Исландские саги. Ирландский эпос - Автор неизвестен

— Держитесь стойко и не жалуйтесь. Ведь ваши страданья — это одна короткая буря, а потом долго второй такой не будет. Помните также, что бог милостив. Он не позволит, чтобы вас жгли и в этом и в том мире.

Так он увещевал их и подбадривал также другими речами. Теперь запылали все постройки. Тогда Ньяль подошел к дверям и сказал:

— Здесь ли Флоси? Слышит ли он меня?

Флоси сказал, что слышит. Ньяль продолжал:

— Может быть, ты помиришься с моими сыновьями или позволишь некоторым людям выйти?

Флоси отвечает:

— Я не намерен мириться с твоими сыновьями. Мы рассчитаемся с ними до конца и не отступим, пока они все не умрут. Но пусть выйдут из дома женщины, дети и домочадцы.

Тогда Ньяль вошел в дом и сказал:

— Пусть выйдут все, кому позволено выйти. Выходи и ты тоже, Торхалла дочь Асгрима, и все выходите, кому позволено.

Торхалла сказала:

— Не думала я, что мы так расстанемся с Хельги. Но я заставлю моего отца и моих братьев отомстить за убийства, которые здесь совершаются.

Ньяль сказал:

— Да будет тебе удача, потому что ты хорошая женщина.

Потом она вышла из дома, и с ней много других. Астрид с Глубокой Реки сказала Хельги, сыну Ньяля:

— Выйди со мной вместе, я наброшу на тебя женскую накидку и повяжу тебе голову платком.

Хельги сначала отговаривался, но потом уступил просьбам. Астрид повязала ему голову платком, а Торхильд набросила на него женскую накидку, и он вышел из дома между ними. Тогда же вышли дочери Ньяля Торгерд и Хельга и много другого народу. Но когда из дома вышел Хельги, Флоси сказал:

— Эта женщина, что там идет, высока ростом и широка в плечах. Схватите-ка ее!

Когда Хельги услыхал это, он сбросил с себя женскую одежду. У него в руке был меч, и он нанес им удар человеку, который хотел схватить его, и отрубил ему низ щита и ногу. Тогда подоспел Флоси и ударил мечом Хельги по шее так, что у того отлетела голова. Затем он подошел к дверям и сказал, что хочет говорить с Ньялем и Бергторой. Ньяль вышел, и Флоси сказал:

— Я хочу предложить тебе, чтобы ты вышел из дома, потому что ты погибнешь в огне безвинный.

Ньяль сказал:

— Я не выйду, потому что я человек старый и не смогу отомстить за своих сыновей, а жить с позором я не хочу.

Тогда Флоси сказал Бергторе:

— Выходи, хозяйка! Потому что я совсем не хочу, чтобы ты погибла в огне.

Вергтора сказала:

— Молодой я была дана Ньялю, и я обещала ему, что у нас с ним будет одна судьба.

И они оба вернулись в дом. Бергтора сказала:

— Что нам нужно теперь делать?

— Мы пойдем и ляжем в нашу постель, — сказал Ньяль.

Тогда она сказала маленькому Торду, сыну Кари:

— Тебя вынесут из дома, и ты не сгоришь.

— Но ведь ты обещала мне, бабушка, — сказал мальчик, — что мы никогда не расстанемся. Пусть так и будет. Лучше я умру с вами, чем останусь в живых.

Тогда она отнесла мальчика в постель, а Ньяль сказал своему управителю:

— Смотри, где мы ляжем и как мы расположимся в постели, потому что я не собираюсь двигаться с места, как бы меня ни беспокоил дым или огонь. Заметь хорошенько, где надо будет искать наши кости.

Тот сказал, что так и сделает. Незадолго перед этим был зарезан бык, и там лежала его шкура. Ньяль сказал управителю, чтобы он покрыл их этой шкурой, и тот обещал сделать это. Затем они легли оба в постель и положили мальчика между собой. Они перекрестили себя и мальчика и поручили свою душу богу. Это были последние слова, которые от них слышали. Управитель взял шкуру, накрыл их ею и вышел. Кетиль из Леса встретил его и вытащил из дома. Он подробно расспросил о своем зяте Ньяле, и тот рассказал ему всю правду. Кетиль сказал:

— Большое горе судил нам рок, и нам обоим выпало на долю это великое несчастье.

Скарпхедин видел, как его отец улегся в постель, и сказал:

— Рано наш отец ложится спать, но это не удивительно, ведь он человек старый.

Потом Скарпхедин, Кари и Грим стали подхватывать падавшие сверху головни и метать их в людей Флоси. Это продолжалось некоторое время. А люди Флоси стали метать в них копья, но те подхватывали все копья в воздухе и метали их обратно. Тогда Флоси велел своим людям прекратить эту перестрелку.

— Всякая схватка с ними будет теперь для нас невыгодна, — сказал он. — Подождите, пока огонь одолеет их.

Они так и сделали. С крыши стали падать балки. Скарпхедин сказал:

— Наверно, моего отца уже нет в живых, а не было слышно, чтобы он стонал или кашлял.

Они пошли в конец главного дома. Там свалилась поперечная балка, которая сильно обгорела в середине. Кари сказал Скарпхедииу:

— Взбеги по ней, а я помогу тебе и потом взбегу вслед за тобой, и тогда мы оба спасемся, потому что весь дым относит в эту сторону.

Скарпхедин сказал:

— Беги ты первый, а я побегу сразу же за тобой.

— Это не годится, — говорит Кари, — потому что я могу выбраться из дома и в другом месте, если здесь не выйдет.

— Я не согласен, — говорит Скарпхедин. — Беги ты первым, а я побегу за тобой.

Кари сказал:

— Каждый человек должен стараться спасти свою жизнь, если это возможно. Так сделаю и я. Но нам с тобой больше не придется увидеться, потому что, если я выберусь из огня, у меня не хватит духа броситься назад к тебе в пламя, и каждый из нас пойдет тогда своим путем.

— Меня веселит мысль, — говорит Скарпхедип, — что если ты спасешься, зять, то ты отомстишь за нас.

Тогда Кари взял в руку пылающую головню и взбежал по балке. Он швырнул головню с крыши, и она упала на тех, кто стоял около дома. Они отскочили. На Кари пылала вся одежда и волосы. Он прыгнул с крыши и побежал в ту сторону, куда относило дым. Тогда тот, кто был всех ближе, сказал:

— Не человек ли там спрыгнул с крыши?

— Что ты, — сказал другой, — это Скарпхедин бросил в нас головней.

И они больше не стали думать об этом. А Кари добежал до ручья, бросился в него и потушил на себе огонь. Оттуда он перебежал, скрываясь в дыму, в яму и там лег отдохнуть. Эта яма называется с тех пор Ямой Кари.

CXXX

Теперь надо рассказать о Скарпхедине. Он побежал вверх по балке вслед за Кари, но когда он добежал до того места, где балка больше обгорела, она рухнула под ним. Скарпхедин успел спрыгнуть вниз и сразу же снова бросился вверх по балке и взбежал на стену, но тут балка съехала под ним со стены, и он свалился вниз. Тогда Скарпхедин сказал:

— Теперь ясно, что мне суждено.

Он пошел вдоль боковой стены. Гуннар, сын Ламби, вскочил на стену и увидел Скарпхедина. Он сказал:

— Ты, кажется, плачешь, Скарпхедин?

— Нет, — отвечает тот, — по глаза и впрямь пощипывает. А ты, кажется, смеешься?

— Конечно, — говорит Гуннар, — и я ни разу не смеялся с тех пор, как ты убил Траина на Лесной Реке.

Скарпхедин сказал:

— Вот тебе на память об этом!

Он вынул из кошелька зуб, который выбил у Траина, и бросил его в Гуннара. Зуб попал ему прямо в глаз, так что глаз вытек на щеку, а Гуннар свалился со стены.

Потом Скарпхедин пошел к своему брату Гриму. Они взялись за руки и стали затаптывать огонь, но когда дошли до середины дома, Грим упал мертвый.

Скарпхедин пошел тогда в конец дома. Раздался сильный грохот. Это обрушилась крыша. Скарпхедин оказался между обрушившейся крышей и стеной и не мог оттуда выбраться.

Флоси и его люди оставались у сгоревших построек до самого утра. Какой-то человек подъехал к ним. Флоси спросил, как его зовут. Тот сказал, что его зовут Гейрмунд и что он родич сыновой Сигфуса.

— Большое дело вы сделали, — говорит он.

Флоси отвечает:

— Люди будут называть это и большим делом, и злым делом. Но теперь уже ничего не поделаешь.

— Сколько здесь знатных людей погибло? — спрашивает Гейрмунд.

Флоси отвечает:

— Здесь погибли Ньяль и Бергтора, все их сыновья, Торд, сын Кари, Кари, сын Сёльмунда, и Торд Вольноотпущенник. О других мы не можем точно сказать, потому что не знаем их.

Гейрмунд сказал:

— Ты назвал среди погибших того, кто на самом деле спасся и с кем я разговаривал сегодня утром.

— Кто же это? — говорит Флоси.

— Я и мой сосед Бард встретили Кари, сына Сёльмунда, — говорит Гейрмунд, — и Бард дал ему свою лошадь. У него обгорели волосы и одежда.

— Было у него при себе какое-нибудь оружие? — говорит Флоси.

— У него был меч Усыпитель Жизни, — говорит Гейрмунд. — Его лезвие посинело, и мы сказали, что оно, наверно, потеряло закалку, но он ответил на это, что закалит его снова в крови сыновей Сигфуса или других участников сожжения Ньяля.

— Что он сказал о Скарпхедине и Гриме?

Гейрмунд отвечает:

— Он сказал, что они оба были еще живы, когда он с ними расстался, но, наверно, теперь уже умерли.

Флоси сказал: