Танцующий в темноте - Т. Л. Мартин

и осторожно снимаю скотч с ее рта. Он снимается легче, чем следовало бы, из-за пота, увлажнившего ее кожу. Черт. Мой пульс пропускает удар, когда я вдыхаю ее. Каждая косточка в теле пульсирует, и я знаю, что это не просто от усталости.

Мой лоб касается ее.

Кашель Гриффа заставляет меня поднять голову, и мои собственные легкие начинают спазмировать, когда дым становится невыносимым. Не сводя взгляда с Эмми, свернувшейся калачиком в моих объятиях, я встаю и направляюсь к выходу.

На этот раз я вытащу тебя. Я, блядь, вытащу тебя.

— Подожди! Не оставляй меня!

Фрэнки смотрит на меня, ее щеки красные и влажные, глаза круглые.

Я рычу, все внутри горит желанием увести Эмми отсюда, пока не стало слишком поздно. Рискнуть один раз было достаточно. Я снова начинаю уходить, потому что я не занимаюсь спасением чертовых жизней, когда стон Эмми заставляет меня остановиться. Ее волосы закрывают лицо, конечности слабые, и, черт возьми, она никогда не простит меня, если я брошу ее сестру.

Направляясь к выходу, я опускаю ее у стены коридора, моя хватка на ней задерживается дольше, чем следовало бы. Я наклоняюсь вперед, убирая волосы с ее лица и обхватывая ладонями ее щеку. Пот и слезы намочили мою ладонь.

Я прижимаюсь губами к ее уху.

— Я вернусь за тобой.

Ее глаза остаются закрытыми, и она не отвечает. Проводя большим пальцем по ее подбородку, я отстраняюсь, мой пульс колотится, когда я врываюсь обратно в комнату. Я открываю ящик Фрэнки и вытаскиваю ее, затем поднимаю над пламенем и отпускаю.

— Пошел ты, Лукас Костас! — сдавленный рев Гриффа пронзает уши, и мой позвоночник напрягается. — Я, блядь, убью тебя и твою маленькую шлюху!

Мои плечи сжимаются.

— Фрэнки, останься с Эмми.

Она кивает и бросается к своей сестре.

Когда я оборачиваюсь, это не для Гриффа. Этот засранец выбрал свой собственный путь. Вместо этого я поднимаю воротник рубашки достаточно высоко, чтобы прикрыть нос, частично блокируя попадание дыма в легкие, и подхожу к трусу, прислонившемуся к колонне. Этот чертов счастливчик снова отключился. Дым и пламя лижут мою кожу и просачиваются через ноздри, обжигающий жар — чистый экстаз, когда я представляю, что это сделает с Мерфи.

Он не пропустит свое собственное шоу.

Я бью его по щеке, затем хватаю за рубашку и прижимаю спиной к колонне. Наконец, он стонет, и его глаза медленно открываются. Он щурится, затем присоединяется к приступу кашля Гриффа.

Когда его брови взлетают к потолку и паника берет верх, я отступаю.

— Добро пожаловать в ад, ублюдок.

Вытащив свой нож из стены, я выхожу из комнаты, не оглядываясь, и закрываю дверь как раз в тот момент, когда сквозь щели доносятся приглушенные крики боли. Фрэнки рыдает сильнее, но она обхватила Эмми руками и сумела поднять сестру с земли. Она делает шаг вперед, к выходу, и да, никаких гребаных шансов.

Я вырываю тело Эмми из хватки Фрэнки и поднимаю ее на руки. Я стараюсь не думать, пока веду их за угол к выходу из гаража. Когда наверху раздаются выстрелы, я напрягаюсь. Облажался он или нет, я только что потерял одного брата. И мурашки, пробегающие по рукам от выстрелов, заставляют меня задуматься, не потерял ли я второго.

И Мерфи. Это все еще была не та смерть, которую он заслуживал. Мышцы скручивает от гнева, который при этом просачивается в вены. Во второй раз лидер Misha отделался чертовски легко.

Распахивая ногой заднюю дверь, мы входим в подземный гараж. Одна, две, три машины уже выезжают, блондинки за каждым рулем и занимают задние сиденья. Адреналин подскакивает, когда я смотрю, как они уезжают, и понимаю, что у меня нет с собой ключей, поскольку я никогда не выхожу из этого проклятого дома.

Черный "Мерседес" с визгом останавливается перед нами. Водительское стекло опускается, и Обри мотает головой в сторону машины.

— Садитесь.

Феликс ухмыляется с пассажирского сиденья.

— Да, чувак. Прямо сейчас было бы здорово.

Фрэнки уже открывает дверь и перебирается через сиденье на другую сторону. Ледяной воздух кондиционера обжигает влажную кожу, когда я проскальзываю вслед за ней, прижимая Эмми к груди и закрывая дверь. Спина прилипает к коже сиденья, когда колеса едят по тротуару, и я использую нож, чтобы освободить руки Эмми от веревки.

Я все еще на взводе, каждая частичка тела в состоянии повышенной готовности. Руки напряглись вокруг Эмми, и я смотрю вниз. Ее глаза закрыты, длинные ресницы отбрасывают тень на скулы. Дыхание ровное и спокойное, никаких признаков дерьма, из которого она едва выбралась. С комом в горле, которого, черт возьми, уверен, я никогда не чувствовал, я убираю выбившиеся пряди волос с ее лица.

Пульс замедляется, пока я наблюдаю за ней. Темп моего дыхания становится синхронным с ее.

Я прижимаю ее к себе и наклоняю голову, позволяя своим губам коснуться ее лба. Позволяя ее запаху, мягкости, дыханию наполнить меня. Она нежна в моих объятиях, так похожа на мышку, которую пытается изобразить.

Но она никогда не была мышью. Возможно, она также никогда не была львом.

Учитывая количество раз, когда ее сжигали и она восставала из пепла, я начинаю думать, что она сама по себе уже является чем-то большим. Рядом с ней я простой смертный. И черт меня подери, если я не стал ее добровольной добычей.

— Жизнь разобьет твое сердце.

Не забудь сказать спасибо.

— Майя Луна

Мой вес погружается во что-то твердое, грудь поднимается и опускается у моей щеки. Мои глаза такие тяжелые, что я хочу держать их закрытыми вечно. Но мягкие удары вибрируют под нашими телами, укачивая меня, и я заставляю себя открыть глаза, чтобы осмотреться. Моему затуманенному взгляду требуется секунда, чтобы сфокусироваться на затемненном окне напротив. Спинки кожаных сидений слева от меня.

Я в машине.

Светлые волосы попадают в поле моего зрения, и блестящие карие глаза Фрэнки встречаются с моими.

— Эмми, — шепчет она, и новая слеза скатывается с ее ресниц. — Теперь все в порядке. Мы едем домой.

Она придвигается ближе и обвивает рукой мою талию. Я хочу ответить. Я чувствую, что должна. Но я отключена от своего тела, образы в мозгу настолько фрагментны и переполнены, что усталость захлестывает меня при одной мысли о попытке говорить.

Фрагменты все еще накатывают на меня волнами. Некоторые