Спящие от печали (сборник) - Вера Галактионова

В могильной яме, однако, было заметно прохладней, чем на солнцепёке, под близким огненным небом. И Мария охотно спрыгивала в неё по меловым высоким ступеням. И однажды её нож, подчищавший коричневые позвонки, наткнулся на невидимое препятствие. Он проскрежетал чуть приметно и мягко.

Мария удивилась – и быстро освободила от белой глины неровный круг, который можно было принять за большую толстую монету. Однако это была не монета. Забыв, что предметы запрещено сдвигать с места, она легко подцепила тусклый грубый круг ножом.

– Дайте сюда! – услышала Мария над головою.

Старик Учёный стремительно лёг на край раскопа. Он протягивал руку вниз и торопливо перебирал пальцами воздух:

– Бляшку – сюда!

– …Я же говорил – это более позднее захороненье! – прокричал он сверху, лёжа на животе.

Потом Учёный нюхал круг и подносил его к глазам:

– Вот! Серебро. Талисман. Смотрите! Дырка для верёвки… Костяк – мужской. М-да, неказистый, надо сказать… Тип – нечистый, смешанный: монголоидный с европеоидным. Видите – наклон черепа не типичный? Скифо-сарматские племена – сплошь европеоиды, отметили?.. Среди чистого племени он был пария, без сомненья! – быстро поглядывал Учёный мимо круга вниз. – М-да: человек трудной судьбы… Кстати, почему вы позволили себе выдернуть этот талисман из земли? Он должен лежать там, где вы его нашли! Положите как можно точнее, немедленно!.. Безобразие. Впрочем, дайте нож. Здесь – изображенье. Кажется, лотос… Что же, связи с Востоком или?..

Учёный стал нежно водить лезвием по мельчайшим линиям и выбоинам круга – и вскричал вскоре обескураженно:

– …Нет! Здесь – изображенье, напоминающее тюльпан!.. Тюльпан! М-да. Задал он нам задачу – этот пария… Ну, кладите же… Для фотоаппарата и кинокамеры. Так… Так… Вы уверены, что точно запомнили место, куда вы сейчас пытаетесь приткнуть бляшку, или вы суёте её наобум, как домохозяйка суёт в шкаф на своей кухне всё, что подвернётся под…

Договорить взволнованный Учёный не успел. Задетый им верхний тяжёлый камень со стены склепа сорвался легко и бесшумно. Он падал в раскоп. Падал медленно. Падал точно на голову склонившейся Марии.

Вдруг Мария, сидящая на дне могильной ямы, вздрогнула – и дёрнулась в сторону. И камень ударил её по голове вскользь.

Потом она и свесившийся Учёный смотрели друг на друга во все глаза в полном оцепененье. И мирный стрёкот кузнечиков в траве стал пронзительным и оглушительно громким. Белый, как всё вокруг, старик вскочил и, едва не падая, кинулся по меловым ступеням в могильную яму.

– Да что же это… Да как же это… – бормотал он, разматывая ситцевый платок Марии, скупо окрашенный кровью.

– Больно? – быстро ощупывал он её голову жёсткими пальцами. – Потерпите. Больно? …Что за нелепая женская привычка – отращивать такие длинные, путаные волосы? Зачем вам это жёлтое помело?!.. Вот это вот всё – зачем?!.

Мария молчала.

– Уфф… – отдуваясь, Учёный уселся на дне рядом с костями. – Надо же – только чуть сбило кожу. Уфф.

Он и Мария сидели в яме как в лодке – кеды к кедам. Учёный медленно приходил в себя.

– Понимаете? Я чудом не убил вас! – изумлялся он. – Почему вы вздрогнули? Камень падал неслышно. А у меня парализовало гортань – я всё равно не успел бы вам крикнуть. Почему вы вздрогнули? Вы же не могли ничего слышать.

– Я не слышала.

– Но – почему? – не понимал он. – Вы дёрнулись – почему?

Мария не знала этого тоже.

– Дайте сюда, – Учёный расцепил её сведённые пальцы и вытащил тусклый круг. – Это небольшой шок. Марш к машине! Бегом! Пусть вам немедленно зальют всю голову зелёнкой! Погуще! Здесь надо помнить о древних инфекциях. Похороненные вместе с людьми, они дремлют тысячелетьями, но оживают, попав на живое.

– Зелёнкой? Голову? – удивилась Мария – и помрачнела. – …Нет. Не пойду.

– Лучше гибель, да?! – грозно прокричал Учёный. – Гибель?

– Лучше – спирт. Он бесцветный.

– А чем вы будете мыть руки после работы? Ну ладно, спиртом, залейте рану – спиртом! Что мы торгуемся, в самом деле, когда дорого каждое мгновенье? Да бегите же скорей к машине, чумичка вы эдакая!

– Не смейте обзывать меня, – она боялась прижиганья и медлила оттого. – …Особенно теперь, когда я сижу на пороге вечности, быть может.

– Типун вам на язык, мерзавка. Прекратите болтать! Шевелите вашими крошечными кедами! Не заставляйте меня поднимать вас с этого порога вечности насильно! – толкал он её ногой.

– А руки можно зелёнкой, – выбиралась из раскопа Мария.

Учёный лёг. Он растянулся на дне могильной ямы рядом с костями, и шляпа его свалилась.

– Уфф… – слабо отдувался он, хватаясь за сердце, словно потерял его в тайном нагрудном кармане и теперь вылавливал судорожно и нетерпеливо. – Труп, был бы – труп…

– Все мы – будущие мертвецы, – засмеялась Мария, разглядывая его сверху. – Я принесу вам валерьянки. Потерпите.

– Нет… Она решила довести меня до инфаркта.

Учёный вскочил, будто под ним запылало.

– Бегом!!! – страшно затопал он ногами по дну могилы. – Спирт! На голову! Немедленно!

– Конечно, спирт, – пожала плечами Мария. – Что же я бы ходила с зелёной головой, как Змей Горыныч…

– О! – Учёный снова растянулся на дне во весь свой рост.

– Гибели моей она хочет! – заваливался он на бок и жаловался нетипичному черепу, лежащему перед его лицом. – …Гибели! – и вытирал старые глаза тыльной стороной дрожащей ладони.

По пути к машине Мария проводила взглядом серую гадюку, неторопливо ускользнувшую из-под ног в полынный куст, и посидела на корточках перед крошечной гладкой воронкой. Подумав, она раскопала воронку пальцем. Со дна её, из мягкой светлой пыли, извлеклась бурая жёсткая подвижная козявка.

– Кому быть повешену, тот не утонет. Не утонет, если даже очень этого захочет, – сказала Мария козявке. – Или ранний уход человека, попавшего не в своё время, закономерен?

Сбросив её в пыль, Мария смотрела, как та, проворно перебирая короткими проволочными ногами, зарылась снова с головой – и утонула совсем, образовывая новую воронку, гладкую и ровную, будто половинка песочных часов – без песка. Может быть, в часах песчанно-пыльного плотного мира должна перетекать из воронки в воронку – пустота? А зарывшаяся бурая козявка уже разгребает, невидимая, и создаёт там вторую их полусферу?

Пустота – великое вечное Ничто…

– Тьфу! – весело возразила этому Мария, отряхивая ладони. – Пустота – это великое вечное Что! А Ничто – это то, чего не было, нет, не будет…

Фляжка со спиртом лежала в кабине машины. Шофёр спал в духоте, растянувшись на сиденьях и открыв обе дверцы, чтобы лучше продувало. Он мечтательно и быстро шевелил бровями во сне. Будить его Мария не стала. Вылив себе на голову весь спирт, она порадовалась немного, что ей почти не больно, а только прохладно. Однако старик Учёный стоял уже рядом и подозрительно всматривался в её лицо. Потом он молча притянул её голову за уши и обнюхал со всех сторон.

– Так! – удручённо сказал он.

Внезапно Учёный притянул шею Марии согнутой рукой, будто железным крюком, к своему плечу и закричал в сторону:

– Аптечку – мне! Зелёнку – мне!

Шофёр, тонко охнув спросонья, вскочил, беспорядочно засуетился. Но Мария вывернулась из-под жёлтой руки старика и отбежала прочь, потирая освобождённое горло.

– Тьфу. Не хочу, – сердилась она, топала ногой и хмурилась издали. – И так ничего не будет. Я знаю!.. Я не могу, когда некрасиво. Правда.

– Я ощупывал вашу рану пальцами, понимаете? – по-хорошему уговаривал её Учёный – и приближался вкрадчиво. – Держал вещь из захоронения – и этими же пальцами ощупывал ваш глупый красивый череп, паршивка, чтоб вам ни дна ни покрышки. Домой прогоню! Практику не зачту – со всеми вашими пятёрками! На второй год оставлю!..

Наконец они столковались на валерьянке. Мария подставила голову. Но Учёный тряс ещё на неё для верности валокордин из флакона, и корвалол – тоже, и путался в волосах, злясь и ругаясь непрерывно.

– …О, вы – единственная дама из живущих, на которой я мог бы жениться, – бранился он. – Жениться – дабы избить вас безнаказанно! Избить!! Избить!!! …Ибо сильный ум и непомерная бабья капризность – скверное сочетанье для будущего учёного. Отвратительное, опасное сочетанье, младая госпожа. Проклятье, волосы у вас – гуще, чем у собаки… Разве учёному нужны такие волосы? Состричь к следующему семестру! И… крайне полезно было бы вас всё же – избить!

– К счастью, мы разминулись с вами во времени, – вытиралась платком и морщилась от лекарственных запахов Мария.

– Не лгите себе! – холодно заметил Учёный. – Ибо времени как такового в нематерьяльном мире – не существует. Матерьяльное – пустяк. Матерьяльное – тлен. Но нематерьяльная суть – вечна. И вы это знаете. А лжёте – из капризности. Назло мне, назло себе, скверная… Уж вам-то известно, сколь оно подвижно и неустойчиво – время. Оно позволяет себе забегать вперёд или отпрянуть назад. Даже в нашем, матерьяльном мире, времени скучно всегда соответствовать мигу… И время иногда даёт нам понять, что оно – только грань вечности. Только – грань. А вовсе не самостоятельная субстанция. Нет, мы живём – не во времени. Мы живём – в вечности… – уходил он к раскопам по травам, выгоревшим от жары, и успокаивался на своём пути, забывая про Марию. И уже не видно было, как вылетают, выстреливают из-под его ног стремительные пегие кузнечики…