Повесть о потерпевшем кораблекрушение - Андрей Колганов

Наиболее безобидным и в тоже время самым странным из чудачеств Обера деловые люди посчитали то, что он в 1447 году, будучи уже не в молодом возрасте — а ему исполнилось ровно 40 лет — записался вольнослушателем в Королевский университет Лариолы, столицы Земли королевы Айлин, одновременно на факультеты естественной истории и социальной истории. От Форт-Лаи к Лариоле строилась железнодорожная ветка, и через два года после поступления в университет мощные пассажирские паровозы Далуса, спроектированные техническим бюро Грайса, уже возили Обера от Порт-Квелато через Форт-Лаи в Лариолу и обратно.

Шел уже четырнадцатый год, как Обер Грайс высадился на берег в Долинах Фризии и обрел там свое нынешнее имя. Его личная судьба изобиловала поворотами и неожиданными скачками. Нельзя было сказать, что он никак не повлиял и на судьбы этого мира. Революция на Южных территориях Элинора, в которой он принял живейшее участие, аукнулась и на Старых Землях. Железные дороги год за годом расширяли свою сеть и на старом, и на новом континенте. Социальная филантропия Обера Грайса, хотя и не столь быстро, как железные дороги, тоже завоевывала мир. Законопроект о 10-часовом рабочем дне он не напрасно ставил себе в заслугу больше, чем все успехи на предпринимательском поприще, даже несмотря на то, что закон не был принят Ассамблеей Республики.

Но теперь настало время, когда Обер почувствовал себя утомленным бесконечной борьбой. Королевский университет в Лариоле показался ему желанным убежищем, где в строгих аудиториях и тихих библиотечных залах он мог, не спеша, восполнять свои знания по истории Терры, текшей около 1300 лет без его участия. Все же и профессура, и студенческая среда оказались не столь тихи и благостны, как могло показаться поначалу. Речь не идет, конечно, о непременных студенческих попойках и сомнительных выходках. Идейная борьба, которая подспудно кипела в стенах университета, оказалась отражением реальной общественной борьбы, только в еще более концентрированном виде.

Профессор древней истории, господин Маррот, которого Обер Грайс избрал своим научным наставником, вполне одобрял намерение своего ученика заняться историей распада Великой Империи Ратов и начальным периодом истории улкасанской церкви.

«Понимаете, господин профессор», — говорил ему Обер, сидя вечером в доме профессора за чашкой чая, — «я довольно тщательно изучил основные труды по данному периоду, и должен сказать, остался не удовлетворен. Слишком много неясностей, слишком мало фактов, слишком много домыслов и сомнительных умозаключений. Понятно, что осталось не так много письменных источников той поры. Тем интереснее попробовать сделать в этой области что-то новое».

«Что ж, юноша, дерзайте. Без высоких замыслов не бывает и высоких результатов. Но вы должны отдавать себе отчет, что работа вам предстоит необъятная», — покровительственно вымолвил профессор.

«Мне не привыкать к упорному труду», — неуловимо пожал плечом Обер Грайс. — «Другое дело, хватит ли у меня способностей понять, что стоит за фактами, каковы движущие пружины исторических событий». — Он посмотрел профессору в лицо и спросил:

«Нашлось ли у вас время ознакомиться с моими соображениями по социальному значению обновленческого движения в улкасанской церкви?»

«О, признаться, я прочитал с большим интересом!» — воскликнул господин Маррот. — «Если эту статью увидели бы некоторые члены нашего Ученого Совета, они бы подпрыгнули до потолка!» — Профессор мечтательно улыбнулся.

«Да, господин Грайс, мне тоже показалось, что в вашей статье есть мысли, заслуживающие внимания», — вступила в разговор девушка в строгом коричневом платье, сидевшая в кресле поодаль от стола, так, что на нее почти не падал свет от канделябров. — «Но вы, мне кажется, увлеклись лишь одним из идейных направлений обновленческого движения, — тем, что поощряло дух предпринимательства, бережливости, трудолюбия… А ведь в обновленчестве очень громко заявила о себе и идея равенства и справедливости!» — Девушка с вызовом вскинула голову, лицо ее порозовело, вьющиеся темные волосы слегка разметались.

«Вы правы», — с легким поклоном ответил Обер, с любопытством вглядываясь в плохо освещенные колеблющимся пламенем свечей черты девушки, — «но это идейное течение не нашло своего продолжения. Оно было политически изолировано и подавлено, не имея далее влияния на ход исторического процесса. А вот идеология бережливости и предприимчивости превратилась в стойкую духовно-нравственную традицию».

«Позвольте!» — воскликнула девушка несколько повышенным тоном. — «А как же прошлые и нынешние уравнительные движения? Скажем, современные группы, называющие себя сторонниками социальной республики?»

Обер покачал головой:

«Я не склонен отрицать определенную духовную преемственность сторонников социальной республики с некоторыми крайними религиозными течениями эпохи обновленчества. Однако, мне представляется, что главные истоки современных уравнительных движений коренятся в социальных и экономических условиях современной жизни…»

«Инесейль!» — строгим голосом прервал этот диспут профессор. — «Вечно ты всюду приплетаешь свои радикальные идеи!»

Обер улыбнулся:

«Право, профессор, это очень увлекательно. Я бы с удовольствием продолжил этот спор в более удобное время, если Инесейль, конечно, не возражает».

«Так как нам быть с вашей статьей, молодой человек?» — Профессор пытливо заглянул Оберу в глаза. — «Мне ничего не стоит дать вам рекомендацию для опубликования ее в наших „Анналах…“ Но реакция на нее может быть весьма резкой».

«Неужели тот, кто избрал поприще науки, должен бояться мнений?» — беспечно бросил Обер. — «Конечно, я хочу напечатать эту статью!» — И он пристально посмотрел на Инесейль…

Легкое платье из светло-серого шелка, украшенное небольшими кружевными оборками чуть более темного цвета, удачно подчеркивало стройную фигурку молодой девушки. Студенты, столпившиеся возле большой аудитории Королевского университета Лариолы, провожали ее восхищенными взглядами. Старшекурсники, знавшие дочь профессора Маррота, не верили своим глазам. Инесейль и раньше предпочитала серые и коричневые цвета. Но прежде и цвета эти, и покрой ее платьев напоминали больше сутану монашки, чем костюм молодой красивой женщины. Теперь же не только в платье, но и в ее походке, и во взгляде произошла разительная перемена. Неизвестно, по какой причине раньше Инесейль упорно старалась заслужить репутацию «синего чулка». И точно также загадкой оставалось ее внезапное преображение.

Лишь самые наблюдательные, заметив, каким приветствием обменялись между собой Инесейль Маррот и Обер Грайс, обратили внимание и на их взгляды. А обратив, задумались…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});