Моя скандальная няня - Сьюзен Хансен

Прошло уже, наверное, больше года с тех пор, как я покинула Брэндона, и когда увидела его, не могла поверить, что он так вырос. Он уже самостоятельно ходил. Он больше не был младенцем, каким всегда оставался в моей памяти. Он тут же протянул ко мне ручки, и мы долго не выпускали друг друга из объятий. В моем горле начал набухать знакомый комок. Я была вне себя от счастья, но я знала — это, вероятно, в последний раз. Теперь он мог говорить. Скоро он сможет все рассказывать родителям.

Мы вдвоем уселись на качели, и Делма сфотографировала нас. Я еще не знала, что когда-нибудь увеличу и вставлю в рамку этот снимок, поместив его на самое почетное место на моем комоде, где он будет стоять в течение многих лет. Камера поймала так много. Взгляд Брэндона — милый, открытый, его обворожительная улыбка, демонстрирующая чудесные пухлые щечки. Я выгляжу, скорее, как человек, у которого только что умер любимый домашний питомец. Скрепя сердце я отпустила Брэндона поиграть. Мы с Делмой сели на край песочницы.

— Я до сих пор безумно скучаю по Брэндону, — сказала я, глядя, как он шлепает ножками по песку. — Такое чувство, будто потеряла часть себя.

— Я знаю, что это так. — Делма погладила меня по руке. — Он тоже по тебе скучает.

— Неужели он все еще вспоминает меня? — спросила я.

— Честное слово, ты — лучшее, что было в его жизни, — уверила она меня от чистого сердца. — Он теперь такой милый маленький мальчик. Я думаю, он всегда будет помнить тебя по-своему.

Она всегда знала, что надо сказать.

— Спасибо, что сказала это, — улыбнулась я своей подруге.

Я бы с удовольствием осталась навсегда в этом парке, однако мне надо было работать.

В этот раз я присматривала и за Максом, и за обеими девочками. Работы больше, но в то же время это казалось почему-то легче. На сей раз я была в другом эмоциональном состоянии; я знала, что это временный ангажемент, а кроме того, я записалась на курсы медсестер, которые должны были начаться через несколько недель. Макс быстро признал меня, и на сей раз я позволила себе наслаждаться возней с ним. Помочь с детьми во время перелета к месту съемок Дени в Санта-Фе — фантастическое завершение моей карьеры няни. Pea казалась озабоченной.

— Хорошо, что ты с нами, — сказала она. — Одри всегда беспокоят уши, поэтому ей совсем не нравится летать. Чувствую, ей будет трудно.

Как выяснилось, это было еще мягко сказано. Все пять часов полета Одри стонала, вызывая пристальные взгляды и приступы раздражения других пассажиров первого класса. Прямо как во время моего полета на Гавайи. Неужели богатые путешественники думали, что плачущие дети должны сидеть только в купе? Макс спокойно сидел у меня на коленях, но он был ребенком и, конечно, не упустил возможности пытаться переползти на колени очень холеного — и справедливо расстроенного — соседа.

К тому же некоторые пассажиры узнали Pea и стали посылать своих детей взять у нее автограф. «Папочка сказал, чтобы я сказала вам, что он постоянно смотрит ваше шоу», — говорил каждый с салфеткой и карандашом в руке.

Спустя некоторое время первый класс стал походить на детсадовскую группу.

Измученные к тому времени, когда самолет приземлился, мы попали в сауну под названием Санта-Фе. Слово «жарко» недостаточно сильное, чтобы описать погоду. С трудом преодолели мы путь до гостиницы. Я не могла понять, почему продюсеры фильма выбрали место действия в кипящем от зноя городке недалеко от Санта-Фе, если в сценарии Нью-Мексико даже не упоминается.

Мы совершили большой переезд, чтобы добраться до съемочной площадки и встретиться с Дени за ленчем. Мне мельком удалось увидеть Арнольда Шварценеггера и Келли Престон, однако актеры были «в запарке». Вопли режиссера перекрывали все звуки.

— Давайте снимать, люди! Нам нужно отснять эту сцену до захода солнца! Мы выбились из графика. Я не собираюсь оплачивать дополнительные дни, потому что мы не смогли сделать это вовремя!

Исполнители и технический персонал суетились вокруг, готовя актеров и реквизит.

Не думаю, что они обижались на назойливых горожан. Взволнованные жители не привыкли видеть знаменитостей и быстро запрудили улицы — очевидно, студия не имела достаточного количества охранников. Местная полиция предложила свои услуги, но, казалось, и сама глазела не меньше. Вдобавок ко всему толпа стала просто неуправляемой, и режиссеру пришлось сократить некоторые сцены — пространства для съемок было недостаточно. Я услышала, что два телохранителя будут сопровождать нас на ленч, и мне стало казаться, что это, пожалуй, действительно необходимо.

Вскоре Дени освободился, мы двинулись к ресторану. Но вдруг я почувствовала, будто попала в толчею рок-концерта. Со всех сторон нас окружали безумные фанаты. Я пыталась идти, толкая перед собой коляску, в которой сидел Макс, но толпа мешала. «Это малыш Дени Де Вито?» — спрашивали подростки, пытаясь к нему прикоснуться.

Наконец несколько парней-охранников пришли ко мне на помощь, но во всей этой суматохе Одри выпустила руку матери. Шестилетняя бедняжка начала плакать, и вдруг вышло так, что нас разделил людской поток. Я была ближе всех к Одри, и Pea, взяв у меня Макса, крикнула: «Лови ее!» С сердцем, объятым ужасом, я проталкивалась через толпу. Это было жуткое чувство — страх потерять ребенка, страх, чтобы его не раздавили. Наконец я оказалась возле Одри.

Отдельный кабинет в ресторане показался мне оазисом. Мы ели в укромном уголке, у дверей дежурила стража. Никогда еще я не была так рада оказаться подальше от восторженной публики. Ну не смешно ли? Сама-то я кто? Разве не публика? Но внутри этого «звездного» аквариума все казалось искривленным и несколько нереальным.

Следующие пять дней мы спасались от свирепого жара и охотников за автографами. Pea, дети и я большей частью торчали у бассейна или там, где был кондиционер, но Дени приходилось часами работать в удушающем пекле. Я и не представляла себе, сколько времени идет подготовка к съемкам. Одни и те же сцены разыгрываются снова, до тех пор, пока не будет учтено все — вплоть до цвета галстука, который к тому же не будет виден из-под пальто актера. Съемка одной сцены, например, длилась целый день, а в результате эта самая сцена при монтаже была урезана до шести секунд.

Не исключено, что кинозвезды получают больше гонорара в том числе и поэтому. Долгое пребывание в лучах софитов — или на солнце — требует от человека гораздо больше, чем можно подумать.

И вот я снова в самолете. Сейчас мой путь — в Орегон, к моей новой жизни. Вот что я нацарапала в своем дневнике.

Я действительно наконец сделала это. Я люблю семью де Вито и надеюсь, что буду поддерживать с ними контакт, но это возвращение позволило мне осознать, что я приняла правильное решение. Прошедшая пара лет дала мне ценный опыт. Но иногда я думаю, что если бы мне пришлось начинать все сначала, не уверена, что я повторила бы его снова. Боль расставания с детьми оказалась во много раз сильнее, чем я когда-либо могла себе представить. Просто я не думала об этом прежде.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});