это… – в голосе Слона послышалась обида. – Ты же сам велел никому больше не доверяться, вот и оставил их здесь одних.

В наказание за недоверие к человеческому роду пришлось тащить спасённых на собственном горбу.

***

Тайное убежище выглядело воплощённой мечтой мелкого буржуа. Такой себе сказочный домик на склоне горы. Бревенчатый сруб и ещё один поменьше – банька, зелёная лужайка, ручей, сбегающий меж валунами. При ближайшем рассмотрении заимка обернулась ничем иным, как подпольной винокурней. В печь был вмурован агрегат для перегонки, рядом стоял холодильник, устроенный из огромной бочки, куда подводилась вода из ручья, полки заполняли бутылки, бочонки, кувшины. За суматохой с ревизором про заведение позабыли. Брага прокисла, и дух от неё чувствовался за сотню шагов от убежища.

–Не за подпольное винокурение, говоришь, Крылов на вас осерчал?

–Так это… – Слон почесал затылок. – Прикажешь, из Енисейска возить пойло–то? Ближе не курят.

Приняв лечебную дозу самогона из хозяйских запасов, мы разом почувствовали усталость и все кроме Слона тут же завалились спать, а тот принялся хлопотать над жертвами ревизорского произвола, устраивая примочки и готовя настойки всё из тех же неиссякаемых запасов.

Когда я проснулся Бичевин сидел за столом и поглощал ушицу. Второй страдалец всё ещё пребывал без сознания. Слон дремал, пристроившись между Тунгусом и Кириллкой.

Без лишних ушей можно было бы и поговорить. Но мы с хозяином не спешили, и некоторое время молча обменивались изучающими взглядами. С момента первой нашей встрече многое поменялось.

–Ты про это место Крылову не рассказал? – спросил я для затравки. – А то прихлопнут тут, как мух.

Тот ответил не сразу. Продолжал изучать спасителя между ложками ухи и, видимо решал, как построить отношения. Я не торопил. Встал с лавки, потянулся, подошёл к кадке, ополоснул лицо.

–Его серебро интересовало, а не винокурни, – ответил, наконец, Бичевин. – Заимку ему не найти.

–Допустим, – кивнул я. – Но не сидеть же здесь безвылазно? У меня дела, знаешь ли.

–А я тебя не держу, – заметил купец.

Ершистый какой. Будто и не терзали его в пыточной только что.