Век Свободы не слыхать - Валерий Коновалов

Это, так сказать, одно из лиц афганской эмиграции. Есть и второе. Это бывшие функционеры режима, а точнее будет сказать, даже целых трех, если не четырех, считая от "Нура Мура" Тараки. К этой части эмиграции можно отнести и совершенно простых, далеких от политики афганцев, вся вина которых состояла в том, что они нормально уживались с шурави, в душманы не шли и сыновей своих в духовские банды не отдавали. Об этом втором лице афганской эмиграции в Мюнхене на примере одного моего знакомого я и хочу рассказать чуть подробнее.

Начну я, пожалуй, с самого факта знакомства с Мохаммадом Камалем, афганцем-пуштуном из провинции Гильменд. В один из ноябрьских вечеров мы с неизменным моим адъютантом, все тем же бывшим майором Мишей, сидели в "Венском кафе" на Арабелла-парк, расположенном поблизости от моего дома, и не спеша потягивали баварское пиво, втихомолку по очереди прикладываясь к принесенной нами же бутылке "Московской", дабы не платить лишние марки в кассу кафе. Разговор наш, может, чуть более громкий, чем обычно, шел, понятно, по-русски. Как раз в момент очередного нашего тайного прикладывания к "стволу" к столику подошел смуглый, прихрамывающий на одну ногу разносчик-продавец завтрашних утренних газет и тоже по-русски сказал:

- Добрый вечер!

Сказал очень чисто, практически почти что без акцента. Мне хватило доли секунды, чтобы понять, что передо мной афганец. Будь я чуточку трезвее, я бы не бросил ему в ответ, правда, больше все-таки обращаясь к майору Мише:

- Гляди, еще один русскоговорящий душман, научили на свою голову....

- Я не душман! - почти невозмутимо ответил на мою реплику афганец.- Я был членом НДПА. Кстати, меня зовут Камаль! - представился он, протягивая руку.

Мы также по очереди представились новому знакомому, я извинился за "душмана" и предложил Камалю присесть за наш столик и чего-нибудь выпить.

- Может, водки? - мгновенно подсказал майор.

- Не могу, сейчас пост - рамадан.

- Ну и что,- вмешался я,- ты же был членом партии, а не муллой.

- Не могу, я правоверный мусульманин и оставался им, даже когда был членом партии и воевал за идеалы НДПА. В рамадан не пью. После пожалуйста.

Сказав это, Камаль чуть вытянул ногу и, задрав штанину выше колена, показал пулевое ранение, оставившее его хромым на всю жизнь. Я попросил официантку принести для Камаля кофе, ибо чай, подаваемый в большинстве немецких питейных заведений, способен оскорбить желудок не только правоверного мусульманина.

Мы разговорились и постепенно обрисовалась следующая картина. Родом Камаль из зажиточной пуштунской семьи в провинции Гильменд. Его дядя был одним из руководителей фракции "Хальк" в этой провинции.

- Для пуштуна, который связал свою жизнь с НДПА, было абсолютно нормально состоять в "Хальк". Ненормально, когда пуштун состоял в таджикско-хазарейской "Парчам", как это имело место с Наджибом,- подчеркнул Камаль.

Тесть Камаля занимал одну из руководящих должностей в ХАДе - органах госбезопасности Афганистана. Собственно говоря, он занимал эту должность и при короле Захир-Шахе, и при его двоюродном братце Дауде, и при Тараки, и при Амине, и лишь только при Кармале и Наджибе был уволен, так как выяснилось, что образование тесть Камаля получил в Германии, закончив специальную школу контрразведки в Гамбурге. Тесть Мохаммада Камаля, разумеется, тоже был "халькистом". В "Хальк" вступил и он сам.

Когда нужно было защитить идеалы революции от моджахедов и памятного армейского мятежа в рамадан 80-го года, Камаль не раздумывая взял в руки автомат и ушел воевать. Был ранен в ногу, лечился в госпитале, а когда обнаружилось, что в строй больше не встать, уехал учиться в Союз, поступив в Ленинградский торгово-финансовый. После учебы вернулся в Афганистан, но увидел, что революция проиграла, шурави скоро уйдут, а и без того хронически больную войной страну раздерут на части или победители-моджахеды, или талибы. Что было делать в той ситуации? Попробовал поговорить с советскими специалистами, но те уже явно "навострили лыжи" и желанием помочь бывшему афганскому товарищу как-то не горели. К слову сказать, лишь очень немногие из членов НДПА смогли уехать в Советский Союз, да и то предпочтение почему-то отдавалось таджикам. Как тут не вспомнить фразу, оброненную бывшим генерал-губернатором Кандагара времен режима Кармаля, обращенную к моему другу Владимиру Никитовичу Пластуну: "Вы, "мошаверы" (то бишь советники), наверное, все "парчамисты", иначе не понимаю, почему вы так любите таджиков".

Как бы там ни было, но факт остается фактом: "халькистов"-пуштунов в эмиграции в СССР оказалось совсем мало. Таким образом, несмотря на прекрасное владение русским языком, знание русской культуры и обычаев, наконец, полученное в Союзе высшее образование и неподдельную любовь к нашей стране, кстати, привитую и его детям, член НДПА Мохаммад Камаль вынужден был, по примеру "духов", уходить с семьей в Пакистан. Уже оттуда, используя старые связи своего тестя-чекиста, он смог въехать в Германию, где и попросил политическое убежище. Что ж, не он один. Но интересно другое: Камаль не только не обозлился на "вероломных шурави", но даже здесь, в эмиграции в Германии, учит русскому языку своих сыновей. Я ему даже свой Коран по-русски подарил. Забегая вперед, скажу, что младший брат Камаля остался в Пакистане и позднее, после разборки с моджахедами Хекматияра, присоединился к талибам. Сейчас он полевой командир.

Обнаружив мой интерес к афганским проблемам и знание ситуации в этой стране, Камаль согласился поговорить со мной подробнее "об Афганистане, который мы все потеряли". И они и мы. Они - потому что проиграли и были брошены на произвол судьбы; мы - потому что бросили их и так и не поняли той страны, где находились долгих девять лет. Все сказанное Камалем я и хочу предложить читателям в виде рассуждений последнего над теми или иными событиями новейшей афганской истории. Замечу, что нашу новейшую историю афганец Камаль знает получше той людской массы, если не сказать, отбросов из бывшего Союза, которая особенно в последние годы схлынула в Германию и на вопрос немцев "кто вы такие?" беззастенчиво отвечает: "Мы русские!" Отмечу, что в своей жизни беженцу Камалю в основном приходилось сталкивался именно с ними, и его отношение к таким "русским" вполне определенное. К настоящей же России и к ее народу, как я уже говорил, он относится доброжелательно и с любовью.

Оговорю и его отношение к таджикам. Пуштуны, в его понимании,- хозяева Афганистана, коренное население страны. Таджики, хазарейцы и иже с ними пришлые нацменьшинства. В этом вся разница. "Мы можем уживаться с ними, но Афганистан принадлежит нам, пуштунам",- не раз подчеркивал в разговоре Камаль. Отсюда и его мнение о насильственном устранении Хафизулы Амина и замене его Бабраком Кармалем как о страшнейшей политической ошибке, допущенной тогдашним советским руководством. Отмечу: именно этот шаг, а не ввод советских войск в Афганистан Касмаль считает политической ошибкой. По его словам, при другой, более умной развязке событий присутствие советских войск все равно было бы необходимо в Афганистане, но отношение к шурави оказалось бы совсем иным. Таким, как во времена Ленина и Амануллы-хана, заключает Камаль.

В чем же он видит допущенную нами ошибку?

Во-первых, Амин никогда не был и не мог быть американским шпионом, говорит Камаль. Если бы это было так, мой тесть об этом наверняка бы знал. Или он тоже, как и все остальные "халькисты"-пуштуны, был американским шпионом? Но именно такая картина ложного видения Афганистана и продажности Амина заокеанским хозяевам и была навязана советскому руководству. Умело подана извне и изнутри, чтобы в нужной интерпретации быть доведенной до ушей Брежнева. Конечно, Брежневу было жаль своего друга Тараки, но мы на Востоке смотрим на кровавые дворцовые перевороты несколько под иным углом зрения.

На самом-то деле все было по-другому, продолжает Камаль. Да, не будем ни скрывать, ни забывать: Амин был жестоким человеком, но он был патриотом Афганистана и пуштунским националистом. Его часто называли афганским Сталиным. А что, собственно, плохого по большому счету сделал Сталин для России и русских? Мы же часто говорим о себе, что, во-первых, мы пуштуны, во-вторых, мы афганцы, и только в-третьих, мы мусульмане. В нас сильна национальная идея, истребить которую не удалось никому за всю нашу многовековую историю. Ни Александру Великому, ни Чингисхану, ни английским колонизаторам. Амин тоже был таким, рассказывает Камаль, для него Афганистан и пуштунская идея были связаны неразрывно. Он стоял у истоков Саурской революции, имел огромное влияние в афганской армии и, по моему мнению, был более искренним другом Советского Союза, чем двуличный Бабрак Кармаль. Амин не мог спокойно смотреть, как безвольный Тараки шаг за шагом сдает позиции таджикам-"парчамистам". К чему это приводило? "Парчам" - это фракция мелких таджикских и хазарейских лавочников в НДПА, а также некоторых представителей таджикской аристократии. В Афганистане не было реального сильного рабочего класса. "Хальк", например, пользовался влиянием у военных и у части крестьян-пуштунов. Свой вес у фракции "Хальк" был и в зоне пуштунских племен. Пуштунские земли искусственно рассечены линией Дюранда после раздела Индии англичанами и образования государства Пакистан. Часть Пуштунистана оказалась на пакистанской территории, но племена никогда не признавали такого передела своей земли. Конечно, они не признавали и власть Кабула, но уживались с нею, если это была та же пуштунская власть и она не мешала жить племенам.