Открытие земли - Жюль Верн

Распавшийся было союз конкистадоров все же удалось восстановить благодаря посредничеству Луке и красноречию самого Писарро, давшего торжественное обещание уступить своему компаньону должность «аделантадо» – губернатора.

Однако средства Писарро, Альмагро и Луке были так ограничены, что они снарядили только три небольших корабля и навербовали всего лишь сто восемьдесят солдат. Правда, среди них было тридцать шесть всадников. В январе 1531 года Писарро в сопровождении четырех сводных братьев отправился в свое последнее плавание к берегам Перу, в то время как Альмагро остался в Панаме, чтобы исподволь подготовить вместе с Луке вспомогательную экспедицию.

На тринадцатый день маленькая флотилия, отнесенная ураганом на сто миль ниже предварительно намеченного места, пристала к берегу в бухте Сан-Матео. Высадившись с конными и пешими людьми, Писарро продвигался отсюда к югу, а корабль следовал за ним вдоль побережья.

Путь оказался неимоверно трудным. Страна, в этих местах почти безлюдная, была покрыта горами и изрезана стремительными потоками. Переправу через горные реки удавалось наводить лишь у самого устья, где течение было менее бурным.

Наконец Писарро дошел со своим отрядом до небольшого города в провинции Куско. Перуанцы, слышавшие от жителей Тумбеса о доброте и вежливости белых людей, встретили их с распростертыми объятиями. Писарро, не преминув воспользоваться доверчивостью перуанцев, разграбил город, захватил большую добычу и отправил в Панаму два корабля с богатым грузом золота, серебра и драгоценных камней. Теперь у него были все основания надеяться, что соблазнительная приманка заставит многих испанских авантюристов присоединиться к его отряду.

После этой расправы над беззащитными индейцами завоеватель отправился еще дальше к югу и высадился в Портовьехо. Здесь вскоре к нему присоединились новые добровольцы – Севастьян Белалькасар и Хуан Фернандес, прибывшие из Панамы с двенадцатью кавалеристами и тридцатью пехотинцами.

Паническое действие на индейцев, произведенное в Мексике лошадьми и грохотом огнестрельного оружия, повторилось с неменьшим эффектом и в Перу, и это помогло Писарро беспрепятственно достигнуть острова Пуна в заливе Гуаякиль, где конкистадор решил дождаться прибытия новых подкреплений. Но островитяне, более воинственные, чем их соотечественники на материке, в течение полугода мужественно отражали все атаки испанцев. Несмотря на то, что Писарро, получив из Никарагуа подкрепление, приказал захватить и обезглавить касика Тоналу и еще шестнадцать местных вождей, ему все же не удалось сломить сопротивление перуанцев, и он вынужден был вернуться на материк.

Но и здесь его ждало большое разочарование. Когда в мае 1532 года испанцы вошли в Тумбес, они увидели вместо богатого, процветающего города груду дымящихся развалин. Оказалось, что жители, устрашенные жестокостью завоевателей, ушли в горы и разрушили свой город, лишь бы он не достался ненавистным чужеземцам.

Вскоре испанцев стали валить с ног тяжелые болезни: тропическая лихорадка, дизентерия, нарывы, покрывавшие все тело. Туземцы держали завоевателей под страхом неожиданных нападений. Недовольные испанские солдаты готовы были взбунтоваться.

Чтобы предотвратить крушение всех своих планов, Писарро решил переменить тактику. Он понял, что для успеха дела необходимо во что бы то ни стало вернуть доверие перуанцев. Поэтому он приказал своим людям прекратить военные действия и всячески старался внушить местным жителям, что пришел в их страну с мирными целями и все столкновения, которые происходили до сих пор, были вызваны только печальными недоразумениями. Мир с перуанцами на некоторое время был восстановлен. Писарро собрался с новыми силами и в сентябре 1532 года выступил со своим отрядом в поход внутрь страны.

Из Тумбеса он двинулся вниз по течению реки Пьюра и открыл близ ее впадения в океан лучшую на этом побережье гавань Пайту. Затем он основал у устья реки Кило крепость Сан-Мигель, чтобы корабли, прибывающие из Панамы, находили удобную стоянку. Здесь к Писарро явились посланцы от низложенного перуанского властителя Гуаскара и стали просить чужеземцев помочь Гуаскару справиться с его братом Атагуальпой и наказать похитителя престола.

В то время когда испанцы предприняли завоевание Центральной Америки, государство Перу простиралось на полторы тысячи миль вдоль побережья Тихого океана и далеко вдавалось внутрь материка, за высокую цепь Андов. В древности население этой страны состояло из диких племен, не знавших никакой цивилизации и находившихся в состоянии вечной междоусобной войны. Проходили века, все оставалось в том же положении и ничто не предвещало наступления новой эры, пока, как гласит легенда, на берегу озера Титикака перед изумленными индейцами не появились мужчина и женщина, объявившие себя детьми солнца. Люди эти были красивы и величественны; звали их Манко Капак и Мама Оэльо. Инки приписывали им основание своей цивилизации. Как рассказывает легенда, эти мифические родоначальники объединили множество кочующих племен и еще за двенадцать веков до прихода испанцев заложили столицу государства Куско. Манко Капак обучил мужчин земледелию и ремеслу, а Мама Оэльо научила женщин прядению и ткачеству. Положив начало общественной жизни перуанцев, божественная чета оставила своим подданным религию, законы и государственное устройство. Перед тем как покинуть землю и вернуться в небесные чертоги, родоначальники установили в Перу владычество своих потомков. Так, по преданию, была основана династия инков (инка – значит правитель, господин).

Государство инков, занимавшее сперва лишь окрестности Куско, быстро расширяло свои границы и растянулось на тридцать градусов – от островов Жемчужных до тропика Козерога. Правители Перу пользовались такой же неограниченной властью, как азиатские деспоты. «Кажется, в мире не было такой страны, – говорит испанский историк Сарате, – где подданные были бы так послушны и покорны. Инка был одновременно и вождем племени и верховным жрецом. Прямой потомок Манко Капака и Мамы Оэльо, он считался божеством – живым воплощением Солнца. Достаточно было инке вручить человеку, на которого распространялась его милость, одну только нить из своей диадемы, чтобы человек, осчастливленный этим символом власти, видел вокруг себя изъявления всеобщего уважения и покорности. Вельможе было бы легко без всякой помощи солдат истребить население целой провинции. Верховная власть инки внушала такой благоговейный трепет, что нить из его диадемы могла стоить жизни тысячам людей, готовых встретить смерть без всякого сопротивления».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});