Размышления о жизни и счастье - Юрий Зверев

Я бы мог повторить за Пастернаком слова, оставленные им в предсмертной записке: "Моей единственной… Когда умру, не верь никому: только ты была моей полною, до конца дожитой, до конца доведенною жизнью".

19 августа 1997 года.

Гуляю по Парижу, а "полной" жизни не ощущаю. Без тебя, дорогая, все неинтересно. Хожу исключительно по тем местам, где мы были вместе. Италия под боком, а ехать не хочется. Прокатился по Сене на "бату" исключительно для того, чтобы снять фильм о набережных вечернего Парижа, Хочу показать его тебе.

Что-то растаяла моя романтика. Общение с тобой и с Ксюшей стало для меня романтичнее, чем картинки Парижа. Как бы я ни противился этому, обмануть собственную душу не удаётся. И это хорошо. Наша домашняя атмосфера — лучшее, что я знаю в жизни. Дай Бог тебе, Ксюша, когда-нибудь в своей семье дожить до этого ощущения.

Творчество — высшее достижение человеческого духа. Наша семейная жизнь стала моим творческим процессом. Семейные отношения — дело не частное. Они влияют на окружающих, даже если те этого не замечают. Наблюдать общение жены с близкими людьми, учиться у неё — это и есть мой творческий процесс, и с ним не могут сравниться красоты Парижа.

23 августа 1997 года.

Взволновала фраза Д. Лихачева: "Самое значительное время — настоящее, а не будущее". Я, напротив, всегда считал будущее важнее настоящего, но вот подходит старость, и будущего остается все меньше. Но это только в личном смысле. Наша жизнь работает на будущее детей, и, помня об этом, не хочется своим настоящим отравлять им будущее. В этом смысле академик прав.

А наше прошлое? Разве оно уже не имеет значения? Прошлое живет в нас, каждый его миг формировал наше настоящее. С этими мыслями я смотрю теперь на молодых; в их поступках уже заложена вся их будущая жизнь, а потому каждый их поступок кажется мне грозным и значительным. Всегда хочется им помочь собственным опытом, но жена всегда говорила, что ручеек нашего опыта может и не влиться в их реку. Иногда интуиция молодых оказывается важнее нашего жизненного опыта, в котором накапливается столько консерватизма…

11 марта 2001 года.

Мы с женой обычно говорим о фундаментальных вопросах жизни.

"Человек, — сказала она однажды, — начинает разрушаться тогда, когда берёт на себя право решать за других. Ему кажется, что он точно знает, чго нужно другому. Он начинает командовать или поучать и, в конце концов, превращается в монстра".

Другая её мысль: "Каждый человек, словно наркоман, сидит на своей игле. У одних игла приобретательства, у других ревности, у кого-то доброты или, напротив, злости. Существует и игла творчества. Отказаться от своей сущности человек не может. У меня игла помощи людям. Если мне запретят помогать близким, любить родных — я умру".

Я подумал, а какая же игла у меня? Видимо, игла вечной борьбы с людьми, чьи поступки мне не нравятся. Но какая же это ненужная людям игла…

Вот ещё её мысль, которая мне прежде не приходила в голову: "От людей ничего нельзя ждать, нужно просто жить своей жизнью. Мы все что-то сеем, но нам всегда не хватает жизни полюбоваться урожаем. Мы успеваем увидеть только всходы и страдаем, если они не такие, как нам хотелось бы видеть. Зрелые зёрна появятся не скоро, чаще всего только после нашей смерти. Чтобы вырос хлеб, посеянное зерно должно умереть — это библейская мудрость. Счастлив и свободен лишь тот, кто понимает, что всё течёт по законам природы, которые мы не в состоянии изменить".

И ещё: "Каждый человек летит на своей высоте". Простые мысли жены иногда меня потрясают.

18 июня 2001 года.

Я давно дал себе слово писать только то, чего требует душа.

Когда жена утром просыпается и обнимает меня, прижимаясь всем своим нежным телом, в душе моей закипает буря противоречивых чувств. Во мне, немолодом человеке, пробуждается ощущение детской защищённости, потому что это — материнская ласка. Мне стыдно за то, что такой ласки, такой преданности я не заслужил. Сердце моё трепещет, я не нахожу ни слов, ни жестов, чтобы выразить чувство благодарности, переполняющее моё существо.

Появляется желание поделиться своим богатством с дорогими мне людьми. В такие минуты я не могу назвать жену "моя". Мне хочется сказать "наша", потому что она действительно "наша". Своей мудрой душой она делится со всеми, кто в этом нуждается. Её хватает не только на родных, но и на людей посторонних, обратившихся к ней за советом. Она готова полететь на край света, только бы быть нужной.

Мне кажется, её душевного тепла хватило бы людям всей земли. Люди вынуждены сражаться с жизнью, как с лютым врагом. От этой борьбы их души черствеют, а страдают от этого, в первую очередь, дети.

Лишь тот, кто в родительской семье был щедро наделён любовью, способен сохранить душевную щедрость в нашем злом и безумном мире.

О деликатности

Эта небольшая книжечка продолжает пополняться очень медленно. Но некоторые беседы с женой я просто не могу не записать. Например, разговор о деликатности.

Жизнь трудна, людям всегда есть на что сетовать и обижаться: на государство за вечное враньё, на тёщу или свекровь за вмешательство в жизнь молодых, на детей за двойки… Но за всю нашу жизнь я ни разу не слышал от жены осуждения кого-либо. Уж меня-то самого ей нередко было за что отчитать.

Неблаговидные поступки людей жена всегда умела оправдать дурным воспитанием, материальными затруднениями, усталостью и так далее. Казалось, для неё не существует плохих людей. Однажды я спросил:

— Скажи, ты когда-нибудь встречала человека, с которым тебе было трудно общаться?

— Конечно.

— Как же ты поступала?

— Как обычно. Зачем обижать человека неприязнью?

— А тебе не приходилось при этом преодолевать себя?

— Бывало. Однажды, помнится, в пятом классе у нас появилась новая девочка. Её посадили рядом со мной. Я как-то сразу почувствовала, что нам будет трудно общаться. Пришлось приложить немало усилий, чтобы она этого не заметила.

— И удалось?

— Да. Мы сидели за одной партой до окончания школы. Она оказалась капризным, избалованным ребёнком, но моей неприязни так и не заметила. Я и теперь ей благодарна — ведь пришлось пройти хорошую школу самовоспитания.

— Значит, эту капризулю я должен благодарить за твоё терпение?

Жена улыбнулась.

— Отчасти. Но больше мою маму.

Да, мне есть за что вспомнить добрым словом свою тёщу. Её родители были скромными и деликатными людьми. Они жили в суровые годы гражданской войны и рано ушли из жизни, оставив трёх малолетних дочерей. Моя жена унаследовала их гены. Я всю жизнь пью из этого чистого родника.

12 августа 2004 г.

Преодоление

До пенсии жена работала в детском саду. И сейчас вокруг неё всегда кружится детвора. Но родных детей, к несчастью, у нас нет. Родные, вечно занятые на работе, с радостью доверяют жене воспитывать своих детей. Поэтому жена воспитала всех своих племянников. С рождения росла на наших руках любимая внучатая племянница Ксюша. Но почему же нет своих? Виновата спаечная болезнь.

Я врач и знаю, что в медицине, изначально благородной профессии, случайных людей ничуть не меньше, чем в любой другой.

У семилетней девочки заболел животик. Мама вызвала врача. Та, небрежно осмотрев ребёнка, посоветовала положить на живот грелку. На другой день воспалённый аппендикс лопнул. В больнице девочку полгода спасали от перитонита. Она перенесла две тяжелейшие операции. Все школьные годы мучилась от тяжелейшей спаечной болезни.

Девочка была освобождена от физкультуры, никогда не бегала и ела только протёртую пищу. Малейшее вздутие или содрогание кишечника от чихания вызывало у неё болезненный спазм.

Когда девочка выросла, она стала моей женой. Первые три года я страдал, не зная, как ей помочь. Потом мы стали потихоньку приучаться бегать. В двадцать один год она впервые в жизни пробежала тридцать метров. Тренировку прервал жестокий спазм. Из её глаз катились слёзы. Но на другой день она снова вышла на пробежку.

К концу лета жена могла пробежать четыреста метров, а через год — два километра. Через пять лет жена однажды сказала:

— Какая я всё-таки счастливая!

— И я тоже, ведь у меня замечательная жена, — поддержал я.

— Я сейчас о другом. Я неожиданно осознала, что у меня не болит живот. В школе я почти привыкла к состоянию боли, даже думала, что с болями в животе живут все люди. А теперь вдруг поняла — не болит! И уже давно! Разве это не счастье?! Словно птицу выпустили на свободу.

Я смотрел на жену, и ком стоял у меня в горле.

У нас скоро юбилей — сороколетие со дня свадьбы. Уже десять лет жена ведёт кружок гимнастики.

Май, 2008 г.

Сходство