Слишком живые звёзды 2 - Даниил Юлианов

как бывает со многими блестящими идеями, возникающими тогда, когда их совсем не ждёшь. И если Влада сначала боялась, то теперь все сомнения отпали, потому что… потому что она чувствовала кисть. Да, звучит это странно, но она и вправду чувствовала, как картина общается с ней, как она направляет её руку, водя за волоски кисточки. Это прекрасное чувство. Непередаваемое. Его испытывают за работой творцы, когда вновь создают своё произведение. У всех них разные формы – кто-то пишет ручкой, кто-то вслушивается в пение фортепьяно, кто-то набрасывает карандашом эскизы, – но суть остаётся одной: в моменты творческой работы ты выходишь на какую-то новую, невидимую волну и позволяешь ей вести себя, наблюдая, как перед глазами всё начинает утопать в красоте.

Когда-то Влада мечтала стать художником – профессиональным художником, – но её мечты так и остались мечтами, даже не шагнув в реальность. Лишь на больших переменах из-под её руки выходили захватывающие дух рисунки, а потом терялись в мусорных корзинах. Иногда среди них оказывались чужие портреты (в основном мальчиков), которые Влада тайком рисовала на углу своей парты. Но ни один из тех портретов не создавался так легко, как этот. Казалось, на холсте уже была выписана Алёна, выписана невидимыми чернилами, и Владе оставалось только обвести контуры этого рисунка. Волшебное чувство… волшебное, замечательное чувство! Ты будто отделяешься от тела, и всё твоё существо, твоя душа, которую в этот ты чувствуешь как нельзя остро, сливаются в союзе с чем-то неизвестным, с чем-то потусторонним. Ты отдаёшься этой силе и полностью доверяешься ей, не думая о конечном результате: пусть кисть сама плывёт по холсту – Влада уверена, что каждый мазок не случаен. И из этих мазков появляется Алёна – грациозная, красивая, бесподобная. Её глаза, её яркие зелёные глаза глядят с картины как настоящие – два светлых изумруда, в центре которых сияет искренняя улыбка.

– Я всегда боялась умереть со скуки. Ещё чуть-чуть, подруга, и я точно откинусь. А в этом, кстати, будешь виновата ты. Я сегодня уже два часа позирую, дай мне посмотреть, что там получилось!

– Ну… – Влада с сомнением взглянула на портрет и, немного помявшись, сказала: – Ладно, посмотри, но если я услышу хоть один смешок, я надену этот портрет тебе на голову. Подруга!

Алёна рассмеялась и вскочила с кровати. При этом её кучерявые волосы взметнулись вверх, и почему-то от этого вида у Влады резко сжалось сердце. Маленькая грудь стала ещё меньше, будто рёбра вдруг превратились в резиновые, и кто-то больно (но вместе с тем и приятно) сжал их до маленькой точки. И пока Алёна подходила к холсту, Влада чувствовала, как на неё накатывает жар.

Неужели это всего лишь из-за волнения?

– Я, конечно, ещё не видела ни одного твоего рисунка, но если там будет шедевр современного искусства, я не удивлюсь. Ты как огромный сундук с сокровищами. Вытаскиваем одно, другое, потом смотри на дно, а там…

Она замолкла, как только посмотрела на холст. Влада увидела, как широко раскрылись её глаза, как забавно отвисла нижняя челюсть, и сама повернулась к своему рисунку, пытаясь угадать, какие чувства сейчас испытывает Алёна.

Портрет, хоть и не завершённый до конца, выглядел шикарно. Завораживающе. Это был не совсем портрет – на картине было запечатлено всё тело Алёны, – но именно лицо притягивало к себе взгляд. Тени, созданные Владой из ничего, подчёркивали красоту круглого лица. На нём не было острых скул, но зато каким мягким оттенком розового переливались щёчки, которых так и хотелось коснуться! А глаза… в их глубинах пряталась улыбка, но при этом она не скрывала ничем неприкрытое высокомерие. Его можно было увидеть и в приподнятом подбородке, и в чуть вытянутой шее, но именно глаза говорили: смотри, кто здесь королева. Смотри и не трогай, иначе отрублю пальцы.

Внезапно Владу увидела свою картину как бы со стороны, будто не имела к ней никакого отношения. И увидела написанную ей же Алёну целиком, а не по частям, когда её контуры только-только появлялись. На ней была надета тоненькая белая блузочка, украшенная чёрным горошком. Один её край сполз с плеча и оголил его. Сквозь светлую ткань виднелись полукружия внушительного размера грудей, завидев которые большинство мужчин наверняка почувствует жжение в паху. Полнота Алёны не уродовала её, а даже наоборот – подчёркивала и выделяла все изгибы женского тела. Может, её фигура была далека от общепринятого идеала, но при этом оставалась привлекательной, и Влада готова была поспорить, что многие представители сильного пола предпочли бы эти аппетитные бёдра и крупные ягодицы, чем её костлявый зад и ножки-спички, которые могут сломать при одном неудачном падении.

Пояс украшал чёрный ремень, отражающий сияние флуоресцентных ламп крошечными блёстками. Ноги обтягивали светло-голубые джинсы, и именно в них ноги Алёны (её ляшки, как выразились бы мужчины) выглядели невероятно привлекательно. Сексуально, если на то пошло. Владе было некомфортно думать так о девушке, но почему-то (на один короткий миг) ей захотелось нарисовать Алёну голой. Нагой. Обнажённой. Называйте как хотите, суть остаётся одной.

Неписанными оставались лишь ступни и пол, являющийся сейчас пустым белым пространством. Но даже на этом этапе работы Влада гордилась картиной, но не собой. Она только поддалась ведущей её силе и наслаждалась процессом, как любой хороший творец наслаждается созданием чего-то нового. Несколько дней и ночей на холсте появлялся маленький мир, в центре которого сидела величавая восемнадцатилетняя красавица. Красавица, сверкающая светло-зелёными глазами.

Влада расплылась в улыбке и повернулась к стоящей рядом Алёне. Ей пришлось поднять голову, чтобы заглянуть в лицо подруге, но то, что она увидела, заставило её замереть.

Алёна плакала. Тихо, без всхлипов, не в силах оторвать взгляд от холста.

– Боже… – Вырвалось из её слегка дрожащих губ. – Это… это просто…волшебно.

Жар. На кожу вновь начал накатывать жар – огромными волнами, что накрывают тебя с головой. Владе вдруг стало тяжело смотреть в эти яркие глаза цвета чистых изумрудов, но она уже не могла смотреть на что-то другое. Теперь весь мир уместился в двух прекрасных изумрудах.

– Как ты это нарисовала? Ты… ты правда видишь меня такой?

– Да, – голос не дрожал, но при этом пропитался мечтательностью. – Я всегда говорила, что ты безумно красива.

– Я думала, ты льстишь мне. Ну… из-за лишнего веса там… ещё чего-нибудь, не знаю.

– Дорогая, – Влада коснулась её ладони и чуть сжала её, пустив свои пальцы меж чужих, – у тебя шикарная фигура, она мне нравится. Говорю это тебе от лица всех скелетов мира и тощих задниц тоже. Ты лучшая, Алён. И я написала тебя такой, какой действительно вижу. А вижу я настоящую красавицу.

Несколько секунд они молча смотрели друг другу