Отражение не меня. Сердце Оххарона - Марина Суржевская

Я вернулась мыслями в огромный Храм Мрака.

Когда я впервые увидела это здание — была потрясена и размерами, и внутренним убранством, стенами, сплошь выложенными драгоценными камнями, куполом на невообразимой высоте, идолом, что смотрел с постамента с насмешкой и пониманием. В Оххароне чтили Мрака и его извечную спутницу — Тьму. Только Тьмой выступала королева Оххарона.

Я не стала оборачиваться на статую серебряного бога. Надеюсь, мы с ним поладим, и он не станет ревновать, потому что спутник у меня уже есть. Живой, горячий, страстный и немного дикий зверь, от мыслей о котором мне хочется сбежать из этого храма. С ним.

Не удержалась и вновь посмотрела на Шариссара. Лучше бы я этого не делала. Порой я веду себя, как кошка — та самая, в которую обращаюсь… Со вздохом заставила себя смотреть на свой Темный Двор.

Справа от Сейны стоял посол Ящеров — скрюченный старик, сплошь покрытый желтой чешуей, так что и непонятно было — это одежда, или его собственная кожа. Слева возвышался бородатый равнинник в меховой накидке и рогатом шлеме.

Новый Оххарон налаживал новые связи.

Вздохнула и положила ладонь на грудь, туда, где билось мое сердце. Бог Мрака взирал на меня сверху, и я улыбнулась ему.

Шариссар.

Мрак, как же она красива.

Он дикий ревнивец и собственник, потому что даже сейчас хочет закрыть Лею от посторонних взглядов, запереть в своих владениях и никуда не выпускать. А еще лучше — привязать к кровати, к той самой, с которой утром так не хотелось вставать. Ночью они вновь не выспались, потому что он не мог насытиться ею, ему требовалось снова и снова присваивать и обладать, чтобы убедиться, что Лея — его. Он помешался на своей разноглазой кошечке, рычит диким зверем и даже Айк уже боится даже смотреть в сторону закольцованной пары дарей — рана.

Паладин улыбнулся, повторяя про себя эти слова. Закольцованная пара… Его пара.

Правда, Айк все равно смотрит.

Трудно не смотреть на наследницу темного престола и будущую королеву.

Шариссар наблюдал, как Лея идет по проходу — в тяжелом наряде, расшитом серебряными и алыми цветами, со сверкающей короной в темных волосах с белыми прядями, и чувствовал, что сердце вновь забилось в стремительном беге. Такое прекрасное и забытое чувство — бьющееся от волнения и счастья сердце…

Незабудка послала ему воздушный поцелуй, и Шариссар улыбнулся краешком рта. И вновь вспомнил, как они неслись по Хандраш, как обнимали его звериную шею детские ручки.

Острог высился на побережье темной и чужеродной громадиной, и Шариссар перепрыгнул обрушенную стену, не останавливаясь.

— Мой господин! — навстречу выбежал Айк.

— Собери всех стражей, — на ходу бросил Шариссар, возвращаясь в человеческую форму. — Я буду через минуту.

Он подхватил Незабудку и рванул к башне, что находилась под защитой духа–наставника.

Уже внутри присел перед девочкой на корточки.

— Я должен идти, обещай, что не будешь бояться, Сиера.

Она серьезно кивнула.

— Шариссар–рей?

— Да, Незабудка?

— Ты защитишь Лею?

Он положил ладонь на грудь.

— Клянусь своим сердцем.

— Тогда я не буду бояться, — кивнула девочка и пошла к ожидающему ее наставнику.

На красной брусчатке двора его ждали стражи — суровые воины, которых он лично отбирал и обучал. Палладин окинул напряженные лица хмурым взглядом, медленно кивнул.

— Темные пан–реи, не буду скрывать — я не имею права вам приказывать, потому что больше не дарей- ран. И я не буду просить вас идти за мной, — сказал он. — Потому что со мной — означает против стражей Ее Темнейшего Величества. Это может означать смерть для каждого из вас. Я хочу, чтобы вы сделали свой выбор самостоятельно и осознанно. В этом мире находится та, что стала моей парой, и ее я буду защищать до последней капли темной крови. Кто захочет встать рядом, тот должен понимать, что воевать придется на стороне врага, — он отвернулся. Время разговоров закончилось. Настало время действий. И когда повернул голову, увидел, что его стражи, все, как один, сделали шаг вперед.

Никто не пожелал остаться в Остроге. Эти стражи всегда были верны ему, а не темнейшей.

И самое удивительное, что рядом встали ящеры, те самые, которых доставили из королевского дворца. Одна из стен Острога рухнула, выпустив пленных из их темницы.

— Мы тоже пойдем с тобой, — хрипло сказал Разан Тхи. — И будем сражаться. Это плата за возможность умереть в бою, а не на потеху Темному Двору. И если выживем, обещай нам свободу и возвращение в наш мир, паладин.

Шариссар коротко кивнул.

— Обещаю. Если буду жив, то верну вас.

Он коротко выдохнул и вскинул ладонь:

— Вперед!

Но уйти из Острога они не успели…

Грани миров вновь соприкоснулись, разрывая ткань пространств и разделяя Оххарон и Пятиземелье. Шариссар яростно рванул к белесой стене, но его откинуло с такой силой, что паладин отлетел, с рычанием переворачиваясь в воздухе.

— Мы возвращаемся! — закричал Айк.

Стены Острога дрогнули, сверху посыпались камни и битое стекло, куски черепицы и дерева. Красная брусчатка двора встала горбом и треснула, а за стеной крепости вновь появился привычный пейзаж Оххарона.

— Нет! — Шариссар ударил ладонью по стене с такой яростью, что пробил дерево. На кулаке осталась кровь, но он не обратил внимания.

— У нас готова Арка, господин, — Айк тряс головой, в его волосах застряли кусочки битого камня. — Мы приготовили ее, когда началось перемещение!

Выяснять подробности паладин не стал, рванул в указанную сторону, лихорадочно прокручивая в голове дальнейшие действия.

Куда теперь? Куда?

К королеве?

Умолять или угрожать пустить его в Хандраш?

Во Вместилище Тысячи Душ?

Куда?!

Миры вновь разъединились, но в Хандраш остались оххаронцы из Загона. А стражи королевы? Успели ли они перейти грань и напасть на Академию?

Он взвыл, бросаясь к Арке, но она вспыхнула раньше.

— Что за… — начал Шариссар. И осекся. Потому что из перехода выскочила черная хищница и фыркнула, вызвав у всех стражей, что были у стены, слаженный вздох восторга. Шариссар собственнически зарычал и подхватил обернувшуюся Лею. Она была растрепанная, взволнованная, с кровью на рукаве и в грязной одежде.

— Успела, — выдохнула она и пошатнулась.

Он поднял девушку на руки, когда она начала оседать на красный камень брусчатки, совершенно не понимая, что происходит, но чувствуя, как внутри разливается счастье.

И понимая, что держит на руках самое ценное, что есть в его жизни, прижимал к груди, чтобы уже не отпустить никогда.