Ковчег спасения. Пропасть Искупления - Рейнольдс Аластер

Они приблизились к краю трубы, сияющему вишнево-алым – свидетельство колоссального трения о набегающий поток. Но, казалось, огромные температура и давление не причиняют никакого вреда чудовищной машине пришельцев.

– Трубу опускают вниз. Но там же ничего, кроме газа, – заметил Торн.

– Не только газа, – возразила Виллемье. – Несколько сотен километров вниз – и газ превращается в жидкость. Там море жидкого водорода. Под ним чистый металлический водород, покрывающий каменное ядро.

– Ана, если бы черные машины хотели распотрошить эту планету, чтобы добраться до скалистого ядра, что бы они делали?

– Не знаю. Может, скоро выясним.

Когда столкнулись с фронтом ударной волны, Торн подумал: корабль не выдержит. Слишком уж многого захотели от несчастной посудины. Раньше корпус трещал и кряхтел, теперь буквально завизжал. Панель управления сверкнула красным и погасла. На одно жуткое мгновение повисла тишина. Но корабль прорвался – и вышел в спокойную атмосферу. Треща и мигая, панель ожила снова, с нее и со стен завопил предупреждающий хор.

– Прошли! – выдохнула Виллемье. – И вроде остались целыми. Но не стоит больше испытывать судьбу.

– Согласен. Но раз уж мы сюда добрались, почему бы не заглянуть малость поглубже? Глупо отказываться от такой возможности.

– Нет.

– Если хотите, чтобы я вам помог, позвольте узнать, во что я ввязываюсь и чего ради.

– Корабль не выдержит!

Торн улыбнулся:

– Он уже выдержал больше, чем от него ждали. И выдержит еще. Не будьте такой пессимисткой.

В белую камеру вошла представительница демархистов. Она сурово глянула на Клавэйна. С ней прибыли трое феррисвильских полицейских, которым он сдался в космопорту, и четверо солдат-демархистов. Те явились без оружия, но в ярко-красной силовой броне все равно выглядели устрашающе. Он чувствовал себя старым и слабым, полностью в чужой власти.

– Я Сандра Вой, – сказала женщина. – Вы, как я полагаю, Невил Клавэйн. Согласно информации, полученной от чиновников конвенции, вы настаивали на встрече со мной. Почему?

– Я дезертировал…

– Не об этом речь. Почему вам понадобилась именно я?

– Сандра, я полагал, что могу рассчитывать на гуманное обращение. Я был знаком с вашей родственницей. Кажется, она приходилась вам прапрабабушкой… Извините, но я запутался в поколениях.

Женщина подтянула себе белый стул, села напротив Клавэйна. Демархисты утверждали, что их политическая система сделала чины и ранги устаревшими и ненужными. Вместо капитанов у них были «начальники кораблей», вместо генералов – «специалисты по стратегическому планированию». Само собой, такие отличия требовали и визуальных свидетельств, но Вой вряд ли признала бы, что многочисленные нашивки и цветные полосы на ее френче означают старомодный воинский чин.

– Уже четыреста лет никто в наших рядах не носит имя Сандра Вой, – сказала она.

– Я знаю. Последняя умерла на Марсе. При попытке добиться мира с сочленителями.

– Вы говорите про события далекого прошлого.

– Я говорю о том, что было. Мы с Вой находились на одной стороне, участвовали в миротворческой миссии. Я дезертировал к сочленителям вскоре после ее смерти и с тех пор всегда был с ними.

На мгновение глаза молодой Сандры Вой остекленели. Имплантаты Клавэйна зарегистрировали интенсивный поток данных, принимаемых и передаваемых ее мозгом. Клавэйн был впечатлен. После эпидемии лишь немногие демархисты осмеливались на масштабные нейромодификации.

– Ваши слова не подтверждаются имеющимися у нас данными.

– В самом деле? – удивился Клавэйн.

– Да. По нашим сведениям, Клавэйн прожил не более полутора веков после дезертирства. Вы не можете быть тем самым Клавэйном.

– Я побывал в межзвездной экспедиции и лишь недавно вернулся. Потому и сведений обо мне за последнее время нет. Но разве это существенно? Ведь конвенция уже убедилась, что я сочленитель.

– Вы можете оказаться засланным с диверсионными целями агентом. С чего бы вам дезертировать?

И снова Клавэйн опешил:

– А почему я не могу дезертировать?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Может, вы чересчур начитались наших газет? Если да, то у меня для вас неприятные новости: ваши бывшие друзья выигрывают эту войну. Переход единственного паука на сторону демархистов ничего не изменит.

– Я и не рассчитывал, что мой побег повлияет на ход войны. У меня совсем другая причина.

– Какая же у вас причина?

– Не имеющая с этой войной ни малейшей связи.

Кораблик спускался все ниже, держась впереди ударной волны. Пятнышко на экране пассивного радара так и не исчезло. Таинственный объект преследовал уже на протяжении тридцати тысяч километров, не отставал и не приближался.

Вокруг темнело, пока небо над головой не стало лишь самую малость отличаться от неподвижных черных глубин внизу. Ана Хоури выключила свет в кабине, надеясь, что это позволит лучше видеть происходящее снаружи. Но улучшение было мизерным. Единственным источником освещения служил вишнево-красный раскаленный край трубы, да и тот сильно потускнел. На этой глубине труба двигалась со скоростью не более двадцати пяти километров в секунду относительно атмосферы и практически вертикально погружалась в зону перехода, где атмосферный газ сгущался в жидкость.

Ана поморщилась, услышав очередной тревожный сигнал о повышении давления за бортом.

– Я серьезно говорю: нельзя заходить глубже. Нас расплющит. За бортом уже пятьдесят атмосфер, и кто-то все еще сидит у нас на хвосте.

– Ана, еще чуть-чуть. Можем мы достичь зоны перехода в жидкую фазу?

– Нет! Этот корабль предназначен только для атмосферы. Заглохнет в жидком водороде, и тогда нас расплющит. Торн, это не самая приятная смерть.

– Но ведь трубе-то, кажется, давление не мешает. Наверное, она уходит гораздо глубже. Как думаете, сколько они уже выпустили? Труба движется со скоростью километр в четыре секунды, правильно? Это почти тысяча километров за час. Там уже должно быть столько, что хватит неоднократно обвить планету.

– Мы не знаем, что именно там делается.

– Но можем кое-что предположить, глядя на все это. Ана, знаете, что мне приходит на ум?

– Не знаю, но вы наверняка мне расскажете.

– Это обмотка. Как в электромоторе. Но, конечно же, я могу ошибаться.

Торн улыбнулся, глядя на женщину. И вдруг кинулся к ней.

При всей своей солдатской подготовке она среагировать не успела. Застыла на мгновение, изумленная. На корабле уже была гравитация – он двигался со скоростью меньше космической. Но Торн перемещался, словно лишенный веса, плавно и продуманно. Осторожно выдернул Ану из пилотского кресла. Та отбивалась, но Торн был гораздо сильней и знал, как парировать ее удары. Инквизитор не забыла приемы рукопашного боя, но противник ни в чем ей не уступал.

– Ана, вы легче меня. Я не собираюсь причинять вам вред.

Не успела она сообразить, что происходит, как Торн бросил ее в пассажирское кресло, заставил сесть на собственные руки и крепко затянул амортизационные ремни. Спросил, может ли она дышать, и затем стянул ремни еще сильнее. Ана заерзала, извиваясь, но крепления держали прочно.

– Торн! – выкрикнула она.

Тот опустился в кресло пилота:

– Вы сами расскажете все, что я захочу узнать, или придется убеждать силовыми методами?

Он повозился с панелью. Корабль качнулся, зазвучал сигнал тревоги.

– Торн!

– Виноват… Когда я наблюдал за вами, управление выглядело так просто…

– Вы с ним не справитесь!

– Но, по крайней мере, постараюсь. Ну-ка, ну-ка…

Корабль снова тряхнуло, разноголосо закричали сигнальные устройства. Сперва неуклюже, но все охотнее машина отзывалась на команды. На панели зажегся индикатор уровня – Торн закладывал крутой вираж.

– Восемьдесят градусов, – вслух считывал показания мужчина, – девяносто… сто…

– Торн, остановитесь! Вы же нас ведете прямиком на ударную волну!