Игра в ящик - Сергей Солоух

– А ведь мы с вами земляки, Роман Романович, – внезапно сделал вывод масляный человек из своих несколько уже затянувшихся физиогномических изысканий.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Вы ведь из Кольчугина? Ведь так? А я, – и новый приток жиров и углеводов осветил лицо, – я из Мысков. Полтораста километров для Сибири не расстояние, ведь так? Все один наш общий Южбасс...

И тут же, словно желая окончательно убедить Р. Р. Подцепу в существовании счастливой родственной близости, неместный человек одним движением достал из внутреннего кармана пиджака бордовое удостоверение и показал его белое специальное нутро Роману. Мелькнули три буквы, рыцарские причиндалы – щит, меч и слово века нынешнего, бронебойного, «лейтенант», остального Роман Подцепа не разглядел. Черно-белое служебное фото человека в форме опять сменила приятная, располагающая улыбка гражданского оригинала.

– Вы не волнуйтесь, Роман Романович, – сказал фактурный обладатель корочек, откидываясь в кресле невзрачной паспортистки, – дело не в вас. К вам у нас нет никаких вопросов, есть к вашему научному руководителю. У вас какие отношения с Алексеем Леопольдовчем Левенбуком?

– Рабочие... – как-то сами собой поднялись и опустились плечи.

– Я понимаю. Вновь потерять его не боитесь? Лишиться, так сказать...

– В каком смысле?

– Слова-паразиты, – с неожиданным удовольствием отметил человек, полный живительных килокалорий, – надо бороться. Как и со всеми прочими уродливыми явлениями в нашей жизни. Особенно нам, сибирякам. Здоровой косточке, так сказать. Мы уже один раз спасли Москву в сорок первом, с тех пор только на нас, крепких душой и телом, она, родимая, и держится...

Роман зарделся, чуть не спросив в очередной раз «в каком смысле».

Товарищ лейтенант заметил его фруктовое смущение, добродушно хмыкнул и продолжил:

– Все очень просто, ваш научный руководитель – ученый с большим потенциалом, очень нужный и важный для страны, это с одной стороны. А с другой, стойкость его сомнительна: во-первых, москвич, а во-вторых, ну, вы понимаете, есть чертовоточинка и похуже... в общем, может очень легко оказаться во враждебном нашей стране лагере. В государстве – близком союзнике и сателлите Соединенных Штатов Америки...

В коридоре хлопнула дверь. Сдобный земляк за широким служебным столом замолчал. Прислушался. Ковровая дорожка быстро зажевывала шаги и где-то в самом конце коридора и вовсе проглотила как звук, так и его источник.

– К сожалению, у нас есть данные, вполне надежные сигналы о том, что различными подрывными службами иностранных государств работа по моральному и политическому разложению в отношении вашего научного руководителя Алексея Леопольдовича Левенбука ведется. И очень активно. И чтобы ей противодействовать, не допустить скатывания на враждебные всему советскому рельсы ученого и человека, мы считаем очень важным постоянное присутствие в окружении Алексея Леопольдовича, заведующего отделением, а в самом ближайшем будущем и доктора наук, надежного носителя советских принципов и идеалов, хранителя всегда здорового сибирского начала, ну и готового... – Пшеничный товарищ лейтенант показал белые, отлично вычищенные зубы: – Всегда готового нам помогать, содействовать, предотвращать...

Роман сделал усилие и вместо нелепого, вдруг привязавшегося сегодня пустого слога «ом» использовал для образования вопроса вполне уместную, осмысленную часть речи. Местоимение «им».

– Каким образом?

Проделанная над собой работа очень понравилась его собеседнику:

– Очень простым. Кстати, можете называть меня Игорем Валентиновичем. Надо держать нас в курсе. О разговорах, о настроениях, о контактах. Обо всем, так сказать, том, что происходит вокруг Алексея Леопольдовича. У вас ведь скоро, насколько мне известно, представление работы, распределение, если согласны и готовы, будем со своей стороны содействовать укреплению кадровой базы ИПУ им. Б. Б. Подпрыгина здоровым сибирским контингентом...

В каком смысле, чуть было вновь не плюхнул Роман, не понимая и даже недоумевая, что провоцирует его сегодня на это идиотическое повторение. Но только полупустой желудок аспиранта явно проигрывал соревнование по перетягиванию каната сытному масленичному кругу в звании лейтенанта.

– Неожиданно... – наконец справился с собой Подцепа.

И этим необыкновенно обрадовал Игоря Валентиновича. Муравьи веселых огоньков, лениво плававшие все это время в его глазах, на сушу выбрались и запрыгали, но тут же и накрылись все темною водою. Исчезли. Слились с фоном.

– Согласны? – задал вопрос товарищ лейтенант.

– Неожиданно... – повторил Подцепа. – Я должен подумать. Я, видите ли, я, собственно, хотел с Розой Федоровной поговорить, тут подпись, я не знаю...

Улыбка погасла, и в узкой комнате с окном, глядевшим на скучный задний двор гостиницы, внезапно стало неуютно, и даже холодно. Вместо блина к Роме придвинулась чугунная сковородка.

– Вы хотите подумать?

– Да, подумать, очень неожиданно...

Последняя фраза, как формула механики понятной и предсказуемой, вернула веселость и даже расположение на ставшее опять и аппетитным, и живым лицо товарища лейтенанта.

– Неожиданно... – эхом отозвался он, секунду помолчал и добавил: – И хорошо... Очень хорошо, Роман Романович. Ответственные решенья надо принимать ответственно. Давайте увидимся здесь же через неделю. Ровно через неделю. А пока просто подпишите вот это...

Какая-то бумага с отпечатанным текстом оказалась под носом у Романа. Над длинным прочерком в первой строке чьей-то беспечной и малохудожественной рукой были вприпрыжку вписаны его, Р. Р. Подцепы, имя, отчество, фамилия.

– Что это?

– Расписка о неразглашении нашего сегодняшнего разговора, – сказал товарищ лейтенант, Игорь Валентинович, и тут со смешком любезно пояснил: – В порядке, так сказать, борьбы со словами-паразитами...

Роману Подцепе разом стало и стыдно, и неудобно. И, силясь поскорей избавиться от жженья и румянца, чуть косоватый аспирант ИПУ придвинул к себе казенный лист и подмахнул.

– До свидания.

– До скорого. До скорого.

И лишь дорогою домой, пройдя и переезд, и остановку «Мальчики», и здание странной конторы с буквой х и двумя г в названии ГИГХС, Роман Подцепа сообразил, что собственно бумагу-то и не прочел. Не вник. Не знает, под чем же именно сегодня оставил подпись. Какое скрепил обязательство незамысловатым своим росчерком с хвостами симметричными у букв «д» и «ц». «Д» – вверх, «ц» – вниз, как будто пара инь и янь из книги, ходившей по рукам в общаге НГУ, «Завтрак для чемпионов». Журнала «Иностранная литература» за семьдесят четвертый год... или же семьдесят второй...

И вдруг от этой конской, монгол шуудан символики без состраданья, жалости и смысла Роману стало легко. Возможно, пусть он роковую, непростительную и даже, может быть, позорную глупость совершил всего лишь пять, десять минут назад, но зато теперь здесь, за переездом, за парково-садовой будочкой платформы «Мальчики» ввиду гладко оштукатуренных и широко расставленных близнецов микрорайона «Хлебозавод» ничего уже решать не надо. Его оставили, и он остается. Остается в Миляжково Московской области, чтобы осенью этого 1984 года на заседании Ученого совету ИПУ им. Б. Б. Подпрыгина защитить диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук по специальности 05.05.06 «Горные машины». Все ясно. Все решилось. И одного лишь не сулила подпись под неизвестно какой клятвой – простого объяснения с Маринкой. С Маринкой и Димком.

– Как это временно распределился? Не понимаю.

– Я объясню тебе. Когда приеду. Я через две недели... я все равно буду в Кольчугино, командировка в комбинат, вот и домой заеду, поговорим...

– Да нет, зачем же, мне и так все ясно.

Роман шел по Октябрьскому проспекту, на темя его из-за стволов высоких сукастых деревьев навалилось солнце, и обрывки воображаемой беседы со своими от этого бессмысленными зайцами мелькали, вспыхивали и потухали в голове. Маринка не понимала и не верила, а Димок отсутствовал. То с кем-нибудь гулял, то спал, то рисовал огромный дом, и в каждом окошке, квадратном, круглом, треугольном, собачья голова:

– Что это сынок?

– Бобровый домик. Мне бабушка читала сегодня сказку Бианки.

Какая тварь, какая сволочь постановила, объявила, что они не могут к нему сюда приехать? Болезнь? Да нет ее. Придумали, мамаша-офицерша, Зинаида Емельянова, и доктор-эскулап, Андрей Петрович. Чтоб кости ему мыть, Ромке Подцепе. Жизнь его собственную устроить на свой, изломанный, искрученный, черт знает какими излученьями прожженный ряд...

Солнце в очередной раз вывалилось всей грушей теперь из-за угла дома. Роман остановился. Прямо перед ним на железном козырьке автобусной остановки лупилась белым по зеленому тематическая надпись «Больница». Нагло пялилась. Косые глаза аспиранта беспомощно пытались сдвинуться, раздвинуться, но наваждение не исчезало. «Больница».