Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

— Сведущие люди говорили мне, что он не похож на своих братьев, — сказал Есугэй. — Даже нам сложно понять, что у него на уме. На Чогорисе мы используем охотничьих птиц. Зовем их беркутами. У Хана их душа: стремящаяся вдаль, неугомонная. Он может сказать нечто на первый взгляд странное, а вы возможно сочтете это за насмешку.

Я увидела, что небо в иллюминаторах стало черным и появились крошечные точки звезд. Мы достигли верхней атмосферы невероятно быстро. Я попыталась сконцентрироваться на том, что мне говорил Есугэй.

— Помните только вот что, — сказал он. — Беркут никогда не забывает суть охоты. В конце концов он всегда возвращается на руку, которая выпустила его.

Я кивнула, чувствуя головокружение, и ответила:

— Я запомню.

Я заметила цель нашего полета с большого расстояния: боевой корабль, огромный и отмеченный боевыми повреждениями, его наклонный нос был выкрашен в белый цвет, опознавательные огни мигали в пустоте.

Его имя было мне известно из архивов: «Буря мечей»

Принадлежит к классу капитальных кораблей. Громадный. Модернизирован для увеличения скорости — его двигатели огромны. Было ли это одобрено Марсом?

Я знала, что он был там и ждал.

— Попытайтесь понять его, — невозмутимо сказал Есугэй. — Он может даже понравиться вам. Я видел много странного.

Мы сели в одном из ангаров «Бури мечей», а затем все стало происходить очень быстро. Вместе с Есугэем мы прошли по длинным коридорам, поднялись на лифтах, миновали огромные залы, кишащими слугами и сервиторами. Я слышала песни на языке, который не понимала, и смех в служебных коридорах. На корабле царила шумная, благожелательная и немного хаотичная атмосфера. Запах был более свежим, чем на армейских крейсерах, на которых я бывала, от полированного палубного настила поднимался смутный аромат, напоминающий ладан. Все было ярко освещено и богато украшено цветами Легиона — белым, золотым и красным.

К тому времени, как мы достигли покоев Хана, я понятия не имела, насколько далеко мы зашли. Такие огромные линкоры были больше похоже на города, чем боевые корабли. В конце концов мы остановились перед инкрустированными слоновой костью дверьми, которые охраняли два громадных стражника в церемониальной броне. Я узнала громоздкие контуры древнего доспеха типа «Гром», сильно измененного и окаймленного золотом. В отличие от Есугэя, на стражниках были позолоченные шлемы с щелями-визорами и султанами из конского волоса.

Когда провидец бури подошел к ним, они кивнули, затем взялись за две тяжелые бронзовые ручки дверей.

— Готовы? — спросил Есугэй.

Я чувствовала, как колотится сердце. Из щелей под дверьми сочился свет.

— Нет, — ответила я.

Двери открылись.

Долю секунды я абсолютно ничего не видела. Передо мной плясало размытое пятно света, словно отражаясь от воды. Я почувствовала чудовищную энергию, пылающую огромную силу, гудящую внутри своих оков, подобно скованному сердцу реактора.

В этот момент я не была уверена, чувствовала ли я его истинную сущность, пронизывал ли мой малоопытный взгляд тщательно созданную и вводящую в заблуждение пелену или же мои чувства просто одурманило недомогание, вызванное подъемом с Улланора.

Я знала только одно: что должна твердо стоять на ногах и держать ухо востро. Есугэй сказал, что это пройдет.

— Генерал Департаменто Муниторум Илья Раваллион.

Как только он заговорил, детали комнаты прояснились, словно старую физическую пиктографию проявили в ванне с химическим раствором. Помещение было огромным, с большими высокими окнами, через которые бил отфильтрованный свет солнца Улланора.

Я неуклюже склонила голову.

— Хан, — ответила я, недовольная тонким звучанием своего голоса в отличие от силы его.

— Присаживайтесь, генерал, — предложил он. — Вот кресло для вас.

Я подошла к нему и начала осознавать окружающую обстановку. Стены были обшиты панелями из темного отполированного материала, похожего на терранское красное дерево. Под ногами лежал толстый ковер с грубыми изображениями засушливых равнин и всадников с копьями, пригнувшихся в седлах. Я увидела старинный книжный шкаф, заставленный переплетенными кожей древними книгами. На стенах висело оружие — мечи, луки, кремневые ружья, доспехи из других эпох и миров. Ощутила ароматы земли и металла, приправленные резкими запахами оленьей шкуры, сгоревшего древесного угля и полировочного масла.

Я сидела в кресле, которое были приготовлено для меня, слушала мягкое тиканье старых часов на каминной полке и очень слабый и далекий гул двигателей космического корабля.

Только тогда я осмелилась взглянуть на него.

Его узкое и такое же смуглое, как у Есугэя лицо хранило печать благородства, живого ума, а также чувства собственного достоинства. С обритой головы свисал чуб черных как смоль волос, затянутый золотыми кольцами. На обветренном усатом лице выделялся орлиный нос. Под жесткими бровями блестели глубокопосаженные глаза, напоминая жемчужины в бронзовой оправе.

Его огромное тело вытянулось в кресле, которое было вдвое больше меня. Одна рука в перчатке покоилась на подлокотнике из слоновой кости, другая непринужденно свисала с края. Я представила огромную кошку, которая развалилась в рассеянной тени и отдыхала в перерыве между охотой.

Я едва могла пошевелиться. Сердце колотилось.

— Итак, — произнес Хан. Он говорил в изысканной патрицианской манере. — О чем вы хотели поговорить со мной?

Я посмотрела в блестящие глаза, чтобы ответить. И в этот момент с ужасом поняла, что не могу вспомнить.

Тогда к беседе присоединился Есугэй, подойдя к примарху и спокойно разъяснив обстоятельства нашей встречи на Улланоре. Позже я поняла, что он все это время стоял рядом со мной на случай сильного потрясения. Я никогда не забуду эту любезность с его стороны.

Пока он говорил, а Хан отвечал, я пришла в себя. Выпрямившись в кресле, вспомнила свое задание во всех деталях. Даже в этот момент я была поражена иронией происходящего. Единственное, на что я всегда могла положиться — моя память — в миг отключилась при виде находящегося передо мной гиганта.

— Так что они еще хотят от нас? — сухо спросил Хан, по-прежнему говоря с Есугэем. — Больше завоеваний? Быстрее?

У него был тон уставшего мудреца, потакающего мелким делам существ, значительно уступавших ему внешним видом и величием. В отличие от Есугэя он превосходно говорил на готике, хотя и с таким же сильным акцентом, что и провидец бури.

— Лорд, — сказала я, надеясь, что мой голос не дрожит, — у Департаменто нет жалоб на скорость действий Пятого Легиона.

Хан и Есугэй повернулись и посмотрели на меня.

Я сглотнула и почувствовала, как пересохло в горле.

— Дело скорее в другом, — продолжила я, с трудом выдерживая взгляд примарха. — Старшему стратегу сложно фиксировать точную схему ваших перемещений. Это влечет последствия. Мы не можем снабжать вас так, как вы того желаете. Не можем координировать сопровождающие вас полки Армии. Вы должны были встретиться с 915-м экспедиционным флотом, но мы до сих пор не получили подтверждения о вашем дальнейшем пункте назначения.

Лицо Хана походило на маску. Его выражение не изменилось, хотя я уловила недовольство.

Я чувствовала себя нелепо. Он был абсолютным воином, машиной, созданной Императором для уничтожения миров, и не хотел обсуждать систему логистики.

— Думаете, генерал, — спросил примарх, — что вы первая, кто жалуется мне на это?

Его тон — небрежный, учтивый, безразличный — подавлял. Сомневаюсь, что он этого хотел, но ощущение было именно таким.

Они могут убить словом.

— Нет, лорд, — сказала я, пытаясь сохранять спокойствие и не отвлекаться от своей задачи. — Я знаю, что с Терры в ваш штаб было отправлено семнадцать обращений на уровне Легиона.

— Семнадцать, даже так? — удивился он. — Я сбился со счета. И что вы надеетесь добавить к ним?

— Эти делегации не имели чести разговаривать с вами лично, лорд, — сказала я. — Я надеялась, что если смогу четко объяснить ситуацию, то мы выработаем новую систему логистики. Именно это Департаменто очень хотел обсудить.

Как только я произнесла слова «новую систему логистики», то сразу поняла, что у меня ничего не выйдет. Примарх смотрел прямо на меня, наполовину озадаченный, наполовину раздраженный. Он сдвинулся в кресле, и даже в этом малейшем движении я почувствовала тщетность своих попыток.

Хан терпеть не мог сидеть. И разговаривать. Ненавидел находиться на своем линкоре. Он хотел быть на войне, погрузить с головой в преследование, использовать свою феноменальную силу в вечной погоне.

Он никогда не забывает суть охоты.