Ален Делон без маски - Александр Брагинский

– Мы видели много фильмов, сделанных в ту эпоху, когда вы начинали, в том числе «Мелодию из подвала». Вы играли вместе с Габеном, вашим партнером и учителем. Чувствовалась некая передача эстафеты.

– В тот период Габен был в полной форме, патроном и потрясающим актером. У нас много общего. Как и он, я был военным, бывшим моряком. Как и я, вначале он не был актером. Если исключить мюзик холл и «кафконс» (кафе – концертные площадки. – А.Б.), наши карьеры были одинаковыми. Сначала Габен спускался по лестнице «Фоли Бержер» вслед за Мистингет. Но пришел день, когда ему предложили другое.

– Вы не жалеете, что не учились на актерских курсах?

– Нет. Я бы пошел тогда другой дорогой. Осознав уж не знаю как свой талант, я стал бы играть в театрах… Вы думаете, что Лино сделал бы карьеру, если бы посещал курсы Флорана или курсы Симона вместо кетча? Он бы не сделал карьеры, если бы его не заметил Габен и не сказал: «Этот малыш неплох, кто он такой?»

– Вы хотите сказать, что в шестидесятые годы вы жили безотчетно?

– Абсолютно.

– А ваши первые фильмы кажутся вам отмеченными какой-то благодатью?..

– Благодать нельзя объяснить, ее можно лишь констатировать. Однажды меня чисто случайно выбрали и поставили перед камерой. И все получилось.

– Один из моих друзей сказал, что анаграммой Delon является слово «don» (дар. – А.Б.). Что вы об этом думаете?

– Мне 60 лет, и до сих пор мне никто об этом не говорил! Спасибо. Как случилось, что никто об этом не подумал? Да, именно так, Делон – это дар. И это трудно объяснить, мне просто сказать нечего…

– Несколько месяцев тому назад я видел по Пятому каналу ваше интервью, относящееся к началу 60-х годов. Меня поразило ощущение вашего одиночества. Разве оно неотделимо от вашего положения «звезды»?

– Абсолютно. Я отдаю себе в этом отчет, с ним приходится жить, и мне это как-то даже удается. Иначе я бы не был тут… Мое одиночество относится к началу детства… Несмотря на кино, я был одинок всю жизнь. Не спасала даже любовь. Профессия актера подталкивает к одиночеству. Как говорил генерал де Голль, идите к вершинам, там меньше сутолоки. Сравнение, может быть, слишком смелое, но это одиночество людей, которые чего-то добились: чем больше лезешь вверх, тем более одинок. Моя профессия и тот факт, что я преуспел в ней, лишь усугубили это одиночество, которое всегда было со мной.

– Вы никогда не входили ни в какую компанию?

– Сознательно или бессознательно я всегда был одинок. Мельвиль и другие это поняли, поэтому это так ощущается в их картинах. Это нечто выше моего понимания. «Самурай» – это я, но все происходит совершенно неосознанно.

– Этот фильм придумал одинокого героя. В ваших предшествующих фильмах было описание среды, вы действовали совместно с другими актерами. «Самурай» придумывает образ.

– Да, Мельвиль инстинктивно это почувствовал. Он знал меня только по кино и решил предложить роль Джеффа Кастелло. Так произошла наша встреча. Жизнь состоит из более или менее хороших встреч.

– Во время съемок у Мельвиля вам приходилось с ним спорить?

– Бывало, но я сразу понимал его. Дар заключается в том, чтобы быть актером-хамелеоном, способным менять цвет, интонацию в зависимости от того, что от него требуют. Мне это представляется естественным. Если делаешь над собой усилие, это сразу чувствуется. Доказательством профессионального ума как раз служит понимание такого рода вещей, умение вникнуть в них. Но это не моя заслуга, поскольку проявляется само собой. Именно это я пытался втолковать журналистам и некоторым критикам. По той же причине я когда-то поссорился с «Сезарами». Я считал, что профессионалы не всегда делают различие между тем, что называют хорошим актером в фильме, и созданием образа героя. Часто награждают актера за то, что он хорош в фильме, не видя рядом такого актера, как Монтан, самолично создающего образ своего героя. Беру последний пример: «Казанову». Журналисты, скажем, такая идиотка, как Мишель Стувено, пишут, например: «Делон волнует, он растолстел на восемь килограммов, чтобы создать образ героя». Они не увидели, что этот герой должен быть некрасив и толст. Когда так поступают по другую сторону Атлантики, все находят гениальным. Скажем, Де Ниро в роли Ла Мотты. Я впервые растолстел для роли в «Полицейском». Мельвиль мне сказал: «Мне бы хотелось, чтобы вы немного разжирели». Я жрал, как зверь, чтобы набрать пять кило. И вот в «Синеревю» появляется мое фото в профиль с подписью: «Делон решил растолстеть». В «Казанове» я был жирным…

– …Чтобы женщина, проснувшись в вашей постели, нашла вас ужасным.

– Именно! Коли профессионалы не способны видеть разницу…

– Вы не из тех актеров, которые склонны к дешевым эффектам.

– Я прибегаю к ним, когда надо. Первое дело – встреча с режиссером, обговорить образ героя и высказать свое суждение о нем. Актер не пешка.

– Просмотрев два фильма, которые вы сделали с Лоузи, – «Убийство Троцкого» и «Господин Клейн», приходится согласиться, что один производит большее впечатление, чем другой.

– «Господин Клейн» впечатляет своим сюжетом.

– Не только. Большое впечатление производит то, что вы делаете. Невольно спрашиваешь себя, кто бы еще мог сыграть такого героя.

– Вы так любезны – спасибо. Но об этом никогда не было сказано. Я был очень рад получить «Сезара» за «Нашу историю». И очень обижен, когда не получил ничего за роль в «Господине Клейне» на Каннском фестивале. Если я и заслуживаю какой-то премии, то именно за «Господина Клейна». Чтобы с моей рожей сняться в нем, надо было иметь смелость. Вот что называется вылепить образ.

– Тем более что вы были «звездой» и что фильм является встречей с выдуманным героем.

– Вы правы! И я говорю об этом впервые, двадцать лет спустя. «Господин Клейн» родился лишь благодаря моей воле. Франко Солинас написал сценарий, кажется, для Коста-Гавраса, но тот не захотел его взять. Норбер Саада умолял меня дать прочесть сценарий Лоузи, который тотчас отзвонил, сказав: «I do that film». И спросил, хочу ли я сыграть господина Клейна. Я ответил: конечно. Так я стал не только продюсером фильма. Это не забывается. Я не жду комплиментов и благодарностей, но все-таки…

– Все-таки надо уметь разглядеть фильм!

– Признав, что это большая актерская удача. Год назад я был на Берлинском фестивале. Я был там прежде лишь раз с Рене Клеманом… Мне присудили «Медведя» по совокупности за карьеру в кино. На пресс-конференции было столько журналистов, что мне пришлось влезть на стол. Журналисты говорили, что такого не было со времен приезда Кеннеди. Когда на большой сцене мне вручали приз, я повторил его слова: «Ich auch bin ein Berliner». В Берлине, Германии!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});