Пасынки Гильдии - Ольга Голотвина

– Да-да, – подхватила сообразительная девушка, – помню! Однажды Светоч осчастливил нас посещением и пожелал осмотреть псарню. А когда уходил, с ним ушла Туча. Отличная сука, на Охотника похожа, только темнее… Рычала на псарей, которые ее с детства кормили. Тогда дядя и сказал: «Эти собаки шкурой чувствуют волю и власть!»

Старик, подняв бровь, глянул на пса, сидящего у трона и настороженно следящего за Нитхой.

– Люди мне частенько льстят, но чтоб собака подкатилась с такой изысканной лестью…

– И раз мне позволено говорить, – продолжил Дайру, – я поздравлю госпожу с тем, что правитель Вайаниди, – Дайру отвесил Тагиору поклон, – уже сам предложил за этого пса драгоценный подарок. Потому что иначе пес достался бы Главе Круга даром. Мы просто не смогли бы утащить эту зверюгу.

Нитха бросила на Тагиора лукавый вопросительный взгляд: мол, не передумал?

Бернидиец откинул голову и по-молодому расхохотался:

– Государи и придворные частенько лукавят, но я был капитаном «Наглеца», а капитан свое слово назад не берет!..

* * *

– Как ты думаешь, – спросила Нитха, – что измыслил на нашу голову этот гений в звериной шкуре?

– Угадать-то несложно, – пожал плечами Дайру. – Хочет пробраться во дворец и пошарить в собрании редкостей… Но ты молодец! Был момент, я испугался, что ты вместо пояса потребуешь себе…

– О, нэни саи! Пуговичник, да? Совсем я дура, да? Представь себе лицо Главы Круга: он жалует мне вещь, за которую можно купить боевого слона, а я вместо этого прошу у него лопух с огорода!

– Это вызвало бы у него подозрения, – кивнул Дайру, – а подозрительность правителей – страшное дело.

Он посторонился, пропуская свою спутницу вперед, на выбитые в скале ступени, и оглянулся на дворец.

Низкая, мрачная каменная громадина оседлала вершину скалы. Из нее поднялась, рискованно нависая над морем (как только держится), высокая серая свеча. Дайру уже знал, что это одновременно сторожевая башня и маяк.

Где-то в недрах этого мрачного дворца остался Нургидан…

Дайру отогнал тоскливые предчувствия, шагнул вслед за девушкой на ступеньки каменного спуска и негромко сказал ей вслед:

– Если за дело взялся Нургидан, надо быть готовыми уносить ноги. Хорошо, что мы с ним заранее уговорились, где встретимся, если выйдет несуразица.

– Где?

– У грота, где Врата… Беги, принцесса, возьми из тайника свой меч и купи нам еды на дорогу. Денег хватит? А то я добавлю.

– У тебя же вроде мало осталось, ты же оплатил участие Нургидана в бою…

– Я немножко выиграл, ставку сделал… Не надо так распахивать глаза, я не на Нургидана ставил, на Клыка из первой пары… Как запасешься едой – снимай свое роскошное покрывало, чтоб зря не привлекать внимания, и тихонько выбирайся к гроту.

– А ты?

– А я пройдусь по кабакам.

– Что?!

– Кто знает здешний люд лучше трактирщиков? Там монетка, тут монетка – глядишь, где-нибудь и подскажут, как найти на этой груде соленых валунов человека, который знает, что там есть, в собрании диковин у старой пиратской морды!

* * *

План Нургидана был прост и прям, как жердь (а другие планы Нургидан строить и не умел): проникнуть во дворец, все время быть при Тагиоре, а оставшись с ним наедине – принять человеческий облик и потребовать пуговичник.

Слова «а если» и «а вдруг» не ходили у Нургидана в любимчиках. Поэтому парень не задавал каверзных вопросов: «А если Тагиор не оставит меня при себе, а велит увести на псарню и запереть в клетку?» Или: «А вдруг старика хватит удар при виде пса, который превращается в человека?» И уж подавно не спрашивал он себя: «А есть ли вообще у Тагиора этот окаянный пуговичник?»

Поэтому Нургидан и воспринял как должное то, что на псарню его не отправили: Тагиор захотел за вечерней трапезой похвастаться перед приближенными новым приобретением.

«Пес Охотник» гордо восседал в трапезной возле кресла правителя, с удовольствием лопал куски жареной козлятины, которые бросал ему Тагиор, и по-хозяйски порыкивая на слуг, которые подходили слишком близко к его «господину». Не потому, что подозревал их в злых умыслах, – так, бдительность показывал.

Спать не хотелось: Нургидан вздремнул еще перед боем. И теперь оборотень с интересом оглядывал низкую темную трапезную, полумрак которой плохо разгоняли светильники, и размышлял о том, каково живется в этом дворце всем, кроме правителя. Сам Тагиор – страстный собиратель, набил свое жилище редкостями из Подгорного Мира и радуется на них. А вот придворным и слугам, должно быть, неуютно в коридорах и залах, где со стен таращатся головы чудовищ, а от окна к окну тянутся искусно высушенные, совсем как живые, лианы! Вот прямо здесь, над креслом Тагиора, белеет клыкастая челюсть Подгорной Жабы. Впрочем, все, наверное, к ней уже привыкли. Скалится – и пускай себе скалится!

Ничего похожего на пуговичник Нургидан до сих пор не видел. В соседнем с трапезной зале стояли два застекленных деревянных ящика с разной мелочью из-за грани, но Тагиор прошел этот зал не останавливаясь, и странно было бы, если бы его сторожевой пес отстал от хозяина и принялся изучать содержимое ящиков…

Откушав и всласть наговорившись о сегодняшних боях, старый правитель пожелал отправиться почивать. Нового пса он приказал отправить на псарню… но не тут-то было!

Охотник скалился на каждого, кто пытался к нему подойти. А когда привычные к собачьему рычанию слуги подцепили палкой с крюком кольцо на ошейнике, серый зверь разыграл целое представление. Друзья его не видели, стесняться было некого – и «пес» выл, скулил, упирался всеми четырьмя лапами, пластался по полу и вообще всем своим видом показывал, что в разлуке с дорогим человеком ему и жизнь не мила, волоките уж сразу к живодеру!..

Тагиор растрогался:

– Ишь ты, как голосит! Ну ладно, в честь новоселья пусть остается на ночь при мне. Но завтра – на псарню. Не комнатная собачка, чтоб на подушках нежиться!

Гордый своей победой, Охотник прошествовал за усталым, тяжело ступающим правителем.

«Нежиться на подушках» ему не пришлось, но медвежья шкура у очага гостеприимно приняла Нургидана.

Спальня Тагиора была маленькой, хорошо протопленной, в очаге плясало разноцветное пламя. Нургидан знал, что там пылают доски от разбитых кораблей. От них огонь превращается в жаркую радугу.

По стенам были растянуты яркие крылья кошек-бабочек, с потолка свисали нити, на которых плясала от малейшего движения воздуха стайка алмазных жуков. Огонь отражался на их гранях яркими бликами, и под потолком реяло мерцающее облако.

Нургидан, которого от жары все-таки слегка разморило, снисходительно наблюдал за тем, как слуга разувает правителя и думал, что вот сейчас они с Тагиором останутся вдвоем – и можно будет поговорить по душам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});