Каникулы Рейчел - Марианн Кейс

Когда он вошел, я приготовилась утонуть в его объятиях. Но, к моему удивлению, он меня даже не поцеловал. Вздрогнув от неожиданности в начале, я быстро собралась и решительно отказалась погрузиться в пучину отчаяния, которая призывно манила меня. Нет, мне не пришла в голову мысль: «Я ему не нравлюсь». Я знала, что нравлюсь, я могла бы что угодно на это поставить.

Он вежливо присел на диван, не швырнув меня на пол и не изнасиловав. Как это странно – находиться в одной комнате уже больше пяти секунд и все еще быть одетыми!

– Я сейчас, – пообещала я, – еще минутку.

– Ничего, – сказал он.

Он следил за мной глазами, пока я неуклюже ковыляла по квартире в поисках ключей. То задену бедром за край стола, то локоть обдеру о дверную ручку. Ничто не сравнится с этим ощущением: тот, кого ты страстно желаешь, наблюдает за тобой и наслаждается даже твоей неловкостью. Наконец я повернулась к нему и потребовала ответной страсти.

– Ну что?

Я знала, что все будет хорошо.

– Ты… – он помолчал, – …очень красивая. Правильный ответ.

Я никогда не бывала в ресторане, в который он меня повел, даже не слыхала о таком. Но он оказался чудесным. Толстые ковры, приглушенный до сумеречного свет, почтительные официанты, бормочущие с французским прононсом, настолько преувеличенным, что они едва понимали друг друга.

Мы с Люком почти весь вечер промолчали. Но это не свидетельствовало о нашем разладе. Никогда еще я не чувствовала ни с кем подобной близости. Мы только и делали, что улыбались друг другу. Мы расточали друг другу широкие, сияющие улыбки.

Он продолжал вести себя так же сдержанно, без малейшего намека на фамильярность, как и в начале вечера. Так что оплатить такси, открыть перед дамой дверь, пропустить ее вперед, при этом не задев ее и краем одежды, – все это я хлебала полной ложкой. И что характерно – каждый свой жест мы сопровождали широкой улыбкой.

Когда Люк, подав мне руку, галантно подсаживал меня в такси, мы чуть головы себе не оторвали, стараясь встретиться глазами и улыбнуться друг другу. Подъехав к «Ля бон шери», мы вышли из машины, чтобы тут же обменяться ослепительными улыбками. Мы улыбались всем существом, вплоть до пальцев ног. Потом – короткая пауза: он расплачивался в шофером. И тут же мы снова поворачиваемся друг к другу, и впиваемся друг в друга глазами.

Он спросил: «Ну как?» – ирландский вариант «Пойдем?», предложил мне свою согнутую руку, и мы вплыли в ресторан, где с большим энтузиазмом, хоть и на непонятном языке, нас приветствовали официанты. И от радости мы, конечно, тут же снова обменялись взглядами и улыбками.

Нас провели к столику, который был так слабо освещен, что я едва могла видеть Люка.

– Тебе нравится, детка? – прошептал он.

Просияв, я кивнула. Все было просто чудесно.

Создалась, правда, некоторая неловкость, когда мы уселись друг против друга, потому что раньше мы никогда так не сидели. Есть только одна ситуация, более располагающая к стеснительности, чем первый раз в постели с мужчиной. Это когда ты в первый раз с мужчиной в ресторане. Люк попробовал завязать разговор, начав с жизнерадостного «Ну?». Я стала придумывать, что бы такое ответить, но тут моя радость вырвалась на свободу и выразила себя в еще одной страстной, я бы сказала, экстатической улыбке, после которой говорить что-либо было уже излишним. Люк тут же выслал мне ответную улыбку. Так мы и сидели, сияя, как пара деревенских дурачков, пока елейный лягушатник-официант не подошел и не предложил нам меню.

– Думаю, нам надо бы… – Люк указал на меню.

– Ах да, конечно, – кивнула я и постаралась сосредоточиться.

Через несколько секунд, оторвавшись от меню и подняв голову, я обнаружила, что Люк неотрывно на меня смотрит, и мы снова сорвались на улыбки. Застеснявшись, я опустила глаза, но, не справившись с собой, снова взглянула на него, а так как он все еще смотрел на меня, то нам обоим ничего не оставалось, как снова улыбнуться друг другу. И снова я одновременно обрадовалась и застеснялась, и сказала: «Перестань», а он ответил: «Прости, я не могу. Ты такая…». И мы оба рассмеялись теплым счастливым смехом, а потом он снова вспомнил про меню, и сказал: «Пожалуй, нам надо бы…», а я ответила: «Еще как надо бы!»

Я боялась просто лопнуть от счастья. Я казалась себе похожей на огромную жабу, раздувшуюся от радости.

Он заказал шампанского.

– Зачем? – спросила я.

– Потому что… – он задумчиво смотрел на меня.

– Потому что… – повторил он, улыбаясь глазами. Я затаила дыханье, ожидая, что он признается мне в любви. – Потому что мы это заслужили.

Я понимающе улыбнулась. Я прекрасно знала, как он ко мне относится. И он знал, что я знаю.

Весь вечер я казалась очень спокойной, но под маской спокойствия просто задыхалась от счастья. Мои легкие с трудом вмещали столько воздуха, сердце едва выдерживало бешеный ритм, я физически ощущала, как моя кровь течет по венам. Все процессы в организме пошли совсем с другой скоростью, подстегиваемые моей любовью.

Все чувства обострились. Как будто нервы оголились, и моя нервная система представляла собой нечто вроде Центра Помпиду. Каждый вздох доставлял мне радость. Я смаковала каждый удар своего сердца, каждое сокращение мышц. Каждый новый вдох воспринимался как победа, моя грудь вздымалась и опадала, потом следовала неправдоподобно долгая пауза, потом снова вздымалась и опадала. Как будто я одолевала подъем на невысокий холм. И еще на один. И еще.

– Вкусно? – спросил он, кивнув на мое pomme au fenêtre, или не помню что это было.

– Чудесно, – прошептала я, и мне даже удалось проглотить несколько микроскопических частичек кушанья.

Наши вилки порхали над блюдами, которые, вероятно, были великолепны, но вся беда заключалась в том, что мы совершенно не могли есть. Только улыбались друг другу, как двое слабоумных. Время от времени мы клали вилки на стол и впивались друг в друга глазами, затем новая серия улыбок.

Я чувствовала себя легкой и воздушной, если, конечно, не обращать внимания на странное ощущение, как будто твой желудок и пищевод наполнены быстро отвердевающим цементом. Кажется, мы оба понимали: то, что мы чувствуем друг к другу, – хрупкая, драгоценная материя, с которой надо обращаться очень осторожно и бережно. Ее нельзя было трогать, не рекомендовалось тревожить. И хотя она пребывала в полном покое, мы каждую секунду ощущали ее присутствие. Только это и ощущали.

Не было никакой необходимости развлекать друг друга смешными историями: мы оба знали, что умеем рассказывать смешные истории. Не было необходимости набрасываться друг на друга и срывать одежду: всему свой черед. Единственный рискованный момент за весь вечер случился, когда Люк вдруг спросил: