Голем и джинн - Хелен Уэкер

Позже он не смог поговорить с ней об этом. Просто не смог. Однажды он попытался повторить то, что сделала она, но она взяла его за руки и убрала их, и на этом попытка кончилась.

Между ними уже существовало недосказанное, но Майкл любил жену — в этом он был уверен. И ему приятно было думать, что и она любит его. Он представлял себе, как через тридцать лет, когда их дети уже вырастут, они с Хавой будут лежать в кровати, держась за руки, и смеяться над тем, какими робкими молодоженами были и как долго ходили вокруг друг друга на цыпочках. «Но ты всегда знала, что сказать мне», — похвалит он, а она в ответ улыбнется, положит голову ему на плечо, и им обоим станет легко и хорошо.

Когда-нибудь он расспросит ее о многом. Он выяснит, почему она так внезапно сделала ему предложение, когда он уже отказался от всякой надежды. И о чем она думала, стоя рядом с ним перед мировым судьей и глядя перед собой так серьезно и спокойно. Хорошо бы только, чтобы для этого не потребовалось тридцати лет.

Она поставила перед мужем стакан чая и тарелку с хлебом и с нежностью смотрела, как он жадно, откусывая большие куски, ест. Он был таким серьезным и искренним во всем, что делал.

Потом она повернулась к раковине, чтобы домыть оставшуюся посуду. Супруги Леви жили теперь в трех крошечных комнатках, втиснутых в конец коридора на первом этаже. Тусклый свет, просачиваясь через вентиляционную шахту, падал прямо на кучу мусора, поднимающуюся до половины окна их спальни. Иногда она видела, как сверху летит окурок. Кухня была больше похожа на чулан, а в плите едва помещался цыпленок. По ночам Голем сидела за шитьем в гостиной, которая с натяжкой заслуживала такого наименования, поскольку вряд ли была больше, чем треть ее бывшей комнаты в пансионе. Главное достоинство квартиры состояло в том, что она находилась в самом конце дома, упирающегося в крутой склон холма, и летом в ней было прохладней, чем в остальном доме. «А зимой будет теплее», — пообещал Майкл. Ей хотелось верить, что это действительно будет так и ее тело не станет жестким и скрипучим, а по ночам ее не будет тянуть на улицу. Но в глубине души она знала, что такая близость к Майклу, с его неуемными мыслями, рано или поздно доведет ее до безумия, как когда-то доводил холод.

Уже через несколько дней после свадьбы она поняла, насколько недооценивала ожидающие ее трудности. В отличие от равви, думавшего всегда осмотрительно и осторожно, в голове у Майкла бурлил круговорот мыслей, желаний, сомнений и страхов, в основном связанных с нею. Этот постоянный шум был серьезным испытанием для ее выдержки и самоконтроля. Иногда, забывшись, она давала ему добавку, если понимала, что он не наелся, разговаривала с ним, когда ему хотелось поговорить, брала его за руку, если он нуждался в поддержке. Временами она уже сомневалась, осталась ли у нее собственная воля.

Кроме того, появилась масса практических проблем. Лежа рядом с ним в постели, нельзя было забывать вдыхать и выдыхать. Надо было придумывать объяснения своей бессоннице и постоянно прохладной коже. Что будет, если он заметит, что у нее никогда не отрастают волосы? Или, упаси господи, что у нее не бьется сердце? И как он среагирует на то, что она не беременеет? Она надеялась свести супружеские отношения к минимуму, опасаясь, помимо всего прочего, случайно поранить его, но его желание становилось слишком сильным, чтобы остаться незамеченным, и ей приходилось отвечать на него или просто лежать и терпеть. Как-то ночью она вдруг почувствовала ответный жар собственного желания и попыталась поддержать его, но жар тут же потух, как только она уловила неловкость и ужас мужа. Это была не его вина: она чувствовала, что он огорчен и как-то даже постарался исправить ситуацию, но сделал это с такой мучительной раздвоенностью чувств, что она сама поспешила прервать попытку. В чем тут дело, думала она. Неужели в том, что получать удовольствие почему-то стыдно? Или в том, что она попыталась усилить его?

«Все очень просто, — услышала она незваный голос Джинна. — Это онилюбят все усложнять».

Нет, она не станет его слушать. Глупо и даже смешно обижаться на Майкла за ее собственное решение. Она отдала всю себя ему и теперь дойдет до конца. Возможно, когда-нибудь она скажет ему правду.

* * *

Наконец все ожерелья для Сэма Хуссейни были сделаны. Арбели сам доставил их в магазин, не надеясь, что Джинн сумеет заключить хорошую сделку. Но он напрасно волновался: украшения так понравились Сэму, что он не стал торговаться. Кроме самого первого ожерелья с дисками из сине-зеленого стекла, были еще новые, с темно-красными каплями, со сверкающими белыми кристаллами и с изумрудно-зелеными ромбовидными подвесками. Джинн чуть-чуть спилил звенья и слегка состарил металл, и теперь ожерелья сверкали неподвластной времени красотой, не похожей ни на что виденное Сэмом прежде.

Арбели ожидал, что Сэм выставит их в самой большой стеклянной витрине, но у того имелся план получше. В последнее время среди живущих на Манхэттене дам из высшего общества появилась мода позировать для портретов в костюмах в «восточном» стиле — таких, какие, по их мнению, могла бы носить принцесса или куртизанка с Ближнего Востока. Магазин Сэма скоро стал популярным среди подобных дам, которые часто присылали горничных или являлись лично, дабы купить украшения или костюмы. Многие из них считали, что торговаться неприлично, и Сэм получал неплохую прибыль с продажи шлепанцев с загнутыми носами, широких шелковых шаровар и фальшивых египетских браслетов. Новые ожерелья не могли не понравиться этим покупательницам, а еще больше они понравятся, если к ним будет прилагаться история.

Не прошло и нескольких дней, как в магазине появились первые вероятные покупательницы. Дорогой глянцевый экипаж остановился у двери магазина, привлекая любопытные взгляды прохожих, и из него вышла темноволосая молодая женщина. Несмотря на невыносимую жару, на ней было плотное темное платье и толстая шаль. Пока она стояла, оглядываясь с вежливым интересом, из экипажа появилась дама постарше, в элегантном черном наряде. Она с отвращением осмотрела окрестности и, подхватив молодую женщину под руку, быстро завела ее в магазин.

Они и правда появились здесь ради портрета. «Идея моего жениха, — объяснила молодая дама. — Он заказал портрет в качестве свадебного подарка». Сэм усадил дам на свои лучшие стулья, налил им чая и начал раскладывать перед ними ткани, шарфы с бусинами, расшитые монетами вуали и прочую ерунду, которая, по его мнению, могла им понравиться. Как ни странно, у девушки оказался хороший вкус, и самые аляповатые вещи она решительно отвергала. Вскоре ей удалось составить костюм, который в самом деле могла бы носить состоятельная оттоманская женщина.

Солнце заливало магазин светом через большие окна, и пожилая дама уже несколько раз промокала лоб платком. Но девушка даже не сделала попытки снять шаль, и Сэм заметил, что ее рука, держащая чашку, слегка дрожит. Наверное, какая-нибудь болезнь или нервы, решил он. Жаль. Такая молодая и красивая.

В конце концов, как и ожидал Сэм, дело дошло до подходящего к костюму ожерелья. Он ушел в кладовку и вернулся со старой, порыжевшей по углам кожаной шкатулкой, с которой бережно стер пыль.

— Я редко это показываю, — объяснил он.

Открыв шкатулку, он начал по одному вынимать ожерелья.

— Как это великолепно! — ахнула молодая леди. — Они старинные?

— Да, очень старые. Они принадлежать моей джаддах…Простите, как по-английски называется мать моей матери?

— Бабушка.

— Да, спасибо. Моей бабушке. Она была из бедуинов. Знаете, кто это такие? Они странствуют по пустыне.

— Да, я слышала о бедуинах, — кивнула девушка.

— Мой дедушка дарить их ей на свадьбу. Как часть ее… цены?

— Выкупа?

— Да, выкупа. Когда она умирать, то оставлять ожерелья мне, чтобы продать. Потому что красивое ожерелье должно быть на красивой женщина, иначе оно ничего не стоить.

— А вы не хотите сохранить их для своей жены или дочерей?

— Для них, — широким жестом он обвел магазин, — я занимаюсь бизнесом. В Америке это ценить больше.

— Вы мудрый человек, мистер Хуссейни, — усмехнулась девушка, а пожилая дама рядом с ней недовольно потянула носом, выражая этим свое отношение к мудрости мистера Хуссейни и ко всему разговору.

— Можно я посмотрю вот это? — Девушка указала на ожерелье с дисками из сине-зеленого стекла.

Сэм принес зеркало и держал его перед ней, пока ее компаньонка боролась с застежкой. Девушка взглянула на себя, и Сэм улыбнулся. Ожерелье было словно сделано специально для нее.

— Прекрасно, — сказал он. — Просто королева пустыни.