Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слыхал. Но они у нас не растут.
– Правильно. Резину доставляли из Америки.
– На чем, интересно знать?
– На коврах-самолетах, на чем же еще! Но, как импорт, стоила она дорого, не то что сегодня. Еще вопросы есть?
– Пока нет… – буркнул посрамленный Борька.
– Картавый, еще раз перебьешь – получишь в лоб, – предупредил Аркашка. – Понял?
– Понял…
…Скоро сказка сказывается, да не быстро дело делается. Ыня, проплутав по чащам два дня и постоянно сверяясь с картой, первым нашел в чаще Заветный Дуб и решил перед тем, как сундук выкопать, отдохнуть чуток – и задремал…
– Что значит задремал? – возмутился Жиртрест. – Он же не пенсионер!
– А кто же тогда второй? – спросил Лемешев, тоже ревниво относившийся к моему сказительству.
– В том-то и штука… – замялся я, сообразив, что у Ыни нет соперника, а без врага всякая история выдыхается через полчаса.
– В чем же штука? – обрадовался, почуяв мою неуверенность, Пферд.
– Подошел! – рявкнул из своего угла Барин.
Пока Борька нехотя вставал, плелся к месту наказания и получал свой американский щелбан, в мою голову словно кто-то вбил солнечный гвоздь, я сообразил: с Ыней в одной группе должен сдавать богатырские экзамены поганый татарин…
– Что значит поганый татарин? – возмутился из угла Хабидулин.
– Ошибочка вышла! Поганый хазарин, – исправился я.
– Другое дело. А кто это?
– Хазары – это те чуваки, которым отмстил Вещий Олег, – уточнил начитанный Лемешев. – Они были неразумные. Тупые, короче говоря.
– Теперь понятно. Ври дальше! – одобрили слушатели.
– Минуточку! А как поганый хазарин затесался к русским богатырям? – удивился Козловский.
– Дурацкий вопрос… – нашелся я. – По обмену опытом.
– Каким еще опытом?
– Богатырским. У меня маман работает на Маргариновом заводе. Так вот, к ним все время то немцы из ГДР, то поляки, то венгры приезжают – опыт перенимать…
– Точно, на Клейтук монголы повадились, не знают, куда верблюжьи кости девать… – подтвердил Вовка.
– Все заткнулись! – рявкнул Жаринов, высматривая новую жертву.
А я продолжил рассказ, точнее, вернулся немного назад. Так вот, поганый хазарин тайком подмешал за завтраком в ковш с квасом отвар дурман-травы. Ыня выпил и под дубом вырубился.
– Вот сволочь! – ахнул Засухин.
Пока Ыня спал, хазарин, ориентируясь на громовый храп (картой, будучи неразумным, он пользоваться не умел), отыскал в чаще Заветный Дуб, выкопал сундук, достал богатырскую рогатку и побежал туда, где заседала экзаменационная комиссия, которая очень удивилась, увидев басурмана, но делать нечего: пришлось допустить его к испытаниям по стрельбе. Добрыня отсчитал сто шагов, вбил в землю заточенный кол, на него насадил яблоко, на яблоко положил сливу, на сливу вишню, а на вишню горошину. Попадаешь в горошину – пятерка, в вишню – четверка и так далее.
– А если промажешь? – спросил Жиртрест.
– Единица без права пересдачи.
– Почему?
– Потому что не всем же Русскую землю защищать, кому-то и пахать ее надо.
– Логично, – согласился Козловский.
А я продолжил: пока отравленный Ыня спал богатырским сном, Хазарин, потирая шаловливые ручонки, взял рогатку, встал на линию огня, прищурил глаз, но резину натянуть до упора не смог – очень уж тугая, на русскую силушку рассчитанная…
– А Григорий Новак, между прочим, еврей! – не удержался, брякнув из темноты, Пферд.
– Тогда иди сюда! – ласково позвал Аркашка.
Борька поплелся за вторым щелбаном, а я продолжил историю, разматывавшуюся передо мной, как волшебный клубок.
…Ыня же тем временем проснулся, увидел, что лежит на самом краю свежей ямы, а сундук открыт и пуст. Почуял он неладное, закручинился, встал и помчался в родной Косогорск. Бежит – земля дрожит.
– Где ж ты пропадал, растяпа? – строго спросила племянника Василиса Премудрая: она приходилась родной сестрой Добростряпе.
– Закемарил под дубом… – сознался парень, которого с детства учили говорить только правду и ничего, кроме правды.
– Позо-р-р-р! – каркнул Ворон-говорун.
– Ладно, это еще полбеды, Дуб таки он нашел. А это самое трудное. Ставим тебе, увалень, четверку. Теперь забери рогатку у этого слабака. – Добрыня Никитич кивнул на опозорившегося Хазарина. – И стреляй! Да смотри не промахнись!
Ыня встал на линию огня, взял круглый камешек, легко натянул резину и сбил желудь с самой верхней ветки дуба: для начала полагался один пробный выстрел.
– С Заветного Дуба? – уточнил Засухин.
– Нет, с обычного. На Руси дубов много, включая тебя, – ответил я.
…Но вот несчастье: когда Ыня прицелился по-настоящему, он с ужасом увидел, что на горошину присел отдохнуть его лучший друг Комар-пискун. Обознаться невозможно: из-за частого употребления богатырской кровушки, тот был значительно крупнее своих сосущих собратьев.
– Как малярийный? – уточнил Ивеншев.
– Поменьше, но в своей группе очень большой.
Тут Ыня с ужасом понял, что, попав в горошину, может покалечить, даже убить друга, а кричать ему, махать руками бессмысленно – комары глуховаты от природы, так как втыкают хоботки в питательную жертву по самые уши.
– Пли! – скомандовал Добрыня Никитич.
Размышлять некогда. Ыня выстрелил и попал точно в середину вишенки, Пискуна подбросило вверх, контузило, но он остался жив.
– Четверка, – со вздохом оценила комиссия. – Не ожидали от тебя, добрый молодец! Ты сегодня просто какое-то огорчение для всего педагогического коллектива!
А тут настал черед последнего, самого важного состязания – русской борьбы. Все были, конечно, уверены, что хазарин моментально окажется на лопатках, так как Ыня всех в Косогорске легко кидал через бедро, даже взрослых мужиков. Но хитрый иноземец только прикидывался неразумным, чтобы притупить бдительность, он незаметно натерся рыбьим жиром, который Ыня с детства терпеть не мог, от одного запаха его мутило и корежило…
– Аллергия! – пояснил Лемешев.
– Что? – не понял Аркашка.
– Болезнь такая. Можно опухнуть и умереть.
– Как с похмелья?
– Вроде того…
…В результате хитрый басурман все время уходил из захватов. Сожмет Ыня туловище супротивника, а тот, как банный обмылок, из рук – шнырк. Мучился, мучился парень, разозлился и так сдавил делового хазарина, что этот засушенный Геркал улетел на сто метров вверх и застрял в раскидистых ветвях дуба…
– Заветного? – уточнил Засухин.
– Заветного, заветного, на Руси все дубы заветные.
– Погоди, а с чего это он вдруг улетел? – не понял Папик.
– А ты арбузными зернышками никогда не стрелял?
– Ах, в этом смысле… Так бы и объяснил.
Когда на обед вместо компота давали арбузы, столовая превращалась в поле боя, ведь если склизкую плоскую косточку сильно сдавить большим и указательным пальцами, она вылетает со страшной скоростью, как пуля, бьет на десять метров, в прошлом году парню из первого отряда попали со всей дури в глаз – пришлось к окулисту в Домодедово везти.
Экзаменационная комиссия снова оказалась в трудном положении. По правилам, побежденный соперник должен лежать на лопатках, а он висит в ветвях, как русалка, умоляя, чтобы его оттуда сняли и отправили скорей в родной Хазарстан.
– Четвер-р-рка, – каркнул Ворон-говорун.
Остальные согласились и призадумались. Случай-то небывалый. Да, Ыня не вырыл сундук, но он нашел по карте Заветный Дуб, а вот почему уснул – дело темное. Гусь, который потом за ним из ковша допил каплю кваса, упал без сознания, его сочли мертвым и даже ощипали. Очнулась домашняя птица, когда ее на огне палить
- Возьми карандаши - Екатерина Леонидовна Кирасирова - Детская образовательная литература / Поэзия / Русская классическая проза
- Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза
- Продолжение не следует - Алексей Михайлович Курбак - Прочие приключения / Русская классическая проза
- А.С. Пушкин Маленькие Трагедии - Александр Пушкин - Русская классическая проза
- Яркие пятна солнца - Юрий Сергеевич Аракчеев - Русская классическая проза
- Повести - Александр Пушкин - Русская классическая проза
- Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин - Биографии и Мемуары / Классическая проза / Русская классическая проза
- Процесс исключения (сборник) - Лидия Чуковская - Русская классическая проза
- Мои убийственные каникулы - Тесса Бейли - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Барин и слуга - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза