Моя жизнь со Старцем Иосифом - Ефрем Филофейский

Вначале Старец и отец Арсений, желая причаститься, ходили в каливу Успения Пресвятой Богородицы, где жил отец Варфоломей со своей общиной. Но так как там литургия всякий раз начиналась в разное время, они заставали или начало службы, или середину, или конец. Это очень огорчало Старца, поскольку сам он был очень пунктуален. Он хотел, чтобы все происходило чинно, так, чтобы он мог исполнять и свое бдение. Он говорил: «Их Бога я возьму, а своего Бога потеряю».

Действительно, беспорядок— это большое препятствие для ночной молитвы: если кто-нибудь не отдохнет в положенное время, то где возьмет он силы и чистый ум, чтобы предстать перед Богом? Поэтому Старец, чтобы не страдать из-за этого беспорядка, с большой печалью решил некоторое время не ходить на службу, пока Бог не даст решения этой проблемы.

Так прошло около трех месяцев без причастия. Однажды в праздничный день Старец послал отца Арсения причаститься вместе с другими отцами. «Ступай ты, — сказал он ему, — а я не могу идти, так как не знаю, какой момент службы застану. Я останусь здесь, буду продолжать молитву. А ты иди в церковь». Так он остался в своей келлии. Конечно, он сильно печалился, что не может причаститься.

Отец Арсений ушел, а Старец сидел, наклонившись, в своей темной и маленькой келейке и непрестанно творил в сердце Иисусову молитву. Ум его совсем не выходил из сердца. «На меня накатила как будто бы досада, — рассказывал он, — и я сказал сам себе: несчастный человек, по грехам твоим ты недостоин причаститься. Все остальные отцы причастятся Божественных Таин, а ты — никуда не годный».

В то время, когда он, плача, сидел на кровати, внезапно засиял некий свет, отверзлась кровля, спустился крылатый юноша и стал перед ним.

«Я еле мог смотреть на него, ибо вид его был как молния. Он вложил руку за пазуху и извлек прекрасный ларчик, круглый, светлый, весь сиявший преизобильным светом, светом иного мира. Тогда ангел со вниманием открыл ларчик, и дал знак, чтобы я приготовился, и взял оттуда лжицей частицу Хлеба. Находясь под воздействием этого духовного явления и видения благодатного таинства, я непроизвольно, не думая — ибо в эти мгновения человек прекращает мыслить и чувствовать обычным образом, — понял его повеление. И сделал то, что Бог мне велел сделать. Я открыл уста, и он меня причастил со словами: „Тело и Кровь Христовы, причащается раб Божий монах Иосиф“. Я почувствовал великую радость и блаженство, ведь такой благодати я не вкушал никогда.

Затем ангел сдержанно улыбнулся мне, закрыл сосуд и вознесся через кровлю туда, где был и прежде. Затем в моей келлии вновь наступила тьма». Тогда Старец опять наклонил голову и продолжил молитву. После он признавался: «Целую неделю я не ощущал ни пищи, ни мира, ни тела — ничего».

* * *

Часто Старец закрывался в своей келлии и говорил себе: «Давай-ка, душа моя, будем пребывать умом в горнем». И ум его постигал горнее. Проходил день, проходила ночь. Проходил второй, третий день, а он пребывал в горнем. Конечно, это были страшные состояния.

Чем был занят его ум? Он размышлял, что у нас есть Царство Божие, рай, горний Иерусалим, ангелы, Небесные песнопения, иной мир. Созерцание того, что является нашим упованием, дает отдохновение человеку. И тогда человек говорит: «Когда же я наконец отложу это свое жилище? Это свое тело, которое страдает и обременяет меня, которое приносит мне искушения и заставляет меня соприкасаться с людьми, с мирскими мучениями, с бесами?»

И достойно удивления то, что Старец не надмевался гордостью из-за таких состояний и видений. Напротив, он приближался к отчаянию, ибо считал, что не достиг ничего, что еще даже не положил начала. Поэтому он говорил: «Я не прекратил и не прекращаю день и ночь взывать, прося милости Господней. Но каждый день творя начало, я нахожу себя обманщиком и согрешающим».

Поэтому он и оплакивал свою участь, когда мы праздновали память преподобных отцов, в подвиге просиявших, особенно отцов святогорских. Старец говорил: «Ах я, несчастный, оскверняю собой это место, чистое и святое, — место, где ступали натруженные и утомленные ноги отцов-подвижников, проливавших здесь свой пот, плакавших, молившихся, очистившихся, освятившихся. А я это место делаю бездейственным».

* * *

Там, в пустыне, в скиту Святого Василия, Старец и отец Арсений во всем испытывали лишения. Но поскольку они подвизались, постольку имели в изобилии молитву и благодать, множество духовных состояний и восхищений. Бог явил Старцу множество таинств, ибо тот предпринял много трудов.

Бог утешал Старца созерцаниями, ибо у него не было человека, который мог бы его утешить, сказать хоть пару слов или побеседовать с ним. Он все переваривал в себе сам, пребывая все время в одиночестве. Был у него, конечно, отец Арсений, но это был очень простой человек.

Позднее, когда Старец жил в более мягком климате, в Новом Скиту, и у него были и простокваша, и рыба, и овощи, и фрукты, тогда он нам говорил, что нет у него уже больше той молитвы, которая была в скиту Святого Василия.

* * *

Приобретя опытность в духовной борьбе, Старец умел не обнаруживать свое внутреннее состояние ни перед кем, ибо в противном случае бесы лучше знают, как воевать с подвижником. Поэтому он нас учил: «В раю ли находимся или в аду, мы не должны это обнаруживать, но должны казаться бесстрастными».

Когда у Старца бывали видения, он не рассказывал нам о них на следующий день. Нет! Лишь когда приходило время и мы нуждались в утешении, он говорил нам: «Не отчаивайтесь, наш Бог велик, Он смотрит на нас, наблюдает за нами, и посредством скорбей мы к Нему приближаемся. После Креста Бог воскрес и взошел на Небо по человеческому естеству. После скорбей приходит утешение, видения и откровения той душе, которая страждет. Когда радуешься, утешение не приходит».

И он нам рассказывал один-два случая, чтобы подтвердить свои слова и воодушевить нас.

* * *

Сейчас мы рассказали только о его божественных утешениях. Но надо сказать и о невыносимых скорбях и ядовитых до смерти искушениях. Ибо каждому утешению предшествовала смертельная скорбь — удушье души и натиски преисподней тьмы. Это хорошо описывают его слова, сказанные нам: «Сначала я пил скорбь ведрами, а затем Бог давал мне благодать ложечкой».

Искушения его были невероятно жестокими, как он сам говорил об этом: «Если я вам стану описывать свою борьбу с искушениями, вы не в силах будете об этом слышать. Ибо вся моя жизнь была сплошным мученичеством. Но благость Божия и Госпожа наша Богородица, всегдашнее мое предстательство, дали мне некий вид настойчивости и твердости, и я не отступал. Здесь более всего помогают и спасают слезы. Но все зависит от Божией благости».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});