Стиль модерн - Ирэн Фрэн

Мэй улыбнулась. Она была хороша — черные завитые волосы, движения уверенные и нежные одновременно. Квартира напоминала ту, в которой Макс жил раньше: старинная мебель, ковры, картины. Она добавила только ширмы, вазы строгих форм, заполненные охапками лилий, некоторые незначительные модные детали, как этот селадон[78], поставленный в центре стола, откуда выглядывал цветок лотоса.

Она неожиданно прижала цветок пальцем:

— Я волнуюсь за Макса не из-за денег или положения в обществе. У меня достаточно средств, чтобы жить, ни у кого не спрашивая помощи. Я полюбила Макса не за его мечты о власти, а за его хрупкость. — Она взглянула на Стива: — Но я не думала, что этим он обязан женщине. Такая старая история…

Мэй подошла к низкому столику около окна, где мажордом поставил поднос с кофе. Она держалась прямо, прекрасно владея собой.

— Вы мне поможете, — заявила она с той же уверенностью, как и по телефону.

— Да, — ответил Стив с напускной суровостью, потом добавил более естественно: — В каком-то смысле именно для этого я и приехал.

— Мне хочется все сохранить в тайне. Я не хочу скандалов. Не так часто француз женится на иностранке. Моя семья в Англии, она ничего не знает. Что касается матери Макса, она, как и все вокруг, считает, что он уехал в путешествие. Надо действовать быстро. Если бы я могла, то сама бы занялась этим делом. Но это не моя роль и не лучший момент. Вот почему я ждала вашего приезда. Макс снял вам виллу на Ривьере.

И она рассказала ему о навязчивых состояниях Макса, все более частых после их возвращения из Венеции. Он все время оборачивался на улице, вздрагивал, когда видел белокурых женщин. Вначале Мэй решила, что это переутомление. Но однажды утром она нашла в его письменном столе толстое досье фотографий и статей о некой Лили Шарми. В тот же вечер, только появившись дома, Макс упал ей на руки. Он был в бреду. «За мной гналась женщина! — кричал он. — Она хотела меня погубить!» Из его слов Мэй поняла, что женщина, которую он убил, — Файя, — воскресла, чтобы отомстить за себя под именем Лили Шарми. Мэй всю ночь старалась его успокоить. Но тщетно. Рано утром она позвонила своему другу, который только что открыл под Парижем одну из тех психиатрических клиник, которые процветали в послевоенные годы благодаря развившимся неврозам. Спустя шесть часов Макс был туда помешен.

— Что вам сказал врач? — спросил Стив.

— Он считает, что это сильное переутомление. Он также утверждает, что Макс сможет выздороветь только при условии, если ему предоставят формальные доказательства того…

Ее голос надломился. Она повернулась к комоду, вынула оттуда досье, перелистала его, не заглядывая в статьи и не смотря на фотографии. Стив осторожно накрыл ладонью ее руку.

— Эта женщина, — снова заговорила Мэй, — та, которая… Макс не верит, что она мертва. И я тоже спрашиваю себя…

— Хотите, я его навещу? Я бы мог его успокоить.

— Он вас очень любит и часто рассказывал мне о вас, но ваш визит ни к чему не приведет. Врач хочет изолировать его от прошлого, а вы — часть этого прошлого. Кстати, и меня к нему не пускают.

— Тогда чего вы от меня ждете? Вы боитесь?

— Я не могу дальше жить в этих сомнениях, как и он. Он почти обезумел. Думаю, сначала надо выяснить, действительно ли эта… — Она споткнулась на имени.

— Файя, — подсказал Стив.

— …действительно ли эта Файя мертва. И как она умерла? Кто, на самом деле, эта Лили? К чему весь этот маскарад? И покончить с этой историей!

Поднимался ветер. Занавески зашевелились. Мэй закрыла окно.

— Расскажите мне то, что знаете!

Стив вздохнул. Какая воля у этой юной англичанки! Он снисходительно подчинился, поскольку у него не было другого выхода…

— Теперь вам ясно, — сказал он, завершая рассказ, — что это очень странная история, а Файя была загадкой для всех. Никто не знал, какой она была на самом деле. Файя казалась нам, как бы это объяснить, тем алмазом, который ранил, разрушая все вокруг себя. Но никто не мог вычеркнуть ее из памяти.

— Возможно, вы видели только одну сторону алмаза. Я уверена, что Макс видел другую. И ваши друзья тоже. Надо бы с ними снова увидеться. Встретиться с другими, как вы их называете.

Она зажгла лампу, и ее синие глаза потемнели.

Стив рассматривал фотографии, разложенные на столе. Посреди газетных вырезок выделялась старая почтовая открытка с Файей, вся покоробившаяся от влажности, — та, которую Макс, без сомнения, хранил в окопах. Насколько смехотворна эта разрушительная красота, эта восточная истома, так же как смехотворны все эти претенциозные цвета, которыми разукрашено ее тело: этот слишком розовый на щеках, на груди, наигранный зеленый цвет глаз, чрезмерно пурпурный цвет платья. Все закончилось: Прекрасное Время, девочки-цветы, Булонский лес, Кателанский луг, коляски и орхидеи, любовники, приходящие на заре высматривать за кустами изящные щиколотки амазонок. И безумна попытка воссоздать ту жизнь спустя годы после того, как все закончилось. В то же время рядом с этой юной англичанкой, полной решимости спасти мужа, Стив вновь обрел силы.

— И та, — продолжала Мэй, — которая ей подражает. Надо узнать, кто она, чего добивается.

— Лиана уже тогда была на нее очень похожа. Но ее красота не так бросалась в глаза. В общем… она была другой. Жила только с Эдмоном д’Эспрэ;

— Вы в этом уверены?

— Не знаю.

— Как бы узнать? Это же все-таки не Женщина из Ниоткуда! Начнем по порядку. Кто первым познакомился с Файей?

Мэй взяла из секретера листок бумаги и приготовила маленькое перо с перламутром, слегка покусывая наконечник.

— Д’Эспрэ, я думаю.

— Тогда поставим его в начало списка. Он еще жив?

— Не знаю.

Стив по привычке запустил пальцы в волосы. Его начинала раздражать настойчивость Мэй, но он должен был признать, что англичанка действовала очень правильно, поскольку он стал точнее вспоминать тех — других.

— Да, д’Эспрэ должен был что-то знать об этих девушках. Он даже начал писать роман о Файе с очень странным названием.

— Прекрасно. Видите, все получается, если постараться припомнить!

— Не торопитесь. Можно было месяцами жить рядом с Файей, ничего о ней не зная, но вдруг обнаружить, что она шептала откровения неизвестному, встреченному накануне. Думаю, надо составить наш список по принципу, как бы сказать… близости. Чувственной близости. Я бы хотел найти тех, кому удалось в большей мере приблизиться к Файе. В этом случае не д’Эспрэ должен быть первым, а Стеллио Брунини, мастер по тканям из Дома Пуаре.