Четвертый Рим - В. Галечьян

В то время много было людей честных душой, пусть богоборцев, но истинных, правдивых, рвущихся к добру, ищущих и отдающих жизнь за правду, как они ее понимали. Единство страны, величие России для людей было выше не то что каких-то мифических демократических принципов, выше личного счастья. Надоумить бы эти невинные души о путях Божественного промысла, и возликовала бы земля Российская. Однако прорывающиеся ростки были загублены доморощенными демократами. В процветающей, благодатной и еще недавно счастливой стране миллионы беженцев без крова, не прекращающиеся войны, пожары. Думали запереть Дух, а заперли народы на клочочках земли. Себялюбие разгородило всемирную державу крепостными стенами границ, забыв, что в Православии наибольшим грехом считается гордыня, а величайшим достоинством — смирение.

Тут Луций решил как можно лояльнее продемонстрировать собственную позицию.

— Скажите, а разве не проявление гордыни брать на себя роль спасителя человечества?

Не обнаружив в вопросе подвоха и, более того, одобрив сообразительность и умение юноши следовать в русле рассуждений толкователя, Топоров продолжил:

— Спасать человечество — доля невероятно тяжелая и неблагодарная, но эту ношу возложил Господь на Православие, и нет такой страны, кроме России, которая могла бы эту ношу выдюжить. Спасительное учение и воплощение Божественного замысла обязано быть сохранено до конца Света, и потому России никогда не сойти с исторической сцены. Русский народ исчезнуть не может и не исчезнет! Однако «вера без дел мертва есть», а значит, должно быть ассенизаторам, расчищающим путь в капиталистическом дерьме Богом избранному народу.

По завершении тирады Топоровым телохранители вмиг встрепенулись. Тихий Александр куда-то вышел, и сразу вернулся с запотевшей бутылкой «Посольской».

— После первой не закусываем, — пробасил похожий на монумент Женька, но Топоров его не одобрил.

— Шутишь, — сказал он серьезно, — парень пить не свычен, окосеет, и что он ответит на вопрос: «Где был да с кем пил»? Ты, Леша, — так он переделал на свой лад имя Луций, — больше на картошечку налягай да на огурец. Простая русская пища никогда не выдаст. А всякие там кошерные цимусы пускай в государстве Израиль кушают.

После второй рюмки он твердо перешел к делу:

— Ты, братец, сам понимаешь, что мы не просто так тебя в компанию взяли. Все нам про тебя известно, вплоть до уличных твоих знакомств. И я тебе скажу, ты без нас пропадешь. Ощиплят тебя и голой курой в кипяток. И щенок несмышленый, братец твой, погибнет с тобой вместе. Опора тебе нужна, и эту опору мы тебе даем. Но только уж не взыщи. Словом или взглядом предашь — удавим.

— И имя смени, не позорь Родину, — пробурчал молчаливый Александр. — Какой ты к чертям Луций, это же имя для голубого лесбиана, не иначе.

— Ты у нас будешь проходить под кличкой Леша, а когда всех иноверцев и инородцев сотрем с лица земли нашей исконной, в паспорт тебе новое имя впишем. Пострадай, Леша, за народ русский, поддержку тебе всегда дадим.

«Как еще страдать-то?» — хотел спросить Луций, но благоразумно промолчал.

11. ТАТАРСКАЯ МЕЧЕТЬ

В Москве все мечети были давно разрушены, а в Санкт-Петербурге стояли. И не одна, а десять, двадцать мечетей стояло, больше чем кирх и синагог и буддийских храмов, вместе взятых. Потому что евреи, католики и буддисты вместе не обладали сотой частью того, что имел мусульманский мир. В Москве тоже строили мечети и муэдзины, рвали горло по утрам, и третья по численности нация, Москву населяющая, разбитая на двадцатки для улучшения управления, заполняла мечети и блюла заповеди Магомета. Да только после удачного штурма Москвы, когда казалось, что повторяется история восемьсотлетней давности и хан Шамир уже определял размер дани, все до единого татары были из Москвы выдворены и мечети снесены. Москва стала для мусульман запретной страной, вражеской территорией, каждая вылазка на которую опасна для жизни, а вот богатый беспечный Санкт-Петербург по европейскому воспитанию своему мусульман приютил.

В клетушке чуть отдаленной от зала татарской мечети, возведенной еще в начале XX века, почти вплотную друг к другу, поджав под себя ноги, устроились четверо мужчин. Самым импозантным из всех, несомненно, был Шавкад Шакирович. Сравнительно молодой, но уже со значком депутата департамента на груди. Как и положено слуге народа, одет он был строго официально, хотя и с некоторым налетом щегольства: черный костюм, ослепительная рубашка, голубой с серым галстук. Он небрежно развалился на широкой кушетке, и глаза его бегали, ни на ком конкретно не останавливаясь, поскольку на самом деле он уже всех новых людей изучил и мог сказать, кто чего стоит. Вот, например, владелец крупнейшей в Петербурге экспертной фирмы «Анис и сыновья», господин Мухаметшин. В отличие от самого Шавкада, который всегда держался в тени, Анис частенько выступал по телевидению, благо, один из каналов принадлежал его фирме. Дела он вел в основном на Западе, за что Шавкад в душе его осуждал, но молчал. Рядом с Анисом расположился имам мечети, совсем еще молодой человек. Но внешность обманчива, и за блестящими глазами и гладкой кожей скрывался высокий ум, чьи комментарии к священным книгам были признанны на всем мусульманском Востоке. Самый молодой среди всех — Никодим. Не как равный он сидел среди блестящего собрания петербургского духовенства, а скорее как надежный телохранитель, доверенное лицо для тайных дел. Один из всех, он был в чалме, наполовину скрывавшей лицо, и в шелковом легком халате, за который на ташкентских и ашгабадских рынках не жалели и жеребенка.

Беседу вел Анис, а остальные только слушали и изредка между глотками душистого чая вставляли замечаний.

— Я пригласил на наш достархан двух уважаемых братьев из Младотурции и Туркменистана. После того, как мы переговорим приватно, прошу вашего разрешений, наш духовный глава, позвать их.

Имам спокойно склонил голову набок.

— Я уже имел честь доложить свое мнение по поводу наших экономических интересов в Европейском регионе России.

— Ну, положим, азиатского региона России уже десять лет как не существует, — перебил его Шавкад Шакирович, — который внутренне был взбешен тем, что первым выступает не он.

— Есть такая простая поговорка у гяуров: поживем-увидим, — усмехнулся Анис. — Итак, чтобы иметь возможность и дальше вкладываться в Россию, нам необходима стабильность региона. Эта стабильность до сих пор обеспечивалась нулевой разницей потенциалов на оси Москва — Санкт-Петербург, когда процветание и богатство Северной Пальмиры нивелировалось разрухой в Москве. Надо оценить тот факт, что основные инвестиции мусульман шли в долгосрочные отрасли, такие, как строительство, транспорт, связь. В случав победы Национал-патриотов, а они где-то прослеживается, мы теряем не столько наши вложения, в конце концов, они обеспечиваются всей нашей мощью, сколько влияние. Введение краснокоричневой диктатуры объективно создаст на месте ослабленной двуликой России тоталитарный кулак. И не надо думать, что новое правительство не продержится долго из-за бескормицы и отсутствий промышленных товаров. Феномен россиян в том, что падение жизненного уровня у них связывается с повышением адреналина в крови нации. Хотя эпицентр путча — Москва, зона нестабильности, предшествующая ему, будет создаваться через Петербург. Нашей задачей в текущий период является жесткий агентурный контроль всех правохристиан и экстремистов от красноленинцев до анархистов. По данным нашей агентуры, через несколько дней готовится покушение на регента, чтобы вызвать нестабильность в стране и уменьшить возможность мирного урегулирования противодействующих претензий. Акция подготовлена к торжествам в Северной масонской ложе по случаю приезда посланца Московского Христианского Собора к регенту по странной, а может быть, и не очень странной ошибке лица еврейской национальности. Я хочу вас заверить, что присутствующий здесь начальник нашей контрполиции, несмотря на молодость, уже успел обложить своей сетью красноправых и только ждет моего сигнала, чтобы начать операцию по предотвращению терактов. Что для этого им сделано, Никодим доложит сам.

Никодим поднялся, низко поклонился имаму и сказал:

— В ближайшем окружении посланника к регенту есть мой человек. Он находится у меня на крючке и будет передавать информацию о всех передвижениях своего шефа вплоть до дня торжества. Так что, с этой стороны мы прикрыты и теракта не допустим. С другой стороны, мои бойцы только и ждут начала операции, чтобы в качестве ответных ходов физически воздействовать на боевиков Топорова вплоть до полного их уничтожения. Сейчас мы считаем нападение на красных преждевременным. Не имея здесь поддержки, малыми силами невозможно справиться с боевиками, которые хорошо вооружены и базы которых охраняются. Однако если произойдет взрыв, наши руки автоматически развяжутся, и мы начнем укладывать негодяев. В это время наши усилия по закону векторов наложатся на действия полиции и спецвойск и будут иметь максимальный эффект. Кроме того, мы избежим преследований уголовного характера.