Под сенью проклятия - Екатерина Фёдорова

— Хочу стать такой, какой должна быть. — Упрямо сказала я. — А уж раскрасавицей или дурнушкой — то не в моей воле, а в Кириметевой. Помоги мне, господин Ерша. Подумай, как славно будет, если того убивца поймают. Я свое лицо верну, а королевич, если Кириметь будет милостива, снова свет дневной увидит.

— Почему — если?

Я вздохнула.

— Глаз штука тонкая, это я тебе как травница говорю. Если в глазу от проклятья что-то усохло, то королевский сын останется слепым, даже если проклятье уйдет.

Ерша зло фыркнул.

— Ладно, веди меня к послу. Норвина твоего я упрячу, а тебя, так и быть, оставлю. Только больше не устраивай хитростей, как в Олгарской слободке. Хочешь ходить по Чистограду, ходи, но так, чтобы мои люди тебя видели. И не теряли из виду.

— Само собой. — С готовностью согласилась я. — Не изволь казнить, дозволь ещё одно слово молвить, господин Ерша.

Он голову склонил набок, бровь вверх дернул — говори, мол.

— Я вообще-то сюда не одна приехала. Прости, господин Ерша, убоялась в однеху в лес топать, Арания со мной была.

— И её тоже под замок сажать нельзя? — Он качнул головой, заявил рассудительно: — Вот смотрю на тебя, госпожа Триша, и не знаю — то ли орать, то ли ржать, аки конь.

— Я лучше на первый твой спрос отвечу. — Опасливо пробормотала я. — Сестру мою и впрямь нельзя запирать — исчезни она, так цорсельский посол вмиг неладное почует.

Он фыркнул — и впрямь как конь. Предупредил:

— Если отпустишь госпожу Аранию от себя, тут же отправлю её в башню. Поняла?

Я кивнула. Сказала:

— Арания была со мной, а с Сокугом был норвин Рогор. Он тоже в однёху побоялся. Прости ты нас, господин Ерша, всех и скопом. И от королевского гнева прикрой.

— Норвинов спрячу под замок. — Чужим голосом отозвался он. — Об ином и речи быть не может. Пошли в избу. И между нами — я бы на месте того злыдня к тебе не сунулся. Потому что уж больно на ловушку похоже. Одна надежда, что он дурнее нас.

— Или на то, что ему край как нужно королевича найти. — Ввернула я. — А король-батюшка, по всему выходит, вскоре собирается своего сына в кремль вернуть? Раз ты норвинов под замок согласился упрятать, выходит, та тайна прошлогодним яблоком скоро станет?

Он глянул на меня со строгим прищуром.

— Не болтала бы ты, Триша, о том, что не твоего ума дело.

— Не буду. — Послушно согласилась я.

Он чуть слышно вздохнул.

— Как, говоришь, звали ту травницу, что привел цорсельский посол?

— Кулеша.

— Кулеша. — Задумчиво сказал Ерша. — Нет, не упомню такой. Ничего, найдем.

Когда из-за деревьев показалась изба, Ерша зачем-то остановился, придержал меня за рукав, негромко свистнул.

На прогалину из лесной чащи тут же выступило несколько королевских жильцов — в темно-зеленых полукафтаньях, пехом, без коней. Морды разбойничьи на этот раз без ухмылок, глаза вприщур, мечи наголо, в руках наизготовку.

Прямо как с ратью воевать собрались, аники-воины, подумала я. Едва успела язык прикусить, чтобы вслух этого не сказать.

— Успеш! — Приказал тем временем Ерша, не глядя на меня. — Девицу довезите до Воротной площади, на сходе оставьте, в кремль пусть зайдет сама, без поношения чести.

Я его перебила:

— Мне бы сначала Аранию забрать, из Олгарской слободки.

— За ней мои люди заедут. — Нетерпеливо сказал Ерша, не спуская глаз с избушки.

И собрался было уйти, но я поймала его за полу одежды. Недлинное оно, полукафтанье-то, за край ловится легко, даже увечной рукой.

Он оглянулся.

— От тебя, я вижу, не отвяжешься. Ещё какую тайну вспомнила?

— Арания меня ждет, а не жильцов твоих. Если за ней кто чужой придет, может и не выйти.

— Опасается, значит? Ладно, постой там, под деревьями. — Ерша глянул на мою увечную руку, сжимавшую полу.

А потом посмотрел мне в глаза — с жалостью. Рука моя тут же разжалась.

— Успеш, придержи госпожу Тришу в сторонке.

Один из жильцов, уже успевший подойти ко мне, потянул за локоть. На лицо он казался постарше прочих, на меня смотрел открыто, добродушно. Мы отошли, встали в двух десятках шагов от остальных. Прочие жильцы сбились в кучу, замерли, поглядывая на избу и перебрасываясь тихими словами. Мечи, как я заметила, никто в ножны так и не вложил.

То, чего следует ждать, я примерно знала. Ерша из избы вышел не сразу, зато выходя, дверь раскрыл пинком. Та ударилась об стенку и тут же скосоротилась. Видать, лопнула одна из кожаных петель, державших её.

— Случилось что, Ерша Нетужевич? — Спросил жилец по имени Успеш, когда Ерша подлетел ко мне.

Тот глянул на него молча, кивнул на жильцов, стоявших в сторонке — и Успеш торопливо зашагал прочь. Ерша схватил меня за руку, потащил в лес. Я за ним полубежала, полупрыгала — курносый шел, не разбирая дороги. Ему что, у него ноги подлинней моих, он одним махом через поваленные лесины перешагивал. А у меня ещё и подол платья за все цеплялся.

Хорошо хоть ушли недалеко. На первой же прогалине среди лесной чащи курносый встал, развернулся ко мне, глянул глазами, в которых голубизна сверкала серым.

— Зачем врала?

— Это ты про то, что легед обещалась заплатить не я, а Арания? — Догадливо спросила я. — А тебе не все ли равно? Есть ли разница, какая из дочек Морисланы посулила деньги норвинам — старшая или младшая?

— Разница всегда есть. Потому как королю я буду докладывать, исходя из слов старшей. — Процедил сквозь зубы курносый. — А она, судя по всему, ко лжи приучена. Ох, смотри, саможорихи у королевской травницы много, на всех хватит.

Тут он зарвался малёха, и я его на место поставила:

— Ты, господин Ерша, про цорсельцев-то не забывай. Чтобы их в ловушку заманить, я вам нужна в добром здравии. Так что про саможориху забудь. И не гневи меня понапрасну хулами да карами. Так-то я кроткая, но когда мне раз за разом грозят, я ведь и озлиться могу.

— Да ну? — Ответил он. Брови вскинул, так что весь лоб морщинами пошел. — И что ж сделаешь, озлившись?

И не понять было, то ли он грозил, то ли насмехался. Я зубы сжала. Чай, будь я красавицей, не шутковал бы так.

Однако мысли мыслями, а Ерша на меня пялился, глазами сверкал, ответа ждал. Я руку вскинула, указала ему за спину.

— Вон видишь, травка малая, каждый лист как звезда на четыре луча? Крумша это. Особого вреда от неё нет, но если свежий лист в руках подержать, лицо да руки враз пойдут красными пятнами. И на почесуху весь изойдешься, седьмицу так промаешься. На коней крумша тоже действует. А листик от той травки я могу по-всякому использовать — или за шиворот тебе засунуть, или под потник коню подложить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});