Крестовый поход - Робин Янг

Вскрыв его, Уилл быстро пробежал глазами по строкам, написанным незнакомой рукой, пока не увидел в конце подпись. Изенда Кемпбелл. Его охватило горькое волнение. Младшая сестра. Он покинул дом в десять лет, когда она была младенцем. Сестра извещала о смерти матери, Изабел. Мать хворала несколько лет и умерла во сне. Ее похоронили на кладбище монастыря, куда она удалилась вскоре после отъезда Уилла с отцом. Он вспомнил ее, какой она была тридцать два года назад. Стояла у дома, глядя им вслед, когда они отъезжали верхом на конях. Вдруг ярко увиделось, что она поправила накинутую на плечи тонкую шерстяную шаль и откинула назад непокорную прядь медно-золотистых волос. Он вспомнил, как через какое-то время оглянулся, понял, что мать все еще стоит там, и не отводил глаз, пока она не сделалась неразличимой и не скрылась за холмом.

Из письма Уилл узнал и о смерти старшей сестры, Элис. Изенда, видимо, полагала, что он должен был об этом знать. Оказывается, мать захворала после кончины Элис. Уилл подумал, что Изенда писала ему и прежде, и, возможно, не раз, но письма не доходили. Теперь из его родных остались только Ида и Изенда. Тон письма был мучительно бесстрастным, будто сестра писала по обязанности, и даже тяжкой. Она коротко упомянула о своих детях, не называя по именам, и Уилл ощутил невысказанный упрек. Ему показалось, что Изенда осуждает брата и отца, покинувших свою семью. Показалось: она хочет, чтобы он страдал. И он страдал. Мать умерла, так и не узнав, что у нее есть внучка.

— Отец, что это?

Уилл вздрогнул, оторвавшись от мыслей. Звонил колокол. Для молитвы девятого часа было поздно, а для вечерни слишком рано. Следом послышались удары колокола церкви Святого Марка, и в кобальтово-синее небо взмыла стая морских птиц. Прохожие останавливались, хмуро глядя на колокольню церкви Святого Марка. Издалека доносились шум и крики. На базарную площадь выехали пять венецианских стражников. Один что-то прохрипел. Колокольный звон продолжался.

— Что он сказал, Роуз? — спросил Уилл.

— Закрывают квартал, — ответила девочка. — В порту сражение. Большое.

Лоточники принялись собирать свои товары. Родители хватали за руки детей и спешили прочь. А колокола продолжали звонить, и появились еще стражники. Люди бежали к своим домам, а добравшиеся в спешке закрывали ставни.

У дома Андреаса Элвин тревожно переговаривалась с соседкой. Увидев Уилла и Роуз, она облегченно вздохнула и притянула к себе дочку.

— Что случилась?

— Кажется, опять начались беспорядки, — сказал Уилл, переводя дух. — Я должен идти в прицепторий. А вы заприте двери и ставни.

Они быстро обнялись.

— Будь осторожен, — крикнула вслед Элвин.

Порт, Акра 20 августа 1290 года от Р.Х.

Как это началось, никто точно не знал. Потом, когда все утряслось, когда мертвых свалили на телеги и увезли, прошел слух, что кто-то из «ломбардских крестоносцев» услышал, якобы прошлой ночью двое мусульман изнасиловали женщину-христианку. Умные люди объясняли: виной погромов были жара, пьянство и нищета этих самых «крестоносцев». Но ничто не могло оправдать бессмысленного варварства, начавшегося в порту и быстро распространившегося по городу.

Жара в тот день действительно стояла убийственная. Итальянские крестьяне по-прежнему томились в портовых тавернах в ожидании Крестового похода. Вчера они выбрали ходоков, которых отправили с петицией к тем, кто их сюда привез. Мол, владельцы постоялых дворов и таверн требуют платы, а у них нет денег, и когда же их поведут освобождать Иерусалим. Ходоков приняли, но не утешили. Сказали, что ничем помочь не могут, поскольку у них самих нет денег. А бежавший недавно в Акру епископ Триполи добавил с горечью, что «крестоносцам» надо было подумать о том, на что они будут жить, а не бездумно тратить последние деньги на выпивку и шлюх. Ходоки вернулись мрачные и злые.

Ломбардским крестьянам обещали молочные реки с медовыми берегами, и они в самом деле увидели на Востоке большое богатство. Но оказалось, величественные здания, роскошная одежда и изобильные базары существовали не для них. И вообще, в Акре крестоносцев никто не ждал, они никому не были нужны. Даже патриарх, наместник папы на Заморских землях, не понимал, что с ними делать. Христианское войско нуждалось в опытных бойцах, а не в черни, не ведающей ни дисциплины, ни обычаев Востока. Купцы, рыбаки и таможенники жаловались, что теперь каждое утро в порту им приходится пробираться сквозь массы «крестоносцев», вповалку валяющихся где попало, блюющих и истекающих кровью. Владельцы таверн жаловались, что «крестоносцы» не платят, портят мебель, бьют посуду и обижают обслугу. «Ломбардские крестоносцы» избивали проституток, грабили горожан, богохульствовали. Они покинули Италию, свои поля и семьи в надежде на лучшую жизнь. А нашли лишь непереносимую жару, тучи мух и еще большую бедность. Они прибыли на войну, но тут никто не воевал. И так получилось, что в тот день одуревшие от жары, вина и скуки крестьяне устроили свой собственный «Крестовый поход».

Первая смерть случилась у портовой таверны «Три короля». Шестеро «крестоносцев» вышли из нее с раскрасневшимися лицами, сильно покачиваясь. Неожиданно один из них с криком показал на двух арабов, ведущих верблюдов с корзинами, и они с воплями ринулись к ним, объятые слепой яростью. Арабы остановились, не понимая, что происходит. Один, получив удар в висок, сразу упал и уронил поводья верблюда. Испуганное животное побежало галопом по пристани. Другой араб пытался спастись, но куда ему было против шестерых. Рыбаки и портовые рабочие наблюдали, едва веря своим глазам. Некоторые из них попытались урезонить «крестоносцев», но те разогнали их выломанными из клетей палками. Явились таможенники, но спасти арабов не удалось. Отведя душу, шестеро «крестоносцев» поплелись дальше, оставив мертвых арабов, изуродованных до неузнаваемости. Лица несчастных представляли сплошное кровавое месиво.

На шум из «Трех королей» вышли остальные «ломбардские крестоносцы». С удивлением увидев своих товарищей в крови, они остановили взгляды на мертвых арабах. Нескольких стошнило от вида трупов, но большинство воодушевились. Особенно старался один, самый остервенелый, видимо, раньше других сообразивший, что они перешли черту и пути назад нет. Под его дикие вопли быстро сформировалась орава.

— Убьем всех грязных сарацинов! — кричал он.

— Убьем! Убьем! — подхватывали остальные.

Орава двинулась по пристани. В нее со всех сторон вливались еще «крестоносцы» с других постоялых дворов и таверн. Сказывалась зловещая магия толпы.

— Что там? — крикнул один, выбегая из таверны.

— Крестовый поход, — крикнул кто-то ему в ответ. — Идем бить сарацинов!

— Нам обещали за это заплатить! — крикнул кто-то еще.

Это вызвало всеобщее веселье. А «крестоносцы» все прибывали.

Одни не хотели оставаться в стороне, другие поверили, что им заплатят, ну а третьим просто нечего было делать. Толпа двигалась с ревом:

— Deus vult! Deus vult! На то Божья воля! На то Божья воля!

По дороге они хватали камни и большие ржавые гвозди, зажимали их между пальцев и размахивали ими. В общем, вооружались, как могли.

Таможенники и портовая стража пытались остановить погромщиков и пристыдить, но те смеялись в ответ, издеваясь над их дорогими одеждами и волосами, умащенными маслами.

— Посмотрите на них! — глумливо крикнул один. — Они сами как сарацины!

— Немедленно расходитесь! — требовал таможенник.

Из толпы вдруг вылетел камень и ударил таможенника в лоб. Тот упал, сильно стукнувшись головой о мостовую. Толпа остановилась в смятении. Этот человек не был сарацином. Он был христианином, с Запада, как они. Он принадлежал к власти.

Но ничего не произошло.

С Небес не грянула молния и не поразила «крестоносца», бросившего камень. Другие таможенники схватили истекающего кровью товарища и потащили в здание. За ними последовали портовые стражники.

Победно возопив, «крестоносцы» двинулись дальше. Их уже было не остановить, они вкусили крови.

— А как мы узнаем, кто сарацины? — поинтересовался один.

— Все сарацины носят бороды, — ответил другой. — Будем убивать всех бородатых.

«Крестоносцы» радостно закивали, ободренные, что у них есть цель и можно излить злобу.

Массивные железные ворота в Пизанский квартал были заперты. За ними виднелся базар. Непрестанно звонил колокол, многие лоточники ушли, но там еще было довольно многолюдно. Увидев лотки с фруктами, фарфором, драгоценными камнями и шелками, «крестоносцы» возбудились, навалились гуртом, и ворота не выдержали. Пизанские стражи ничего не могли сделать. Погромщики с криками ринулись, размахивая своим импровизированным оружием.

Вскоре все лотки были перевернуты, покупатели и продавцы повалены на землю. Истошно завопила женщина, когда ее малую дочку опрокинула и растоптала толпа жаждущих добраться до сокровищ на прилавках. Один купец, грек, пытался спасти сумку с деньгами от двух «крестоносцев». Они его забили ногами. С женщины-бедуинки сорвали чадру и заплевали, а лицо ее мужа истыкали гвоздями, зажатыми между пальцами в кулаках. Продавца фиников, сирийца христианина, схватили пятеро и с криками потащили к пекарне. Один сорвал с него тюрбан и туго завязал на шее.